С 1 апреля!

Строчки из фиков:

Сделал он пижонское лицо

Полные страха глаза бегали по стенам злосчастного зала

Странно, когда поздно, я встаю рано

И теперь ей приходилась носит париж

Большая грудь, и попа за компанию

Воротничёк закрывал спину до лопаток, спереди открывая ключицы, в изгибе утончившейся талии, прямо над аппетитной попкой...

Чашка кофе не дрогнула в фарфоровой, треснувшей в нескольких местах руке.

Помещение наполнилось жадными переговорами

Сейчас, думая, куда идти, он бездумно оглядывал открывающиеся ночные бары.


Любимая парикмахерская:

@темы: праздник

---

С Рождеством!

@темы: картинки, праздник

---

В честь Нового года выкладываю прошлогодний фик Вирент.



Название: Тринадцать дней и ночей Йоля
Автор: Вирент

Пейринг: СС/ГГ
Рейтинг: PG-13
Жанр: роман/POV Гермионы
Тип: гет
Дисклаймер: Герои принадлежат Д.К. Роулинг
Саммари: Никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь.
Комментарии: Пост-Хогвартс. Учитываются все 7 книг, кроме эпилога. Небольшое AU 6 книги. ООС героев. Местами флафф.
Написано на конкурс «Магические традиции» на ТТП, 2014 г.
Размер: мини
Статус: закончен.

______________________________________________________________




Не могу поверить, что за все годы, которые я провела в магическом мире, я так и не поняла самое главное – не волшебники управляют этим миром, а магия. Чистая, безликая субстанция, пронизывающая все и всех, сочащаяся из любых щелей, старающаяся заполнить собой пустоту равнодушного пространства. Магия никогда никого не разделяет. Расслоение по чистоте крови придумали люди. А ей неважно, кто перед ней – чистокровный аристократ, впитывающий традиции с молоком матери, или маглорожденный волшебник, не знающий и половины того древнего наследия, которое было возложено на него вместе с чарами. Она всех одинаково карает и милует.
Как бы ни казался мне несправедливым приговор, винить я могу только себя. Ругать руководство магического мира, которое, принимая и давая право учиться, не утруждает себя обязанностью предоставить необходимое знание своих традиций несведущим, бесполезно. В этом, погрязшем в собственных проблемах, перемешанном, словно слоеный пирог, обществе половина сама не знает традиций и, принимая какие-то условности, как догмы, не удосуживается задуматься, откуда и почему они пошли.
Их невежество не оправдывает моих собственных ошибок и промахов. Я сама должна была учесть, что в мире волшебников магия – высший судья. Результат моей беспечности и наивности золотистым росчерком горит на моем запястье.
Когда знак только появился, я, не понимая его значения, сразу решила, что ничего хорошего он мне не принесет. Предчувствие не обмануло – на мне висел приговор магии. Не найдя тогда ничего в своих книгах, я долго думала, к кому обратиться. В конце концов, я остановилась на Малфое-младшем. Во-первых, он был чистокровным и должен был знать о магических знаках больше любого, а во-вторых, как и я, работал в Отделе Тайн, пусть и в другой структуре, и пересечься было несложно.

Показав руку, я выжидающе посмотрела на Малфоя. Он приподнял брови, усмехнулся и уставился на меня с интересом.
- Ну, что?.. – нетерпеливо поторопила я, уже жалея, что выбрала в советчики именно его.
- Грейнджер, ты меня поражаешь, – наконец выговорил он, насмешливо растягивая слова. – Ты же вроде замуж собиралась, помолвлена была… А свадьба-то и не состоялась. В очередной раз. Третий, если не ошибаюсь?
Я задохнулась от возмущения. Я жду от него ответа, а он решил влезть в мою личную жизнь! Все же напрасно я обратилась к нему. Малфой навсегда останется самим собой. Я уже дернулась, чтобы уйти, не желая выслушивать ехидные комментарии о том, что его в принципе не касается, но он, видимо почувствовав мое настроение, быстро и скучающе добавил:
- Мне совершенно нет дела до тебя и твоих незадачливых женихов. Но ты спросила, что за знак на твоей руке. Мне казалось, что и ответ получить ты тоже хочешь.
- Хочу. Только как мой вопрос связан с моей личной жизнью?
- Неужели тебе обязательно всех перебивать? – поморщился Малфой. – Неудивительно, что ты до сих пор одна. Знак на твоей руке оставила магия после того, как тобой была разорвана магическая помолвка в третий раз. Она не любит, когда без конца рвут связь, возникающую между женихом и невестой. Прежде чем заключать магическую помолвку, тебе следовало лучше узнать, чем грозит разрыв, и несколько раз подумать, стоит ли торопиться.
Меньше всего я ожидала услышать подобное, но это было не похоже на ложь. Поэтому я почти беспомощно, с дикой надеждой на совет спросила:
- И что теперь?
- На тебе висит приговор магии. И когда след на твоей руке увеличится и завершит круг, на тебя ляжет проклятие, которое ты уже не сможешь снять, – ехидно, с явным удовольствием просветил меня Малфой и, предотвращая очередные вопросы, добавил: – Советую прочитать пару занятных книг. Вряд ли ты найдешь их на полках магазинов, но в библиотеках старых чистокровных семей… они должны отыскаться. – И, пока я не продолжила его пытать, он развернулся и скрылся за поворотом коридора.
Да, Малфой всегда остается Малфоем. Вот, зараза! Нет бы, посоветовать пару авторов или вообще дать книги из собственной библиотеки. Но, перестав быть врагами, мы не превратились в друзей. И уж если ругать кого, так не Малфоя за бессердечность – будто я о ней не знала, а себя – за беспечность. Надо было дольше думать, стоит ли совершать такой важный шаг, как магическая помолвка, а не ошибаться целых три раза!
Но могла ли я знать заранее, что так выйдет? Успешно устроив свою карьеру, мне не удалось наладить личную жизнь. Всякий раз, готовясь к свадьбе, я думала – это навсегда, и раз за разом наступала на одни и те же грабли, действуя крайне опрометчиво.

После войны, словно бросая вызов смерти, мы с Роном заключили помолвку, собираясь пожениться сразу, как закончится последний, пропущенный нами курс Хогвартса. О чем я тогда думала?.. Не знаю. Мне искренне верилось, что я люблю его. Но, как показали следующие месяцы, наши отношения были лишь отголоском безумия военного времени.
Война, со всей ее непредсказуемостью, – прекрасная сваха. Соединяя сердца танцующих со смертью, она словно стремится насладиться их отчаянием и надеждой, разделенным на двоих страхом и одиночеством. Но проигрывая партию жизни, она, как ревнивая мать свое чадо, уносит с собой мрачное очарование романтики перед лицом смерти, и чудо, если оно окажется не единственной ниточкой между двумя победителями.
В мирное время, ярко контрастирующее с прошлым, стало очевидно одно – мы с Роном слишком разные. И возможно, куда больше, чем раньше. Пришло время готовиться к свадьбе, а я могла думать только: «Что я делаю?» Тогда я впервые разорвала помолвку, не вынеся мысли о том, что, возможно, совершаю самую большую ошибку.

После несостоявшейся свадьбы я приняла предложение Кингсли, ставшего после войны Министром магии, и устроилась работать в Отдел Тайн. Это была неслыханная честь для меня, и я с головой окунулась в работу.
Спустя два года судьба свела меня с Виктором Крамом, который прилетел в Британию на Чемпионат по квиддичу. Он сам нашел меня, пригласил на матч, позже на свидание, и я не видела повода для отказа. Виктор – моя первая детская влюбленность – всколыхнул во мне прежнее чувство, только теперь оно было более взрослым, более сильным и зрелым. И так же, как и с работой, я, не раздумывая, бросилась в омут новых отношений.
Была ли это любовь или просто симпатия, чьей опорой стало воспоминание о том внимании, которое оказал мне Виктор на четвертом курсе, а может, та трогательная нежность, предназначавшаяся только мне, я не могу сказать точно. Но после года, проведенного вместе, я приняла предложение руки и сердца.
Однако, заключив помолвку и во всю готовясь к свадьбе, Виктор стал часто говорить о будущей совместной жизни. Не спрашивая моего мнения, он сообщил, будто это было само собой разумеющимся, что, поженившись, мы переедем в Болгарию, а на вопрос о моей работе лишь пожал плечами, сказав, что мне уже пора увольняться. Мне не понравилось это заявление, но, тем не менее, я, возможно, была бы готова и на такой шаг, несмотря на то, что это означало поиск новой работы в другой стране. Но когда я озвучила ему эту мысль, Виктор посмотрел на меня удивленно и уверенно заявил:
- А зачем тебе работать?.. Ты будешь сидеть дома, вести хозяйство, а потом воспитывать наших детей. У меня хватит средств, чтобы обеспечить нашу семью. Так что это не обсуждается.
Сколько бы я не пыталась найти компромисс, Виктор не желал меня слушать. И, испугавшись подобной перспективы, я отказала ему, забрав свое слово.
Расставание далось мне сложнее, чем первое. Но я справилась с этим так же, как и в прошлый раз – проводя почти все свое время на работе, задерживаясь допоздна и даже порой оставаясь на выходные и праздники. И, в конце концов, не заметила, как грусть растворилась во мне, напоминая о себе лишь горьким послевкусием.

Прошло три года после вторых неудачных отношений, и я больше не вспоминала о них. А вскоре к нам в отдел из другой страны перевелся новый сотрудник, Роберто Кавальери – черноволосый и кареглазый, душа компании, быстро очаровавший меня. Как он красиво ухаживал – дарил цветы, говорил комплементы, каких я никогда раньше не слышала в свой адрес, предугадывал любое мое желание. И при этом был изумительным собеседником – умным, обаятельным, интересным. Роберто с утонченностью и страстью истинного итальянца плел свою паутину, как паук, заманивающий жертву, и я не устояла, с радостью поддавшись его чарам, словно наивная девочка.
Когда он предложил мне выйти за него, сделав поистине волшебное предложение, я согласилась, уверенная, что на этот раз нашла человека, с которым проживу всю свою жизнь. Непростительная слабость стала роковой ошибкой, стоившей мне очень дорого.
До свадьбы оставался ровно месяц, когда я застала Роберто с другой женщиной. К боли от предательства близкого человека примешивалась обида, разъедающая душу медленнодействующим ядом горечи. Хуже всего, он не пытался оправдываться, наоборот, выдал фразу, заставившую меня застыть не то от ярости, не то от потрясения:
- Солнышко, что ты так переживаешь?.. Подумаешь, развлекся на стороне. Я же все равно люблю только тебя. Сколько бы их ни было, я всегда буду возвращаться к тебе.
- Не стоит возвращаться. Я такого не приемлю. Отныне мы чужие люди, – выдавила я, пытаясь сдержать переполнявшие меня эмоции.

Разорвав помолвку, я старалась как можно реже пересекаться с бывшим женихом, избегая его по мере возможности.
Честно говоря, было так больно и неприятно, словно мне плюнули в душу, растоптали все мечты, которые я успела построить. И я больше не уверена, что хочу повторения. Видимо, мне не суждено обрести семейное счастье. После появления метки и разговора с Малфоем я только утвердилась в этом.
Горечь одиночества, если подумать, куда предпочтительнее горечи любви. Когда рядом никого нет, то и разочаровываться не в ком. А я устала развенчивать свои мечты о счастье – наносимые каждый раз раны не заживают, горящими шрамами опустошая сердце и душу. И даже если все три романа были лишь эхом настоящей любви, обида и печаль не становятся от этого меньше.
Однако у меня не было времени долго рефлектировать. Стоило задуматься о более важных делах – чем мне грозит приговор магии и как его можно снять? После недолгого раздумья, где искать ответы, я отправилась на площадь Гриммо, 12. В библиотеке старинного чистокровного рода Блэк наверняка есть необходимые мне сведения, а Гарри, который теперь жил в особняке, не откажет мне в помощи.

Как я и думала, мой друг, даже не спросив, что я собираюсь искать, дал мне доступ. Окинув обширнейшую подборку книг, занимавшую огромную комнату со стеллажами до потолка, я, грешным делом, едва не опустила руки. К тому времени, как я найду хоть что-то, может стать слишком поздно. Но минутная слабость прошла столь же быстро, как и появилась, и я зарылась в фолианты. Зная, что со мной, я примерно понимала, в каком разделе смотреть.
Лишь через три дня плотных поисков, я нашла то, что нужно. Согласно тексту, приговор магии налагается на волшебника в нескольких случаях, и выявить причину можно лишь по знаку, проявляющемуся на коже. Вот почему Малфой сразу определил, что на мне висит проклятие, связанное с разрывом помолвок. Прогнозы были неутешительными: если в ближайший месяц я не избавлюсь от него, на меня ляжет «венец безбрачия». Но это не самое страшное. Я стану сквибом.
Единственный способ снять проклятие – заключить магический брак до того, как знак соединится двумя концами. Но это не означает, что я могу выскочить замуж за кого угодно. Супруг должен подходить мне магически, и если я ошибусь и на этот раз, то проклятье вступит в силу незамедлительно, затронув и моего нареченного.
Но как определить, подходит ли мне партнер, если искать нового нет ни сил, ни желания?
Никогда раньше я не бросалась в омут с головой сгоряча. Сколько бы ошибок я не наделала, они не случались в одночасье. После расставания и с Роном, и с Виктором у меня было время забыть, залечить раны и просто разобраться в своих чувствах, расставить их по полочкам. А сейчас?.. Все произошло так быстро. Еще не отболело, не позабылось в ворохе дней и месяцев, которых у меня просто не было. А с предупреждением, что пострадаю не только я, но и избранник, не виновный в моих прошлых промахах… Ничего себе способ снять проклятие – проще написать сразу, что и пробовать бессмысленно!

Поборов очередной приступ отчаянья и ярости, я вновь зарылась в библиотеку Блэков, изучая все относящееся к магическому браку. И еще через пару дней отыскала Обряд соединения судеб.
С незапамятных времен в магическом мире юноши и девушки, кому по возрасту пришел срок выбирать себе жениха или невесту, отдавали это на откуп магии. Накануне Йоля они проводили найденный мной обряд, который каким-то волшебным способом сообщал имя подходящего человека. Даже если кандидат не знал до этого названного, то такой брак всегда приводил к созданию крепкой и любящей друг друга пары.
Однако из-за нарастающих междоусобных войн и передела власти в магическом мире традиция претерпела сильные изменения, а исконный обряд, некогда составляющий саму ее суть, предан забвению. В новом ритуале выбор супруга делался из заранее отобранных кандидатов, что позволяло быть уверенными, что магия не соединит заклятых врагов и политических противников. Но, несмотря на то, что измененный обряд, как и первый, подбирал пары по взаимодействию магических аур и дополнению сил, он не давал абсолютной уверенности в результате, и поэтому даже чистокровные аристократы, соблюдающие древние обряды, не заключали магических помолвок. Они жили, регистрируя браки в министерстве, годами проверяя прочность и удачность союза, и только после этого прибегали к магии. Ведь разрыв магических союзов, сопровождаемый сквибством, был для них подобен смерти.
Ситуация, в которую попала я, не допускала полутонов. Если я хотела избавиться от клейма проклятой, мне необходим был именно древний обряд. И я не могла не воспользоваться единственно возможным шансом. Потерять магию – равносильно ампутации. Я уже настолько пропитана волшебством, что не выдержу жизни без него – фантомные боли сведут меня с ума. И едва ли я смогу хоть в чем-то найти утешение. Чем бы я занялась в обычном мире, не имея даже документов об окончании старшей магловской школы? Не говоря уже о «венце безбрачия», который никуда не исчезнет вместе с магической силой. Как бы мне не было больно и обидно после последнего разрыва, я не хотела лишиться шанса на семейное счастье – не сейчас, так в будущем.

Прочитав о несложном обряде, я поняла, как мне повезло. До празднования Йоля оставались считанные дни.
Первая ночь из тринадцати, «нулевая», как ее называли, когда и проводился этот обряд, наступала буквально послезавтра. Меня, конечно, несколько пугало, что выпадет имя совершенно незнакомого мага. И, если честно, не только то, что поиски могли затянуться. Волшебный мир невелик. Найду. К тому же, у моего суженого вокруг пальца появится золотистый ободок, как и у меня, который в день свадьбы, превратится в магическое обручальное колечко, а значит, он тоже будет предупрежден. И если даже он окажется маглорожденным без корней, как и я, то просветить его, коли он не узнает раньше, не будет большой проблемой. А вот что дальше?.. Магия магией, но как строить отношения, начавшиеся со свадьбы?.. Но, похоже, это тот самый случай, когда проблемы решаются по мере их поступления.
Радовало и то, что для проведения обряда не нужно особых приготовлений. Всего-то как следует вымыться в травах, надеть на обнаженное тело новую холщовую рубаху, распустить волосы, прочитать несколько несложных катренов в полночь и ждать.

Начиная, я была готова к чему угодно, но только не к тому, чем все обернулось. Я надеялась, что, последовав древней позабытой традиции, смогу решить свои проблемы, но лишь добавила новые. И что, Мерлина ради, я теперь должна делать?.. Я ведь даже не предполагала, что такое возможно! Разве могла я хоть на секунду предположить, что прозвучит имя моего бывшего профессора зельеварения и ЗОТИ?.. Конечно же, нет.
Острая тоска и разочарование накрыли с головой, а в груди, подобно ядовитой змее, поднялось отчаяние. Видимо, я действительно проклята, раз магия, словно в насмешку, соединила мою судьбу с человеком, которого не было в живых уже много лет.
Обиднее всего, что будь Северус Снейп жив, я бы сочла, что мне, в очередной раз, повезло. Конечно, я никогда раньше не думала о нем в этом смысле. Он был моим учителем, и у меня просто не могло возникнуть подобной мысли, да и у него, в общем-то, тоже – я более чем уверена. Но я точно знаю, что мы смогли бы найти сотни точек соприкосновения, ведь на шестом курсе мне одной удалось увидеть за маской циничного и жестокого профессора неплохого человека и интересного собеседника.

После окончания Хогвартса я хотела поступить в университет магии, а для этого мне, помимо ТРИТОН, следовало написать исследовательскую работу по профильному предмету. Я решила уже на шестом курсе начать работу, но так как до конца не определилась с направлением, то взялась писать сразу в трех: Зельеварение, Нумерология и ЗОТИ. Если честно, первые два меня не беспокоили, а вот последний, преподавателем которого был профессор Снейп… Почему-то мне казалось тогда, что он откажет. Однако, к моему удивлению и безмерной радости, опасения не подтвердились.
Всякий раз, когда я приходила к нему по поводу работы, лишь сильнее убеждалась, что профессор Снейп – непревзойденный специалист в области темных искусств, и становилось удивительно, что он столько лет добивался этой должности, а получил ее только сейчас. И главное, он прекрасно умел рассказать и объяснить то, что было непонятно. Просто нужно было хотеть услышать. Да и, как мне казалось, ему самому было интереснее вести разговор с тем, кто действительно желал учиться. Наверное, профессор Снейп был бы прекрасным наставником, а вот преподавание в школе всем подряд явно раздражало его.
Неудивительно, что когда мне понадобился совет по зельям, я также решила обратиться к нему. Новый профессор зельеварения, Гораций Слизнорт, который курировал мою исследовательскую работу по этому предмету, был неплохим специалистом, но как учитель… Возможно, я придиралась, но некоторые моменты, интересовавшие меня, он так и не смог разъяснить мне в том объеме, в каком бы мне хотелось.
Я не стала ждать назначенного дня, не желая разбавлять ЗОТИ зельеварением, поэтому сразу же от профессора Слизнорта поспешила в кабинет профессора Снейпа. Он едва ли ждал гостей, и уж тем более, моего внезапного прихода, явно пребывающий до этого в каких-то своих невеселых мыслях. Без своей извечной мантии, в брюках и белой рубашке он выглядел гораздо моложе, а без бесстрастной маски на лице – понятней и проще. И что удивительнее, он не выставил меня за дверь!
Не скажу, что влюбилась в него в ту же минуту или начала думать о преподавателе, как о мужчине. Конечно же, нет. Но, определенно, я взглянула на профессора Снейпа совсем по другому, и мне стало с ним еще легче общаться. Оглядываясь назад, могу сказать, что не только мне были приятны наши встречи. Или это уже сегодняшняя фантазия под влиянием выпавшего имени?..
Впрочем, что толку думать о прошлом, оно неизменно. А будущее… О каком будущем вообще может идти речь, если один из потенциальных партнеров мертв?! Но, с другой стороны, суженного выбирала мне сама магия, и вероятность того, что она просто поиздевалась надо мной, была не просто ничтожно мала – попросту невозможна! А раз так, существует решение и, как бы ни казалось это нереальным, Северуса Снейпа можно вернуть в мир живых оттуда, где бы он ни был. Причем не фантомом, не зомби, а нормальным человеком, из плоти и крови. В конце концов, Гарри тоже умирал, пусть и ненадолго, а теперь здравствует.

Обнадеженная такими рассуждениями, я опять обратилась к библиотеке Блэков, но на этот раз я искала не старинные фолианты, а хроники или дневники самих хозяев особняка. Их оказалось много, описывающих различные темномагические обряды, семейные дрязги, финансовое положение и еще, Мерлин знает что, – я не вчитывалась, просматривая наискосок. У меня на поиски оставались лишь сутки, и, как бы мне не было любопытно, я не могла вникать во все.
Мне наверняка помогла магия – или удача, но в истории рода был похожий случай, описанный довольно подробно. Оказывается, магическое партнерство настолько сильно, что не позволяет погибшему уйти в потусторонний мир, если его половина – неважно, связанная или нет узами брака, – осталась в живых. Душа такого мага или какая-то другая неизвестная мне субстанция остается на пороге ждать либо вызова назад, либо соединения в посмертии.
К счастью, для возвращения к жизни Северуса Снейпа мне не надо было стать некромантом и приносить на алтарь невинную жертву. Все было проще и обыденней, хотя без свечей, рун и рисования круга собственной кровью не обошлось. И место для всего этого – специально оборудованное помещение – у меня было под рукой: все в том же особняке Блэков, не настроенное так, чтобы им могли пользоваться только кровные родственники.
Правда, было одно «но» – в дневнике описывался случай, когда к жизни вернулась невеста, с которой была заключена магическая помолвка, также приводился пример, когда призывали супруга. Оба умерших человека вышли из ритуального круга материальными не только визуально – словно не умирали.
У меня же была несколько иная ситуация. Снейп мне, по сути, никто. Он не явится реальным человеком – лишь призраком. И только от меня будет зависеть, останется ли он со мной в мире живых или вернется с окончанием дней Йоля за порог.
Задача казалась мне невыполнимой. Как можно заставить захотеть остаться человека, с которым у меня были самое большее уважительные отношения ученицы и преподавателя, причем остаться со мной, а не просто вернуться в мир живых? Заключить магический брак только для того, чтобы потом разойтись, делая вид, что между нами ничего нет, не только жестоко по отношению друг к другу, но и невозможно в той ситуации, в которой оказалась я, когда судьей выступает не мои решения, а сама магия.
Да, древний обряд соединил наши судьбы, да, мы магически подходим друг другу, но будет ли этого достаточно, чтобы Снейп воплотился в живого человека, сказать наверняка я не решусь. Магия, способная вернуть его, слишком древняя, на грани темной, она не сделает поблажки, если один из пары не поддержит другого. И если я, начав обряд, тем самым подтвержу свое желание и стану якорем для возвращаемой души, и этого будет достаточно, то в случае призываемого все гораздо сложнее. Он должен сам захотеть вернуться в мир живых, закрепив тем самым связь, что соединит нас с начала ритуала.
А если вспомнить то, что я слышала от Гарри?.. Снейп всю жизнь любил одну женщину – его мать, Лили Эванс. Зная об этом, могла ли я надеяться хоть на что-то? Однако, несмотря на это, я не решилась отказаться от ритуала. Это был мой единственный шанс стать счастливой и не потерять магию.
Да и потом, если есть хоть малейшая возможность вернуть Снейпа к жизни, того, кого я узнала за то время, которое провела в его кабинете на шестом курсе, талантливого мага и ценнейшего союзника в войне с Волдемортом, как выяснилось после финальной битвы, то разве могла я не воспользоваться ею? Он заслуживал этого больше многих. Если быть до конца откровенной с самой собой, то он был единственным, с кем мне было интересно общаться – пусть наши беседы и носили деловой характер. Когда в конце шестого курса Снейп убил директора Хогвартса, мне до конца не хотелось верить в его предательство, и, услышав от Гарри оправдывающие профессора факты, я приняла их как должное, порадовавшись, что тот на самом деле всегда был на стороне Дамблдора и Ордена.
Поэтому, хоть меня и терзали некоторые сомнения и неуверенность, я твердо решилась провести ритуал, а там – будь что будет. Даже если ничего не получится, я хотя бы точно буду знать, что сделала все, что могла, и сожаления об упущенном шансе не станут терзать меня в одинокой старости.

Разумеется, приняв решение, я не могла не поставить в известность Гарри. Он, конечно, мой друг и умеет не влезать с расспросами, если не хочешь. Но это был его дом, его ритуальная комната, и чтобы ей воспользоваться, мне необходимо разрешение хозяина. Кроме того, если у меня все получится, то скрыть от Гарри возвращение Снейпа не удастся. Да и не хотела я утаивать от лучшего друга правду.
Я вывалила на Гарри свои проблемы и затаила дыхание, ожидая его реакции. Он, конечно, давно перестал ненавидеть Снейпа, но все-таки мне было немаловажно его мнение.
- Ну, ты и влипла! – присвистнул Гарри, разглядывая сомнительное украшение на моем запястье. – Слава Мерлину, мы с Джинни пока не совершали магической помолвки. Мне, конечно, кажется, что мы – идеальная пара, но…
- Лучше скажи, как ты относишься, к тому, что я сделаю, – перебила я.
- У тебя есть альтернатива?
- Нет.
- Тогда не медли. Я, например, буду рад, если Снейп вернется. Он действительно заслуживает этого. А потом, как я понял, вы должны будете заключить брак, если все получится?
- Да, верно. Причем в ближайшее время – уже меньше месяца, – кивнула я и, поколебавшись, спросила: – Надеюсь, тебя это не смущает?
- Гермиона, главное, чтобы это не смущало тебя. А я-то что?.. Не мне с ним жить, слава Мерлину! – хихикнул он. – Если ты думаешь, что я отвернусь от тебя, то ошибаешься. И если тебе будет нужна моя поддержка в дальнейшем, я ее обещаю.
- Ну, не благословления же я прошу у тебя, – кисло пошутила я. – Спасибо.
- Все будет замечательно, – подбодрил меня Гарри, вечный оптимист.

Ритуал вызова должен был быть совершен во вторую ночь Йоля, с двадцать первого на двадцать второе, когда происходит зимнее солнцестояние. И это неудивительно, ведь эта ночь, самая длинная в году, была самой важной в праздновании Йоля. Считалось, что во время нее миром правят духи. Верили, что быть одному в такой момент значило остаться наедине с мертвыми и сущностями из иного мира. И собственно, именно поэтому эта ночь была единственно подходящей для совершения ритуала призыва с той стороны.
К моменту, когда нужно было начинать, у меня все было готово, и я, оставив сомнения за порогом комнаты, без колебания зажгла первую из свечей, расставленных по кругу, очерченному моей кровью, и принялась читать катрены…
Едва отзвучали последние слова, красновато-желтые огоньки вспыхнули и, закружившись в вихре танца, поменяли цвет на ультрамариновый, скрывая за сплошной стеной яркого огня ритуальный круг. Постепенно сужаясь, огонь преобразовался во вполне узнаваемую фигуру Северуса Снейпа.
Он был настолько реальным, что я задохнулась от нахлынувших эмоций и не заметила, как свечи окончательно погасли и источают лишь слабый дымок. Комната погрузилась во мрак и тишину, скрыв все вокруг.
Очнувшись, я произнесла «Люмос». Помещение озарилось светом, и стало понятно, что Снейп мне не привиделся. Он по-прежнему стоял в центре круга, но его ноги немного не касались пола. Хотя в остальном он выглядел вполне материальным.
Я открыла рот, желая разорвать то странное оцепенение, захватившее меня, и поняла, что не знаю, что сказать, как вообще начать разговор. Происходящее вдруг стало казаться мне каким-то сюрреалистическим сном, странно-невозможным видением, до боли манящим и до абсурда настоящим.
В конце концов, не найдя более подходящих слов, я просто поздоровалась и пробормотала, как рада видеть его. В ответ я услышала тихий смешок.
- Зачем вы ввязались в это, мисс Грейнджер? – было первым, что я услышала от человека, которого никогда не думала более увидеть.
- Ввязалась во что? – не придумав ничего умнее, спросила я, сделав вид, что не понимаю, о чем речь.
Снейп обвел ритуальную комнату выразительным взглядом, махнув рукой на то, что некогда было кругом вызова, после чего сложил руки на груди и посмотрел на меня, изогнув бровь в излюбленном жесте.
- Не пытайтесь казаться глупее, чем вы есть на самом деле, мисс Грейнджер. – Холодная насмешка в его голосе была очевидна и ни чем не прикрыта. – Вы связались с весьма сомнительной магией. И ради чего, собственно говоря?
- А что если я просто хотела, чтобы вы жили?
- Неужели?.. И что вы подразумеваете под жизнью? Вот это?.. – Он указал на себя и жестко продолжил: – Как вы видите, я относительно материален, но что в этом толку? Вам удалось вызвать меня с грани между двумя мирами, но, по сути, ничего не изменилось. Я дух, фантом, если угодно. Я чужд миру живых, за грань мне путь закрыт, а в междумирье я не могу вернуться до тех пор, пока не истечет тринадцатая ночь Йоля.
- Это ненадолго. Я знаю, что вы можете вернуться в мир живых, и не гостем из мира духов. Иначе бы я не рискнула проводить ритуал. – По-хорошему, надо бы рассказать ему всю правду, но как заговорить об этом, я не знала, надеясь, что во время этого нелепо-невероятного диалога смогу как-то подвести разговор к нужной теме.
- Не рискнули бы… – покачал головой Снейп. – И все же, зачем вы вообще решились на это, позвольте поинтересоваться? Я имею права знать, что подвигло бывшую ученицу на столь рискованный шаг, чтобы вернуть ненавистного преподавателя в мир живых.
- Зачем вы так?.. Я не считаю вас ненавистным. Вы спасли многих из нас от незавидной участи быть под пятой Волдеморта. Ведь если бы не вы, Гарри давно бы погиб, и война закончилась бы иначе. – Мерлин, что я такое несу?.. Допустим, это правда, но разве об этом я должна сейчас говорить?.. Ох, что-то я не уверена.
- Так все дело в благодарности и гриффиндорском благородстве?.. Это похвально, но маловато для того, чтобы спустя годы проводить ритуал на грани темной магии. – Ну вот, я так и думала, что он все так воспримет. С другой стороны, он вряд ли считает, что это достаточная причина. Как же мне сказать правду?
Пытаясь собраться с мыслями, я безотчетно потянулась левой рукой поправить выбившийся из прически локон, но замерла, заметив, что Снейп бросил странный взгляд на мою руку, и в этом взгляде было удивление, недоверие и какое-то понимание. Будто он сложил в голове мозаику, добавив отсутствующие паззлы.
- Что ж, теперь мне все ясно, – как-то спокойно констатировал он, затем кинул взгляд на дверь позади меня, словно к чему-то прислушиваясь.
Я тоже посмотрела назад, пытаясь разобраться, что Снейп услышал, а когда обернулась, то осознала, что осталась в комнате одна – он исчез.

Я отмахнулась от расспросов Гарри и, наскоро поблагодарив за помощь и попрощавшись, аппарировала к себе домой. Я никак не могла понять, что же все-таки случилось. Почему Снейп исчез? Куда? Неужели ушел за грань?.. Но ведь он сам говорил, что не может сделать это раньше конца Йоля. Вопросы сыпались один за другим, не находя ответов.
Пребывая в мрачных думах, я выудила из холодильника полупустую бутылку сока и, закрывая дверцу, собиралась сделать глоток, как едва не подпрыгнула, заметив темную фигуру, прислонившуюся к стене. Руки разжались, и остатки сока разлились по полу.
- Что же у вас в руках-то ничего не держится? – усмехнулся Снейп, которого явно позабавила моя реакция.
- Не надо так подкрадываться, – парировала я, переводя дыхание и хмуро оглядывая учиненный беспорядок.
- Даже и не думал, – фыркнул Северус, а в глазах угадывалось веселье напополам с любопытством. – Просто решил составить компанию, раз уж я оказался тут благодаря вам.
- Почему вы исчезли?
- Нужно было обдумать… сложившуюся ситуацию, – сказал он. Затем добавил: – Как вы решились на Обряд соединения судеб?
Я не стала уточнять, как он понял. Было очевидно, что Снейп знает намного больше меня о магических традициях. Передернув плечами, я принялась за уборку, не зная, что сказать. А потом подумала, что глупо скрывать правду и рассказала, показав заодно и знак на запястье, который увеличился на пару миллиметров.

Первые пару дней наши разговоры напоминали хождение по минному полю. Я не знала, как вести себя с ним, как строить диалоги – о чем?.. Ситуация казалась мне до ужаса абсурдной, разговоры – фальшью, а то, что он до сих пор не послал меня куда подальше, – всего лишь жалостью и желанием провести вынужденные дни в мире живых не в гордом одиночестве. Северус (я решила, что хотя бы мысленно стану звать его по имени – в противном случае происходящее только сильнее начнет напоминать мне фарс), очевидно, тоже не слишком-то стремился к общению, полагая, должно быть, что во всем этом непременно присутствует какой-нибудь подвох.
Где-то на пятый день Йоля, когда я стояла у окна и бездумно смотрела на раскинувшийся снежный пейзаж – все дорожки, площадка, деревья были покрыты белым одеялом, а с неба сыпался крупными неряшливыми хлопьями снег, Северус появился так же внезапно и незаметно, как и в первый его приход в мою квартиру. Я не слышала его шагов – это было невозможно, если вспомнить, что он не касался пола, лишь почувствовала дуновение воздуха, когда Северус приблизился ко мне, и все же едва не вздрогнула, когда он заговорил:
- Вы так долго стоите у окна, что мне стало интересно, о чем таком вы думаете?
- Не поверите, ни о чем. Давно в голове у меня не было столь пусто, – усмехнулась я, но, на секунду застыв, добавила: – Когда-то в детстве я любила ходить гулять в снегопад. Казалось, нет ничего волшебнее. А сейчас…
- А что сейчас?.. Ничто не мешает вам выйти на улицу. За годы ничего не изменилось – только ваше восприятие, вот и все, – пожал плечами Северус.
- Безусловно, – кивнула я и обернулась к нему, но за спиной уже никого не было. До чего же он любит появляться и исчезать без предупреждения!
Постояв еще пару минут, глядя на совершенно пустую комнату, я быстро собралась и вышла во двор – в теплом пальто и сапогах, но без шапки – каприз, который не позволялся мне, когда я была ребенком. Теперь белые хлопья, без устали падающие с неба, путались в рассыпанной по плечам пышной копне волос, остужали голову и, тая, капельками воды заползали под шерстяной шарф.
Словно это было то, чего мне не хватало в последние дни, но я вдруг поняла, что ореол искусственности и фальши, который, как мне казалось, окружал меня – мираж, созданный моим подсознанием, защитная реакция, развеявшаяся в миг осознания того, что никак не давало мне покоя. Все, что происходит со мной, – реальность, и магия, толкнувшая меня на этот путь, не враг мне, а проводник. И незачем во всем искать ложь, всего-то нужно быть собой и не пытаться казаться той, кем я не являюсь, и будь что будет. Состояние какой-то бесконечной спешки смыло холодным снегом, давление утекающего, как вода сквозь пальцы, времени отпустило, наконец, заставив меня облегченно рассмеяться.
Уловив за спиной какое-то движение, я замолчала и обернулась, догадываясь, кого увижу. Так и оказалось.
- Не боитесь простудиться? Мне казалось, безрассудство все же не ваша черта, – заметил Северус.
- Не имеет значения. Да и дома у меня найдется перцовое зелье, на всякий случай, – улыбнулась я, а затем, без перехода, спросила о том, что зацепило меня в его словах при нашей первой встрече в ритуальной комнате: – Профессор, а почему вы говорили о возвращении в междумирье? Вы сказали, что путь за грань для вас закрыт, но как такое может быть? Вы ведь... ушли до того, как обряд соединил наши судьбы.
Он замер на мгновение, как-то задумчиво глядя на меня, а затем ответил – спокойно, будто говорил не о собственной смерти:
- Нагини была не просто ядовитой змеей, она являлась, как вы знаете, крестражем Волдеморта. Меня убил не столько яд, сколько темная магия, содержащаяся в этом существе. И она же не позволила мне пойти дальше – я застрял между двумя мирами, не принадлежа, по сути, ни одному из них. Именно поэтому, когда вы провели Обряд соединения судеб, он связал нас. Если бы не это, то такого бы не произошло – как бы мы ни подходили друг другу, по мнению магии, но мир за гранью она не способна затронуть. – Помолчав, он добавил, усмехнувшись: – И перестаньте называть меня профессором, я давно уже им не являюсь.
- Это ужасно, про… – заметив его укоризненный взгляд, я запнулась и, подумав пару секунд, продолжила: – Северус, я не знаю, что сказать…
- Не продолжайте, мисс Грейнджер. Лучше расскажите, что происходило в последние годы после войны, – оборвал он меня, снова становясь похож на самого себя.
- Только если вы тоже будете звать меня по имени, – с легким укором сказала я, с грустью понимая, что он сознательно продолжает держать между нами дистанцию, а значит, едва ли захочет остаться.
С другой стороны, не я ли пару минут назад решила, что не стоит намечать какие-то планы, а просто пустить все на самотек, позволив событиям развиваться своим чередом?
- Что ж, весьма справедливо… Гермиона, – улыбнулся он, и я неожиданно поймала себя на том, что мои губы помимо воли растягиваются в ответной улыбке.
Последующие часы слились для меня в один миг. Сначала я действительно рассказывала о событиях последних лет, а затем, когда мы вернулись домой, разговор как-то плавно перетек в обсуждение моей работы и учебы.
- Вы, помнится, хотели поступать в университет после Хогвартса. Передумали?
- Не сложилось. Сначала было не до этого. А потом меня пригласили в Отдел Тайн. Я так погрузилась в работу, что об учебе в университете не могло быть и речи, – пояснила я.
- Жалеете, что не поступили? – проницательно заметил он.
- Пожалуй, немного, – согласилась я, вздохнув. – На самом деле, все лучше, чем кажется. Как бы там ни было, я нисколько не жалею, что приняла предложение Кингсли. Мне действительно нравится моя работа.
За спокойной, ничем не обязывающей беседой время пролетело незаметно. Только когда мои глаза начали закрываться сами по себе, я обратила внимание, что уже довольно поздно. Однако мне было жаль прерывать наш разговор – сегодня я снова поняла, как легко и интересно мне было с ним, и от мысли, что этот краткий миг рассеется, становилось неожиданно неприятно. Но когда я повернулась к Северусу, чтобы попросить его не уходить пока, то поняла, что опоздала – он исчез, как прежде, без предупреждения.

Утро Рождества встретило меня простудой. «Да, погуляла, называется», – подумала я, со стоном отрывая голову от подушки. В висках что-то настойчиво стучало, а в горле словно скребли разъяренные кошки. Будто в насмешку, окно зазвенело от настойчивого стука по стеклу. С трудом разлепив отяжелевшие веки, я, ворча себе под нос, вылезла из кровати, мужественно расставшись с теплым одеялом, и подошла, чтобы пустить внутрь небольшую пеструю сову, новую питомицу Гарри.
В послании ожидаемо было приглашение на Рождество. Честно, из-за своих проблем я совсем позабыла, что мы собирались отмечать его вместе. А еще мне вдруг вспомнилось, что я не сказала Гарри, что ритуал сработал. Мое поспешное бегство с Гриммо явно производило обратное впечатление. Но мой друг, хорошо изучив меня за годы знакомства, решил дать мне немного времени побыть наедине с собой, а не лезть с утешениями, поэтому писал так, будто никакого ритуала и не было.
Поняв свою оплошность, я написала ответ, в котором объясняла, что у меня получилось, и все пока идет по плану. Так что, «спасибо за приглашение, придти не смогу, но одна не останусь». О простуде я не обмолвилась, так как Гарри наверняка примчался бы. А я откровенно не знала, как бы мой гость… «постоялец»… «жених» – не представляю, как правильно назвать Северуса, – отнесется к внезапному, да еще и такому визитеру.
Приложив подарки и выпустив сову, я немного привела себя в божеский вид и пошла за порцией перцового зелья, решив больше не ставить эксперименты над собственным здоровьем.
- Я смотрю, вы уже не столь довольны тем, что накануне не озаботились последствиями? – раздался насмешливый голос за спиной, но я больше не шарахалась, приняв как норму его внезапные появления.
- И вас с Рождеством, Северус, – хмуро проворчала я, доставая фиал с зельем, и с тоской отметила, что он совершенно прав, хотя мог бы и промолчать.
И почему нет никакого нормального зелья от банальной простуды без дурацких побочных действий, как у перцового?! А пытаться справиться с болезнью только с помощью магловских средств – хорошенькое же Рождество у меня будет!
- Добавьте в зелье измельченный листок мяты перечной и капните три капли лимонного сока, подогрейте на сильном огне двадцать секунд, а затем полминуты на маленьком, мешая против часовой стрелки. И через пять минут можете пить, – посоветовал Северус.
Я беспрекословно подчинилась. И о чудо, зелье сработало еще быстрей, но я не превратилась в исходящий паром кипящий чайник.
- Спасибо, – искренне поблагодарила я.
В ответ он коротко улыбнулся краем рта и спросил:
- Надеюсь, ваши планы не пострадали от вашего безрассудства?
- Нисколько, – заверила я. – Я собиралась праздновать дома... Вы же составите мне компанию, Северус? – Не удержавшись, я лукаво улыбнулась.
- А у меня есть выбор?.. – изогнув бровь, усмехнулся он. – И, кроме того, разве я могу оставить вас одну в этот праздник?

К моменту празднования от простуды не осталось и следа, а время, проведенное за непринужденной беседой, пролетело незаметно. И хотя Северус рассказывал не так много – больше говорила я, а он слушал, лишь изредка вставляя свои комментарии, но мне казалось, что более интересного собеседника я никогда и нигде не найду.
Хорошая компания, горящая разноцветными огоньками небольшая елка, заботливо украшенная мной еще неделю назад, прохладное шампанское, ударившее в голову после двух бокалов, негромкая музыка, звучащая из магнитофона, и отблески фейерверка, расцветившего темное небо за окном, – все это очаровало меня, создав неповторимую рождественскую атмосферу. Не отдавая отчета, я потянулась, собираясь накрыть руку Северуса своей, но схватила лишь пустоту. Стало внезапно холодно и тоскливо.
- Боюсь, я вовсе не так материален, как выгляжу, – мягко проговорил он, и я неожиданно почувствовала необъяснимую горечь.
Несколько минут в комнате висело неловкое молчание. Не знаю, о чем думал в этот момент Северус, но я размышляла о том, как несправедливо распорядилась судьба. Не совершив столько ошибок, я бы никогда не решилась на ритуал, никогда не сидела бы вот так напротив него, не говорила с ним, и одновременно с этим все оказалось куда более зыбко, чем могло бы быть, если бы он остался жив, и завеса между мирами не разделяла бы нас.
- Гермиона, – первым нарушил молчание Северус.
Посмотрев на него, я увидела, что он стоит рядом – и когда только успел подойти? В следующую секунду он сделал совершенно неожиданную с моей точки зрения вещь – протянув руку как бы в приглашающем жесте, спросил:
- Не окажете мне честь?
Я удивленно уставилась на него, но все-таки встала рядом с ним, попутно прибавив громкость в магнитофоне, где сейчас играла красивая медленная музыка. Сделав шаг ко мне, Северус невесомо положил левую руку на мою талию, а правую поднял, как бы предлагая опереться на нее. Нерешительно я вложила ладонь в его, а вторую положила ему на плечо – не касаясь, но ощущая присутствие. Сначала неловко, а затем более уверенно мы неспешно закружились в танце. И пусть мы не могли почувствовать друг друга, но не было в моей жизни момента волшебнее.

Прекрасно проведенное Рождество как будто стерло грань между нами, позволив мне впервые со дня ритуала поверить в то, что магия никогда не ошибается. А последующие дни в обществе Северуса лишь сильнее укрепили мою веру. Я вдруг ясно поняла, что все происходившее раньше в моей жизни – сплошное недоразумение и ошибка. И в то же время я снова поблагодарила проведение, допустившее это. Ведь в противном случае, я никогда бы не узнала, как хорошо может быть только от того, что рядом находится человек, понимающий меня, способный оценить по достоинству мои увлечения, поддержать мои интересы, с кем можно поговорить обо всем на свете и услышать действительно стоящие советы, тот, чье мнение для меня немаловажно.
Дни почти незаметно летели, приближая завершение Йоля, и я наслаждалась каждым из них. Когда мы гуляли, со стороны казалось, что я была одна, ведь Северуса, кроме меня, никто не видел, но мне было все равно. И каждое мгновение, за которое я узнавала его еще больше, я бы не променяла ни на что другое.

Но ничто не может длиться вечно. Наступила последняя, двенадцатая ночь Йоля, знаменовавшая конец старого и начало нового года. Последующий за ней первый день января покажет, было ли сделано достаточно за прошедшие дни, чтобы дух переступил грань миров и воплотился в живого человека.
И хотя мне хотелось верить, что мы за эти дни сблизились, я все равно с нарастающей тревогой встречала Новый год. Как и в Рождество, мы сидели друг напротив друга. Я пила вино и почти не ела, Северус рассказывал мне очередную интересную историю, связанную на этот раз с празднованием последнего дня Йоля. Я слушала его, но не слышала, замирая от страха, что с первыми лучами солнца он растает подобного снегу, и все, что я успела полюбить, исчезнет навсегда.
Похоже, пытаясь избавиться от волнений, я несколько перебрала, поняв это, только когда мои глаза начали закрываться сами собой. Северус заметил это и предложил мне идти спать, но я категорично замотала головой. Не хочу терять ни минуты рядом с ним, если они окажутся последними, проведенными вместе! Ухмыльнувшись, он предложил компромисс. Заставил меня лечь на кровать поверх одеяла, а сам расположился рядом и продолжил рассказ о традициях Йоля. Я задремала под его мерный, глубокий баритон.
- Скажи, ты жалеешь, что провела ритуал? – неожиданно оборвав свой рассказ, спросил Северус.
Я моргнула, сбрасывая с себя марево сна, и, честно прислушавшись к себе, ответила:
- Ни секунды. Если бы я могла вернуться к началу, я бы сделала это снова. – Потом поколебалась и спросила в ответ: – А ты? Ты жалеешь, что я вызвала тебя? Что ты сейчас здесь?
- Я жалею лишь об одном, Гермиона, – мягко улыбнулся он, теряя на миг всю свою насмешливость и бесстрастность, – что не могу прикоснуться к тебе.
Говоря это, Северус потянулся рукой, и я осторожно приблизила свою ладонь к его ладони, держа ее в каком-то миллиметре, кажущимся в эту секунду необъятной пропастью. Но, в то же время, этот жест был самым важным за все проведенные вместе дни – он подтверждал, что, невзирая на любые преграды, сейчас мы были ближе, чем когда-либо.

Разбудил меня яркий луч солнца, светивший прямо мне в лицо через не зашторенное окно. Какое-то мгновение я продолжала лежать на кровати, пытаясь сообразить, почему заснула в одежде.
Вспомнив вчерашний вечер, я вскочила и обошла всю квартиру. Северуса нигде не было! «Он не захотел остаться», – мелькнула неприятная догадка, и разочарование накрыло меня с головой. Но я решила не поддаваться ему, цепляясь за призрачную надежду, и, быстро переодевшись, аппарировала в Тупик Прядильщиков к его дому. Но он был пуст.
Вот теперь я позволила отчаянью завладеть мной. Зимняя сказка рассеялась как дым – бесследно и безвозвратно, оставив после себя бесконечную пустоту и грусть. Не замечая, что по щекам катятся слезы, я побрела прочь, не обращая внимания на редких прохожих и отличную погоду.

Весь последующий день я провела как в тумане – не знала, чем занять себя, но за что бы ни бралась, все валилось из рук, да и мыслями я была слишком далеко от повседневных забот. Как это часто бывает, когда кто-то уходит из твоей жизни, начинаешь ярче и острее осознавать, насколько он был дорог тебе.
Все вокруг напоминало мне о тех нескольких днях, проведенных вместе с Северусом. О наших прогулках и долгих беседах – я будто снова слышала его негромкий глубокий голос с ехидными нотками, видела на его лице сдержанную улыбку, а в черных глазах – беззлобную насмешку пополам с искоркой интереса. О несколько странном танце и последних словах Северуса, в которых для меня прозвучала надежда и обещание, что он никуда не уйдет. Но, похоже, я что-то не учла, не договорила, раз он покинул меня.
Испытывая нестерпимую боль утраты, я ни разу не вспомнила о приговоре магии. Мне настолько была безразлична моя дальнейшая судьба, что почти сомкнувшийся знак на запястье казался мелочью. Даже потеря магии больше не пугала – утрата Северуса была гораздо страшней. Я так и уснула, измученная, зареванная, несчастная.

Разбудил меня звонок в дверь. Честно говоря, мне не очень хотелось никого видеть. Но, предположив, что это может быть Гарри, я решила открыть – с моего друга станется аппарировать в квартиру или вскрыть замок чарами, если он хоть на секунду подумает, что у меня что-то стряслось.
Уже поворачивая ключ, я вдруг вспомнила, что не говорила Гарри об исчезновении Северуса, и поэтому он не явился бы без предупреждения, боясь помешать. Но делать вид, что никого нет дома, было поздно, и я распахнула дверь, в тайне надеясь поскорее избавиться от посетителя, но, увидев, кто передо мной, застыла в изумлении.
За порогом стоял Северус. «Вернулся», – мелькнула в голове отчаянно-радостная мысль, и в следующую секунду я, не сдержав эмоций, кинулась ему на шею. Уткнувшись носом в его грудь, вдыхая сразу показавшийся родным запах хвои и эвкалипта, я с чувством глубочайшего трепета слушала, как громко и уверенно стучит сердце Северуса, каждым своим ударом возвращая мне надежду и заполняя пустоту внутри меня. «Жив, жив!» – повторяла я про себя, почти не замечая, что меня обнимают в ответ.
Когда первая волна эмоций схлынула, я нехотя отстранилась, разглядывая своего гостя, радуясь, что имею такую возможность. Северус был, пожалуй, моложе, чем запомнился мне по шестому курсу. Или я стала взрослей?.. Он выглядел так, будто вернулся не с того света, а с курорта – отдохнувший, умиротворенный, без всяких следов от змеиного укуса на шее, выглядывающей из-под расстегнутого ворота рубашки.
Северус тоже изучающе смотрел на меня. Я вспыхнула, вспомнив, в каком затрапезном виде стою перед ним.
- Прости, что расстроил тебя, – глухо произнес он, явно заметив следы слез на моем лице. – Но вчера утром ты так крепко спала, а я… хочу исправить свою оплошность. Не откажешься составить мне компанию сегодня за ужином?
- С удовольствием, – широко улыбнулась я, вздохнув с облегчением.
- Я зайду за тобой в семь. – С этими словами Северус кивнул на прощание и аппарировал.
Да… Привычка исчезать внезапно не покинула его.

Пожалуй, еще никогда я так тщательно не готовилась к свиданию. Сначала мне пришлось приводить себя в божеский вид. Все же покрасневшие и опухшие веки никого не красят. В этот момент мне очень пригодились пару косметических чар, выученных по настоянию Джинни.
Но дольше всего я раздумывала над тем, что надеть. Всякий раз, доставая ту или иную вещь из гардероба, я тут же отметала ее, как неподходящую – то она казалась повседневной, то слишком откровенной. В конце концов, я сдалась и надела довольно простое бордовое платье до колен, облегающее фигуру, и накинула на открытые плечи болеро.
Посомневавшись, я добавила к выбранной одежде туфли на высоком каблуке и небольшую подвеску, подаренную мамой. Волосы я уложила в привычную для себя гладкую прическу, придуманную еще на четвертом курсе. Пара непослушных локонов тут же выпали из нее, создавая менее строгий вид.
Все оставшееся время до семи я провела, как на иголках, волнуясь, словно первогодка перед экзаменами. Северус был пунктуален, придя с последним ударом часов. На нем не было мантии – обычный магловский костюм, сделав его образ не таким неприступным. Меня это порадовало, как и тот факт, что ресторан был не магическим – меньше шансов встретить знакомых.

Столик уже ждал нас, и некоторое время мы просто ели, не разговаривая. Но, в какой-то момент не выдержав, я спросила:
- Почему ты вчера ушел?
- Хотел все обдумать в одиночестве, – неопределенно сказал он, откинувшись на спинку стула и пригубив вино. – Кроме того, нужно было решить пару вопросов, раз уж я вернулся в этот мир.
- Например?.. – Я не стала настаивать на продолжении, хоть и считала его ответ не совсем исчерпывающим.
- Например, забрать из дома в Тупике Прядильщиков запасную палочку, все же моя давным-давно похоронена где-то в хижине.
- Она сгорела.
- Тем более, – пожал плечами Северус. Затем наклонился ближе и произнес: – Послушай, думаю, ты не хуже меня понимаешь – то, что я не ушел обратно за грань вчера на рассвете, значит куда больше слов, поэтому мне не хотелось бы обсуждать это. – Он снова сделал глоток вина, давая мне время подумать. – И все же, я должен сказать спасибо.
Эти простые слова позволили мне, наконец, расслабиться и поверить, что все будет хорошо. Я тоже откинулась на спинку стула и улыбнулась.
Некоторое время мы снова предавались трапезе. Затем в ресторане заиграла медленная музыка – по иронии судьбы именно та, под которую мы танцевали в рождественскую ночь. И снова Северус, подойдя ко мне, протянул руки и пригласил на танец. Все было также и совершенно иначе. На этот раз нас не разделяла никакая граница, я чувствовала его прикосновения, когда он обнимал меня за талию, а другой рукой уверенно держал мою.
От такой близости сердце предательски екнуло и совершило головокружительное сальто. Я уже не обращала внимания на окружающую обстановку, на другие пары, для меня в данный момент существовал только Северус и наш танец.
Когда музыка закончилась, я с неохотой отстранилась, но все же не отпустила его руку, словно он был для меня воздухом – теперь, когда Северус был так близко без всяких «но», я не могла не почувствовать искру, проскочившую между нами. Видимо он также ощутил ее, потому что не пытался разорвать контакт, наоборот, большим пальцем нежно провел по тыльной стороне моей руки. Такое, казалось бы, невинное действие заставило меня покраснеть и резко вздохнуть. На грани восприятия я услышала такой же выдох Северуса.
Как в тумане, мы вернулись к столу, расплатились, вышли из ресторана, и я аппарировала нас ко мне. Жадные поцелуи, наскоро сброшенная одежда и бесконечные ласки, когда невозможно их терпеть и хочется, наконец, слиться воедино…. Эта была лучшая ночь любви в моей жизни.

Проснувшись с утренними лучами, я поспешно повернула голову на соседнюю половину кровати, чтобы убедиться, что произошедшее этой ночью – не просто хороший сон. Встретив изучающий взгляд темных глаз, я расплылась в довольной улыбке и провела рукой по груди Северуса. Он усмехнулся и, перехватив мою ладонь, поднес к губам и поцеловал.
- Ты не представляешь, как я счастлива, – прошептала я, не зная, как еще выразить бесконечную нежность, заполнившую сердце.
Северус лишь поцеловал меня – неистово, жадно. И это было лучше всяких слов.
- О чем ты думаешь сейчас? – спросила я, когда он освободил мои губы.
- Если честно, о том, что нужно будет успеть сделать к нашей свадьбе, – ответил он.
Сердце неожиданно кольнуло. Северус был прав, необходимо успеть пожениться к концу этой недели. Но мне почему-то стало страшно и неуютно от его слов. Глубоко вздохнув, я осторожно задала тревожащий меня вопрос:
- Скажи, ты правда хочешь, чтобы я стала твоей женой? Или…
- Гермиона, – несколько резко оборвал меня Северус, затем, вздохнув, продолжил спокойней: – Мне казалось, мы уже решили этот вопрос, разве нет?.. Вчера, если мне не изменяет память. Поверь мне, просто так оттуда не возвращаются. И, раз уж ты подняла эту тему… Может, ты сама не хочешь этого?
- Я люблю тебя, – просто сказала я, впервые облекая то, что чувствую, в три слова, и понимая в этот миг, что это – правда.
Ответ Северус возвратил мне вместе с новым поцелуем, забирая страхи и развеивая последние сомнения. Затем мы снова занимались любовью – не спеша, изучая друг друга, сливаясь телами и душами.

Говорят, все, что не делается, – к лучшему. И только сейчас, когда рядом со мной человек, которого я люблю и чью любовь ощущаю в ответ, я впервые осознаю всю правоту этой фразы. Жизнь – это череда сменяющихся, а порой и вытекающих друг из друга событий, и никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь.

@темы: снейджер

---

Поздравляю всех!






Замрут в руках бокалы
Пока двенадцать бьет
И гостем долгожданным
К нам Новый Год придет

@темы: картинки, праздник, стихи

---

"Маска", главы 6-8 и эпилог


Глава 6. Коалиция

До дома Яксли компания добралась без происшествий. Хозяин показал Волдеморту его апартаменты, и соратники тактично оставили его в покое. Марволо опустился на край не разобранной кровати и долго сидел в прострации, не думая ни о чем. Ему никак не верилось, что его так просто было освободить.
Годы, проведенные в заточении, имели для волшебника огромное значение. Дамблдор не просто посадил своего врага на цепь — он что-то сделал с его магией и памятью. Волдеморту пришлось долго восстанавливать сломанное, чтобы вспомнить, кто он и как попал в заточение. Если бы его верные последователи явились чуть раньше, то он бы вообще не знал, что за люди к нему пожаловали. А так память услужливо подкинула нужные сведения.
Вырвавшись на свободу и сняв оковы, Марволо почувствовал, как магия заполняет все его тело: каждую клеточку, каждый нерв. Но до полного восстановления было ой как далеко. Пожалуй, пройдет не один месяц, прежде чем к нему вернуться все силы и полный объем воспоминаний.
Но он не мог показать свою слабость людям, которые смотрели на него почти как на бога, верили в него. И еще… они и так потеряли массу времени, давая противникам преимущество в борьбе за власть. Пора было возвращать себе позиции. Волдеморт почти физически ощущал бессмысленную потерю времени, которое утекало, как песок сквозь пальцы.
Сейчас, сидя в одиночестве, он строил ближайшие планы. Собрать вокруг себя как можно больше соратников. Не допускать никаких военных действий — только политическая борьба, интриги, подкуп нужных людей. Но ни Волдеморт, ни люди, вытащившие его из Нуменгарда, не могли устраивать эти игры, так как являлись беглыми преступниками. Значит, необходимо немедленно искать бывших соратников, которые отрекались от него во всеуслышание, но на самом деле все еще верили в его идеалы и конечные цели. Но существуют ли они?..
Наутро Волдеморт вышел в гостиную, где сидели его спасители с желанием выяснить это.
– Вы показали себя самыми ярыми моими последователями, и я вам искренне благодарен. Надеюсь, вы и в дальнейшем будете меня поддерживать во всех моих начинаниях, — начал он, усаживаясь на диван.
– Не сомневайтесь, милорд, — за всех подтвердил Эйвери.
– И не стоит нас благодарить. Ради вас мы готовы даже умереть, — с фанатичным блеском в глазах заверила Беллатриса.
– Это лишнее, — скупо улыбнулся Марволо. — Мы должны, по возможности, не попадать в тюрьму и при этом бороться за власть в магической Британии.
– Вы планируете боевые действия или политические игры? Станете ли сотрудничать с теми Пожирателями, которые оставались на свободе, или обопретесь лишь на нас? — поинтересовался Яксли.
Темный Лорд недолго думал над ответом. Еще ночью он решил быть предельно честным с этими людьми. В конце концов, они уже доказали свою преданность и веру в него.
– Если бы у нас было время, я начал бы все сначала лишь с вами. Но это долгий и тернистый путь, и враги не станут ждать, пока мы его пройдем. Поэтому нам придется рискнуть и искать союзников среди тех, кто умудрился откреститься от служения мне, но не отрекся от моих идеалов.
– Мы предприняли некоторые шаги в этом направлении — втерлись в доверие нынешней оппозиции власти. Ее возглавляют трое: Малфой, Макнейер и Снейп, — поведал Эйвери. — Хотя все они и отреклись от вас, милорд, но готовы вновь сотрудничать с вами.
– Надо прощупать почву, поговорив с одним из них для начала, — сказал Марволо. — Кого предложите?
– Моего зятя, — откликнулась Беллатриса. — Люциус самый неосторожный в этой троице и самый уязвимый. Ведь у него есть жена и сын. С другой стороны он умен и влиятелен.
Волдеморт молча кивнул, поддерживая ее предложение.
– Позвольте мне доставить его, — вызвался Рабастан. — В случае неудачи, потеря меня — наименьшее из зол.
– Никаких потерь, я уже говорил, — предостерег Марволо. — Ты просто проявишь хитрость и осторожность.
Младший Лестрейндж зарделся от удовольствия. Ему польстила такая забота со стороны предводителя. Она была необычна — раньше Темный Лорд был не склонен к таким сантиментам. Похоже, что заточение пошло ему на пользу, он не ожесточился, что было бы ожидаемым, а стал мудрей. Может, это позволит им одержать победу?

***

Рабастан первым покинул гостиную, за ним потянулись остальные. Лишь молодой парень в железной маске задержался. Его фамилия была незнакома Марволо, но он был искренне благодарен ему, так как юноша сыграл немаловажную роль в его освобождении. Помочь ему — дело чести, но…
– Ты что-то хотел? — зная абсолютно точно ответ на свой вопрос, все же уточнил Волдеморт.
– Ваши последователи говорят, что вы сильный маг. Прошу, попробуйте снять с меня маску, — ожидаемо попросил Гарри.
«Льстец», — ухмыльнулся про себя Темный Лорд и постукал пальцем по своим губам. М-да… вот незадача!.. Он, конечно, знал несколько способов снять сомнительное украшение, но все они был довольно энергоемки по использованию магии. А его сил пока хватало лишь на простейшие заклинания. Мерлин, как же неохота распинаться в собственном бессилии перед молокососом.
– А что, Логан или Эдвард не смогли это сделать? — решил он отсрочить свой позор.
– Они пытались, но у них ничего не вышло, — вздохнул Гарри. — Либо не хватило сил, либо моя тетя Лили использовала кровную магию, одевая ее.
– Нуменгард ослабил мою магию — слишком долго на мне были браслеты ее подавления, — все же выдавил Марволо. В конце концов, это было лучше, чем попытаться, растратив едва восстановившиеся силы, и не добиться результата.
– Мне что, теперь вечно в ней щеголять?
– Нет, разумеется. Во-первых, моя магия восстановится. А если твоя тетя, в самом деле, применила кровную магию, то мы поймаем ее и заставим. Как ее зовут?
– Ваши соратники предположили, что ее нынешняя фамилия Поттер.
Что-то царапнуло в памяти Волдеморта. Кажется, так звучала фамилия одного из его непримиримых врагов, но конкретно… он не помнил. Ничего, память тоже восстановится со временем. Но все равно, как унизительно быть слабым и почти ничего не помнящим.
– Они нам заплатят за все, — с ненавистью проговорил он. — Обещаю!
– Я верю вам, — чуть печально откликнулся Эванс, и было понятно, что он не лукавит. Как ни странно это почему-то обрадовало Марволо гораздо сильней, чем ожидалось. Словно мальчик был не просто его спасителем и новым последователем, а кем-то более близким.

***

Рабастан выследил Люциуса, оглушил со спины в безлюдном переулке и активировал портал до дома Яксли. Связанный Малфой, очнувшись, некоторое время осматривал незнакомое место со страхом и непониманием. Затем увидел похитителей, еще сильней побледнел и испугался, но быстро взял себя в руки и наигранно радостным тоном проговорил:
– Рад видеть вас, милорд, во здравии и на свободе. И вас, господа.
– Неужели? — хмыкнул Волдеморт. — Меня терзают сомнения в искренности твоих слов.
– Я верен вам до сих пор! — горячо произнес скользкий аристократ.
– Не ты ли отрекался от меня, давал взятки, чтобы не сидеть в тюрьме, не искал меня?
– Я не знал, живы вы или умерли, где и как вас искать. А что отрекался… На свободе я мог принести больше пользы, нежели сидя в Азкабане.
– И что, ты готов поделиться своими наработками, расчистив мой путь к власти?
– Милорд, но я, по сути, этим сейчас и занимаюсь. Я создал огромную сеть в министерстве, которая ждет знака, чтобы захватить его в свои руки. И это, заметьте, без всяких штурмов и революций.
– Допустим, — смягчился Марволо. — Что насчет твоих сподвижников? Макнейер и Снейп тоже готовы вновь поклясться мне в верности? Все еще видят меня своим предводителем?
– Трудно до конца ручаться за других людей, — уклончиво начал отвечать Люциус. — Думаю, да. Уолден, можно сказать, не предавал вас. Ему не нравится, что так называемые «светлые маги», пользуясь его услугами палача, проповедуют библейский принцип: «не убий». Ему по душе, когда откровенно говорят о борьбе за власть, а не прикрываются словами о «всеобщем благе». Северус — более скрытный человек. Недаром он был двойным шпионом и привык балансировать на тонкой грани «и вашим, и нашим». Но в последнее время Дамблдор так закрутил в Хогвартсе гайки, что ученикам Слизерина ни вздохнуть, ни выдохнуть. Каждый чих представителя этого факультета рассматривают, как покушение на жизнь. А откровенную травлю их со стороны других учеников, особенно гриффиндорцев, преподносят как шалости или борьбу за справедливость…
– Подведем итог твоей пространной речи, — оборвал его Волдеморт. — Как я понял, вы готовы оказать нам поддержку и содействие.
– Разумеется, — после непродолжительного молчания подтвердил Малфой.
– Мне хотелось бы услышать это и от твоих друзей.
– Дайте мне портал до этого места, и я приведу их к вам.
– Настолько мы тебе не доверяем. Сначала сам поговори с ними, выясни, как они относятся к идее поддержать меня и моих верных людей. А чтобы я точно знал, что ты не выдумываешь, мой человек будет присутствовать при разговоре под оборотным зельем. Кому они еще доверяют так же, как тебе?
– Сложный вопрос, — задумчиво протянул Люциус и надолго замолчал. Ему явно не хотелось называть свою жену — единственного человека, которому он доверял почти безоговорочно.
К его счастью, на выручку пришел Яксли, сказав:
– Милорд, мы с Рабастаном по слегка измененной внешностью уже некоторое время входим в группу доверенных лиц этой группировки. Так что на встречу могу пойти я или он.
– Хорошо, — согласился Марволо. — Пожалуй, я поручу это тебе, как более выдержанному и дипломатичному. Но сначала Люциус поклянется не выдавать тебя, не причинять никакого вреда и молчать о своем визите сюда.
Малфой, чуть поколебавшись, дал Непреложный обет и вскоре уже шел по тому переулку, откуда его похитили, а Яксли неотступно следовал за ним.

***

Встреча с Волдемортом сильно взволновала Малфоя. Он уважал его, но и боялся. Зачастую предводитель был подвержен ярости, которая выплескивалась и на его последователей. Аристократ опасался, как бы злость не затмила его мозг, и умный политик не превратился бы в кровавого тирана. Но без его харизмы, без его знаний сопротивлению не хватало изюминки, стремления к победе, веры в успех.
В целом Люциус был доволен, что Волдеморт вернулся. Только этот маг мог повести их за собой, придать смысл борьбе. И именно он единственный мог противостоять Дамблдору. Но как к возвращению Темного Лорда отнесутся его соратники? Не рассыплется ли их небольшое подполье, как карточный домик? Захочет ли Уолден, а тем более, Северус снова сотрудничать с Марволо, поддерживать его, позволить собой руководить.
Люциус начал исподволь вызнавать отношение ко всему этому с Макнейера. Тот был более прямолинеен, предсказуем. Он заводил с ним осторожные разговоры, на которых зачастую присутствовал Яксли.
Через неделю Малфой выяснил, что палач министерства ждет — не дождется возвращения Волдеморта. Уолден надеялся, что предводитель обеспечит его непрерывной работой по профессии, закрутит гайки и сделает из магического мира монархическую империю, в который каждый член будет подчиняться лишь воле правителя.
У Люциуса от таких перспектив волосы вставали дыбом и холодело в груди, и ему оставалось надеяться, что этим чаяньям Макнейера все же не суждено сбыться. Он, как самодостаточная личность, не хотел бы кланяться и унижаться. Лучше быть полноправным партнером.
Но как поведет себя Уолден, когда убедится, что его кумир собирается придерживаться более мягкой политики? Вряд ли примкнет к врагам. Скорей составит новую оппозицию, проповедующую террор. Но это в дальнейшем, и надо подумать, как обезвредить палача. А пока… он — надежный союзник, на которого можно рассчитывать.
Выведать мысли Северуса по поводу возвращения Волдеморта было куда сложнее. Снейп был скрытным, подозрительным человеком, не доверяющим до конца никому. Еще, как и Люциус, он умел балансировать на грани. Даже сейчас, почти открыто выступая против Дамблдора, он не порвал с ним окончательно. Станет ли Северус опять двойным шпионом и, как следствие, слабым звеном оппозиции?
Никакие разговоры, намеки, рассуждения так и не смогли выявить до конца, на какой же стороне Снейп, обрадуется или ужаснется возвращению Волдеморта. Но, несмотря на это, без его поддержки, без его ума действия оппозиции Дамблдору могли превратиться в игру, потерпеть фиаско.
Сейчас их борьба частенько напоминала именно такую возню: они отвоевывали лишь небольшие поблажки. Но Волдеморту, который хотел вернуться на политическую арену, всего этого будет мало. Он не станет сотрудничать с директором Хогвартса, да и старик вряд ли пойдет на такой альянс.
Мерлин, Малфой и сам не был стопроцентно уверен, что Темный Лорд — это лучший руководитель, чем Дамблдор. Да, его идеи были ближе аристократу. Но магический мир относился к этому магу, как к вселенскому злу. Альбус же был признанным лидером «света». Перевернуть все вверх тормашками, доказать, что черное — белое и наоборот, — задача не из легких. Еще недавно Люциус засомневался бы в целесообразности таких мер. Но поступок Дамблдора окончательно срывал с него маску «праведника», делал обычным человеком, идущим к своей власти по головам противников.
Оставалось лишь убедить Северуса, что Волдеморт намного чище и лучше соперника, что он не станет кровавым диктатором, а уж его идеалы всегда были им ближе, чем абстрактное «всеобщее благо», пропагандируемое стариком. Тем более им были чужды идеи сближения магического и магловских миров, продвижение маглорожденных волшебников и отодвигание чистокровных на второстепенные роли.

***

Лишь через полмесяца, обдумав все это и хорошенько взвесив все «за» и против», Люциус решился на разговор с Северусом. Начал он, как и с Макнейером, издалека. Но Снейп быстро раскусил его, а может, и вообще прибег к леггилименции и уже при третьей предварительной беседе спросил в лоб:
– Ты видел его?
– Кого? — разыграл непонимание Люциус.
– Темного Лорда. Он вернулся?
– Ну-у…
– Не тяни. Где он был? И, пожалуйста, правду.
Малфой еще немного поколебался, затем рассказал, что Волдеморт попался в ловушку, расставленную Дамблдором, и все эти годы просидел в Нуменгарде. Это впечатлило Северуса, и он потребовал встречи с Лордом. Просьба была передана через Яксли, и вскоре зельевар оказался в домике, расположенном в горах.
– Прежде чем обещать вам поддержку, я хотел бы узнать, каковы ваши планы. Какую политику вы собираетесь проводить, придя к власти? Будете ли мстить, устраивать террор, убивать? — начал Снейп с вопросов.
– Мне хотелось бы обойтись без военных действий, но я понимаю, что совсем без этого не обойтись, — несколько уклончиво откликнулся Волдеморт. — Насчет мести… Кому?
– Нам, Дамблдору. Его Ордену.
– Вам — однозначно, нет. Мстить Ордену — значит, начать открытый террор. А Дамблдору… Сидя в темнице, я проигрывал массу сценариев победы над ним — от послания к нему тайных убийц до вызова на дуэль. А еще лучше заточить его в Нуменгарде в магических браслеты, сделав его беспомощным и бессильным. Вот это была бы сама сладкая месть.
Северус был доволен его ответом, и два мага пожали друг другу руки, скрепляя возобновление союза. Разговор с Макнейером, как и предполагал Люциус, прошел еще глаже. И вскоре образовалась новая коалиция, пусть и из прошлых соратников.


Глава 7. Частная и общественная жизнь

В последующие пару месяцев последователи Волдеморта стремительно вербовали сторонников и выдвигались на руководящие посты в Министерстве магии. Сам Волдеморт безвылазно сидел в домике Яксли, и компанию ему составлял только Гарри. От нечего делать взрослый маг учил мальчишку всему, что знал сам, и Эванс впитывал знания, как губка. А какой магический потенциал он показывал! — Марволо был в восторге, хотя, в целях воспитания, скупился на похвалу.
Волдеморт настолько сблизился с Гарри, что разрешил ему звать себя по имени и постоянно пытался, не стесняясь провалов, избавить его от маски. Но, несмотря на возросшие силы, ничего не выходило. Юноша всякий раз неумело скрывал свое разочарование, что почти умиляло Марволо, но неудачи его бесили, и он искренне недоумевал — неужели тетка Гарри, явно маглорожденная по происхождению, такая сильная волшебница.
Вскоре Волдеморт начал терять терпение и уже собирался отдать соратникам распоряжение отловить эту таинственную Лили Поттер (бывшую Эванс), но... ни он сам, ни его последователи не слишком хотели вступать в открытые конфликты. Тем более одно дело ответить на провокацию Ордена Феникса и совсем другое похищение мирной обывательницы.
Волдеморт почти отчаялся, когда удача повернулась к нему лицом. В очередной раз, пытаясь снять маску, он оцарапался об ее край и запачкал кровью. Почти тут же на нней появились мелкие трещинки, а затем она лопнула и упала. Одновременно с этим в голову Марволо хлынули забытые воспоминания: рыжеволосая красавица Лили, жена ненавистного Джеймса Поттера, одного из ярых последователей Дамблдора. Его флирт с ней на министерском балу, посвященном Хэллоуину, и безумный секс в дорогом мотеле. Последние мирные деньки, а потом — очередной виток противостояния со «светлыми магами».
«Мой сын?» — изумленно догадался Волдеморт, рассматривая темноволосого юношу, пытаясь отыскать, и находя схожие со своими черты. Недаром Гарри так часто в мелочах напоминал ему себя самого в юности. Понятным становился и его высокий магический потенциал: довольно сильная мать и отец равный такому столпу, как Дамблдор.
Но почему его наследник жил с маглами, был кинут в Азкабан? Почему называет собственную мать «тетей»? Ах, Лили, Лили… Нет бы вырастить бастарда наравне с отпрыском Джеймса. Но, разумеется, она скрыла свое грехопадение. Волдеморт понимал ее мотивы и спустил бы почти случайной любовнице — прихоть переспать с женой врага и так его унизить удалась на славу, — то, что она не призналась супругу в наличие нежеланного ребенка и отправила сына к сестре. Но заточение несовершеннолетнего Гарри в самой страшной тюрьме по ложному обвинению — как только не сломался! — Марволо простить не мог.
– Помогла ведь ваша кровь, а не простенькое заклинание, — тем временем сделал вывод Гарри, налюбовавшись в зеркало на свое открытое лицо, и задал вопрос, которого Волдеморт опасался: — Мы родственники?
– Я не подозревал, — первым делом счел нужным оправдаться Марволо. Будучи сиротой, он понимал, насколько важна мальчику правда, почему его отец не был с ним рядом. — Думаю, ты имеешь право знать: в Нуменгарде я частично потерял память и забыл многое, как и случайную связь с твоей матерью.
– Связь с матерью?.. — переспросил шокированный Гарри. — Хотите сказать, я — ваш сын.
– Да. Неожиданный, не планируемый. Но я рад.
– И какая, моя мать? Почему бросила?
– Ты ее знаешь, но она скрыла от тебя правду. — Видя на лице Гарри непонимание, он пояснил: — Это Лили.
– Но мне говорили, что мою маму зовут Роза, ее сестра.
– Роза Эванс к моменту твоего зачатия была мертва уже несколько лет. На четвертом курсе ее укусил оборотень, и девушку отчислили. Вскоре она покончила с собой.
– Вы не путаете?
– Нет. Снейп, мой последователь, видел смерть Розы и рассказал мне еще до того, как дал Дамблдору обет о неразглашении этого. К тому же, теперь я помню единственную возможность завести наследника в год твоего зачатия. Память вернулась, когда я снял твою маску.
Они оба замолчали, переваривая непростой разговор. Затем Гарри немного растерянно спросил:
– И что теперь? Вы будете относиться ко мне, как к сыну?
– Мне казалось, мы и так неплохо с тобой ладим с момента нашего знакомства, — несколько насмешливо проговорил Волдеморт и добавил серьезней: — Я, разумеется, признаю тебя, как своего наследника. Что до отцовства… я не умею быть отцом. Тем более, вряд ли стану тебе папой — ты уже вырос — к сожалению или к счастью. Да и что я понимаю в воспитании?..
– Ну, воспитывать меня однозначно поздно, — хихикнул Гарри. — Хотя я, безусловно, нуждаюсь в обучении и руководстве.
– Это — сколько угодно, — поддержал веселый тон Марволо и выдохнул с некоторым облегчением и странным разочарованием, когда юноша не кинулся ему на шею.

***

Лили Поттер оказалась в плену Волдеморта совершенно неожиданно. Макнейр и недавно приехавший из России Долохов решили тряхнуть стариной, выследили ее и оказавшегося с ней Карадока Дирборна, оглушили и притащили в дом Яксли.
– И что прикажете мне делать с пленниками?.. — угрожающе осведомился Марволо у своих ретивых соратников. — Ладно, Дирбон — активный член Ордена Феникса и может знать какие-то планы и секреты старика. Но зачем вы доставили Лили… не понимаю.
– Но, милорд, Белла намекнула, что она — мать Гарри. Неужели вы не хотите ей отомстить? — удивился Долохов.
Да, Марволо, безусловно, хотел этого и раньше с удовольствием продержал бы мерзавку под «Круцио», пока она не лишилась бы рассудка. Но Поттеры — уважаемый, древний род. Ссориться с Джеймсом, его нынешней главой, пусть и идейным врагом, из-за его жены… Однако и отпустить Лили с миром он не мог.
– Хорошо. Я подумаю, — решил Волдеморт и предупредил: — Но больше никакой самодеятельности. Давайте сначала обсуждать, а затем действовать.
– Но мы хотели, как лучше, — расстроено протянул Макнейер.
– Уолден, твое «лучше» почему-то всегда необдуманно и кроваво. Удивительно, что этих вы лишь оглушили, а не нарезали на кусочки с помощью «Секо».
– Я хотел. Меня Антонин отговорил.
– Рад, что кто-то из вас имеет голову на плечах. Пойми, развяжи мы сейчас террор, и на нас объявят охоту. Многие наши соратники и так вне закона и гримируются.
Кажется, до Макнейера дошла его проникновенная речь. По крайней мере, он склонил голову, выказывая покорность своему предводителю. Волдеморт удрученно вздохнул: надолго ли хватит ему этой покладистости? Чует сердце, Уолден еще создаст не одну проблему. Лучше бы он попался пока законным властям, сел в тюрьму и не мешал тонкой политической борьбе.
Отпустив Макнейера и Долохова восвояси, Волдеморт долго думал, что, в самом деле, делать с неожиданными пленниками и, в конце концов, решил использовать шанс. От пыток, он, естественно, отказался. А просто напоил обоих веритасерумом.
Начал Марволо с Дирборна. Сыворотка правды, сдобренная «Империо», сработала замечательно. Член Ордена Феникса разливался соловьем, выкладывая все тайны — нужные и нет, которые знал о своих соратниках и руководителе. Среди шелухи, Волдеморт узнал ближайшие планы Дамблдора, расстановку сил в Ордене и его состав.
В конце допроса Волдеморт наложил на Дирборна качественное «Обливиэйт». Теперь он никогда не вспомнит, что побывал в ставке врага и выложил все секреты. Вместо этого Карадок будет считать, что после заварушки в тупичке недалеко от Лютного переулка он зашел в бар и напился. Благо свидетелей, что его оглушил Макнейер, не было.
Лили под веритасерумом тоже рассказала много интересного, правда, лично для Марволо: о том, как ненавидела Гарри и боялась, что муж разоблачит ее. Как годами обманывала Джеймса, имея постоянного любовника, почти второго мужа. Как попалась пронырливому Петтигрю, который выследил ее и видел бастарда. Как попросила Альфарда Паркинсона о помощи, и тот убил Дурслей, а затем отправил ее сына в Азкабан.
Ее исповедь была аккуратно зафиксирована записывающим кристаллом. После этого миссис Поттер тоже подвергли частичному «Обливиэйту» и добротному «Империо». Она помнила и о плене, и о допросе, но не могла назвать место, где это случилось, и кто ее захватил, а также не могла сбежать. Ей предписывалось вернуться домой и покорно дожидаться реакции мужа, которому вскоре пришлют ее признания.
– Не думаете, что Поттер выкинет вашу посылку, не просматривая? — озабоченно поинтересовался Эйвери, с которым Волдеморт поделился задуманным, вспомнив, что дружил с Эдвардом еще в Хогвартсе.
– Если пошлю прямо ему, да еще и от своего имени, то он, возможно, и поступит так. Но я подпишусь «Доброжелатель» и отправлю фиал с исповедью Лили Блэку. Еще и запиской снабжу: «Ради Мерлина, не говорите Поттеру. Он, по-своему, счастлив в своем неведении. Я бы вообще не послал все это и вам, но молчать нет сил».
– О, через пять минут Сириус сунет нос в воспоминания, а через десять будет у Джеймса и заставит его смотреть.
– Именно.

***

Перипетии скандала в «святом семействе» Поттер широко освещались Ритой Скиттер, пронырливой журналисткой «Ежедневного Пророка». Джеймс выгнал жену из дома в одном платье, без гроша в кармане. Ее сын, Чарлус, отрекся от матери, Петтигрю всем желающим говорил, что давно подозревал неверную в измене, а Блэк предлагал, по древнему обычаю, протащить ее по Косой аллее, привязанной к хвосту лошади. Правда, он забыл уточнить, что эта традиция была у маглов и канула в лету пару веков назад.
После выхода статей, написанных Скиттер, представители Аврората устроили проверку изложенных фактов и просмотрели записи запоминающего кристалла. Лили Поттер, которая снова носила фамилию Эванс, была арестована, как и братья Паркинсон.
Начальник Азкабана Кристофер Паркинсон был лишь оштрафован за то, что поверил рассказу брата. Альфард же сначала говорил, что ничего не помнит, кроме того, что был когда-то — давно и недолго, — любовником Лили. А потом стал ныть о шантаже со стороны любовницы и наложенном ею на него «Империо».
– Да, я убил Дурслей, но под воздействием Непростительного, — под конец выдал Паркинсон.
Все попытки Лили доказать, что это было не так, и он сам проявил инициативу в убийстве ее родственников, пропали втуне. Ее оставили под стражей, а его выпустили под домашний арест до суда.
Но это не все несчастья, свалившиеся на женщину. Желая немедленно оправдать и выпустить ее незаконнорожденного сына, в Азкабан была направлена комиссия. Посещение тюрьмы выявило, что тупик, в котором сидел бедный мальчик, затоплен и все узники оттуда, скорее всего, погибли. Ведь шанс вырваться из каменного и водного плена, на взгляд экспертов, обследовавших место происшествия, признали нереальным, а сбежать раньше — невозможным.
– Смотрите-ка, нас всех похоронили, — весело прокомментировал Рудольфус, вычитав это в очередном опусе Скиттер. — Значит, будем долго жить.
– Но не под своими именами, — чуть разочарованно протянула Беллатриса.
– Тебе никто не мешает выдать себя за собственную дальнюю родню, тезку. Кто станет копаться в разветвленной родословной семей, охраняющих собственные тайны, как гоблины золото, — пожал плечами Яксли. — Я, вот, уже так и сделал.
Он, в самом деле, сразу после побега выдал себя за собственного родственника и теперь занимал в Министерстве магии немаленький пост — начальника Департамента транспорта, в который входила каминная сеть, порталы и, разумеется, «Ночной рыцарь» и Хогвартс-экспресс.
– А я сохранил родовую фамилию, — похвастался Рабастан. — Так что, сестрица, рожай, и ваш с Руди сын станет наследником Лестрейндж, как и планировалось.
– А ты? — осведомился его брат.
– Я?.. Я пас. Не хочу ни жены, ни детей. Я — птица вольная. Мне цепи не нужны.
– Что до вас, милорд? — поинтересовался Долохов.
– Меня пока не хоронили, — ухмыльнулся Марволо. — Что до Гарри… Он будет наследником Гонтов. Именно такую фамилию я собираюсь взять, выйдя из подполья. Может, в зрелости он рискнет примерить перстень Салазара, став лордом Слизерин.
– Почему вы сами это не сделали? — спросил смущенный и польщенный Гарри.
– Моя репутация неоднозначна. Да и Слизерин — довольно одиозная личность. При нынешней власти это бы сослужило плохую службу. Если же мы окажемся на руководящих постах, то мне опять лучше не напоминать, что я — потомок темного мага. Ты — другое дело. Кстати, ты не считаешь, что я поступил с Лили жестоко?
Лили Эванс пока сидела в камере предварительного заключения, а газеты гадали, что ей грозит за организацию убийства Дурслей и, главное, за косвенную причастность к смерти собственного сына. И если убийство родственников-маглов рассматривалось всегда магическим законодательством довольно мягко, то причинение смертельного вреда ребенку-магу каралось строго. За это ее могли даже приговорить к Поцелую дементора.
Волдеморт, не без основания, считал себя причастным к бедам, свалившимся на голову Эванс, и ему казалось этого даже мало. Но как реагирует на происходящее сын?.. Желая это выяснить, он и задал последний вопрос.
Гарри лишь равнодушно пожал плечами и заметил:
– Она сама виновата. Вы просто скинули с нее маску и показали истинное лицо. — Потом поинтересовался: — Как думаете, ее действительно приговорят к поцелую дементора?
– Не знаю. Визенгамот по-прежнему возглавляет Дамблдор, а он любит давать вторые шансы своим протеже. А ты сам как думаешь, заслуживает она такого?
– Нет, наверное. Она убивала не своими руками. Это сделал Паркинсон. Но его наверняка даже не посадят — как же, представитель древнего, влиятельного рода. Рассказал сказочку про «Империо», ему и поверили. А Лили... Ей инкриминируют причастность к моей смерти, но я жив. Я бы выслал ее из Британии и пусть начинает жить с чистого листа.
– Но она испортила тебе жизнь, в тюрьму засадила, — возмутилась Беллатриса. — Неужели ты не хочешь ей отомстить?
– У Дурслей мне жилось неплохо. Они по-своему любили меня, и я отвечал им взаимностью. Что касается Азкабана... Там было страшно, особенно поначалу. Но я встретил вас, многому научился, а теперь у меня есть еще Марволо… Надеюсь, мы станем с ним настоящей семьей.
– Непременно, — пообещал Волдеморт. — И, если хочешь, можешь называть меня отцом, хоть мне это и непривычно.
– Мне тоже. Но я попробую. Надо привыкать.


Глава 8. Никогда не знаешь, где найдешь

Гарри никогда не предполагал, что его жизнь может так круто измениться. Попав в ужасную тюрьму, где вместе с людьми охранниками служили дементоры, чье присутствие пробуждало в душе глухую тоску, страх и безнадежность, он думал, что очутился в кошмаре наяву и никогда не выберется. Но окружающие — настоящие преступники, так как кого-то убивали и мучили, — подбадривали его, хвалили и учили магии.
В раннем детстве ему очень хотелось быть волшебником, уметь создавать из воздуха предметы, еду или летать, как птица. И вот, мечта сбылась, но оказалось, что маги тоже не всесильны. Чтобы летать, надо научиться анимагии или сесть на метлу. Из воздуха ничего не добудешь, как бы ни старался. Предметы можно трансфигурировать из подручных материалов, да и тут есть ограничения. И так во всем, и получается, что маг — это профессия, которой надо учиться. Колдовать можно, в основном, имя специальный проводник – палочку. Правда, у него и без этой деревяшки неплохо получалось.
Дни в заключении стали наполнены смыслом, и Гарри почти не срывался, привык и не заметил, хоть и считал, как пролетело два года. А в его совершеннолетие по магическим законам им удалось вырваться на свободу, которая для него оказалась почти новым заточением.
Очутившись в доме Яксли, Гарри надеялся, что его ненавистную маску снимут немедленно. Но она не поддавалась ни бывшим сокамерникам, ни даже их предводителю. Это ограничивало передвижение — а ему так хотелось хоть одним глазком взглянуть на магический мир!
Единственная вылазка была предпринята в еще одну магическую тюрьму — Нуменгард, где они познакомились с Гриндевальдом, великим темным волшебником, которого когда-то боялись все маги. А он, проиграв на дуэли своему противнику, попал в заточение, где сам себя охранял. Так же они вытащили оттуда лорда Волдеморта.
Марвало почти с первых минут покорил Гарри своей целеустремленностью, волей и умом, и относился к нему, как наставник и старший друг. Он научил его таким вещам, которых наверняка не проходят в Хогвартсе, специальной школе для волшебников. Конечно, ему бы хотелось поучиться и там, но Гарри безбожно опоздал — в восемнадцать ее заканчивали. И потом он до сих пор был беглым преступником — звучит-то как!
Или магические власти не в курсе его истории?.. Марволо предполагал, что нет. Что Гарри посадили решением нескольких человек — того мага, что доставил в Азкабан, его брата, начальника тюрьмы, и тети Лили. Впрочем, Волдеморт и сам оказался в заточении по воле Дамблдора. Даже Гриндевальд не знал, хотя ему подчиняется магия Нуменгарда.

***

А потом случилось еще одно чудо. Марвало все же удалось снять проклятую маску. Но не это было главным. Этот красивый, умный и властный мужчина был его родным отцом. Мерлин, как Гарри об этом мечтал, хотя и не наделся. Все же тетя Петунья дала ясно понять, что не в курсе даже имени человека, поспособствовавшего его появлению на свет. Хотя ей мало веры – она обманывала насчет матери, а ведь наверняка знала правду. Впрочем, бог ей судья. Тетя любила его, как умела, и сделала все, чтобы он был в порядке.
Лили — другое дело. Невероятно, это жестокая женщина ему нравилась, он ждал ее приездов. А она подкинула его своей сестре — плохо, но не ужасно. А потом и вовсе поступила бесчеловечно. Марволо говорит — наверное, его надо привыкать звать отцом, что Гарри невероятно сильный духом человек, раз в столь юном возрасте не сломался в Азкабане, наоборот нашел силы учиться волшебству и даже, пусть с помощью самого замка-тюрьмы, вызволил всех из заточения. Еще и ему помог — остальные-то не догадались прибегнуть к магловским средствам при снятии наручников.
Избавившись от маски, Гарри начал выходить за пределы дома Яксли, даже спускался в магловское поселение, расположенное у подножья горы. Не один, конечно, — в сопровождении Марволо, который боялся за него, или ему самому надоело сидеть взаперти. Скорей всего, и то, и другое.
Поимка Лили, ее допрос и последующее наказание — все это ничуточки не огорчило Гарри. Он искренне ненавидел эту женщину, даже понимая, что она дала ему жизнь, и за это надо быть благодарным. Но когда Марволо, нет, отец, спросил, хотел бы он, чтобы Лили приговорили к поцелую дементора… Ему стало ее жаль. Такую страшную участь не пожелаешь даже самому заклятому врагу, не то, что родной матери.
Магическое правосудие было милосердно. Решением Везенгамота Лили Эванс была лишена палочки и выслана из Британии. Ее любовник, Альфард Паркинсон, осужден на три года тюрьмы, хотя, по мнению Гарри, за убийство трех невинных человек он заслужил намного больше. Однако волшебники пренебрежительно относились к маглам, и их смерть для них значила, пожалуй, то же, что уничтожение животных.
Кристофер Паркинсон за превышение своих полномочий и смешивание служебных и личных отношений всего-навсего был снят с должности. Гарри не мог определить, доволен ли таким исходом. С одной стороны, прояви Паркинсон бдительность, вызови авроров, те начали бы свое расследование, и Гарри не оказался бы в застенках. С другой, Гарри никогда не узнал бы, что волшебник, и не нашел бы родного отца.

***

Едва поутих в прессе скандал, связанный с четой Поттеров, Марволо взял Гарри с собой в Косой переулок. Это было поистине сказочное место! В витринах магазинов парили летающие мячики — снитчи, метлы для игры в квиддич, спорт волшебников, и просто для полетов, продавались мантии, шляпы, котлы для варки зелий и разные ингредиенты к ним, среди которых были чьи-то глаза, кости, неведомые травы и другие экзотические вещи.
Потряс Гарри и волшебный банк — не размерами. Дядя Вернон его как-то брал с собой в высотное здание из стекла и бетона, где тоже был банк, только магловский. «Гринготтс» выглядел гораздо скромней. Но его работники… — гоблины — странные человечки с умными глазами и суровыми чертами лица. Он еле заставил себя не разглядывать их слишком откровенно, а то мало ли — не каждому нравится, когда на него пялятся.
Обходились они с Гарри и с его отцом по-королевски. Видимо, гоблины знали и уважали Марволо, а может, и боялись. Ведь в прессе об отце распространялись безобразные слухи, что он – кровавый диктатор, желающий поголовного уничтожения маглов и магических рас – тех же гоблинов, кентавров, кто умеет мыслить и ничуть не хуже магов-людей.
Именно в банке — хотя в магловском мире такие учреждения не занимаются этими делами, — их официально признали сыном и отцом. Волдеморт – это была лишь анаграмма, — поменял фамилию Риддл, доставшуюся от отца-магла, на магическую и стал Марволо Томасом Гонтом. А Гарри, соответственно, Гарретом Марвало Гонтом. Они отметили это, посетив кафе Фортескью, где съели необыкновенное мороженое, от которого у юноши из носа и ушей пошел дым, а у отца позеленели волосы. Еще они выпили по бокалу шампанского, тоже волшебного, так как Гарри чуть не взлетел под потолок, да и ноги Марвало не касались пола некоторое время.
Это был чудесный день во всех отношениях. Жаль, что единственный, когда они были вместе в магическом переулке. Вскоре отец устроился на работу в Министерство магии, в отдел Тайн, хранителем. Он сетовал, что должность пока маленькая, но был доволен, что попал именно туда, где имелся доступ ко всей информации о магах, об артефактах и разных секретах.
Гарри тоже побывал там, можно сказать, инкогнито, поздно вечером, так как по дню рождения подходил под какое-то пророчество, как и еще двое его одногодков, Чарлус Поттер, сводный брат, и Невилл Лонгботтом. Марволо думал, что он не может взять в руки шар, где оно запечатано, или на нем персональные, настроенные на него, сигнальные чары, поэтому и взял сына. Но это была напрасная перестраховка. Шар просто лежал на полке, и они спокойно не только взяли его, но и вынесли из здания министерства.
В особняке Яксли выяснилось, что текст пророчества, скорей всего, поддельный. Снейпа, преподавателя зелий в Хогвартсе, весьма повеселило, кто назван мессиями. По его словам, Невилл был тюфяком и посредственным магом, и опасность представлял лишь на зельях, так как часто взрывал котлы. Чарлус, конечно, многое изучил под руководством отца и крестного, которые работали аврорами. Но в противостоянии с темным магом уровня Марвало не выстоял бы и десяти минут. Да что там, он проиграл бы и Гарри – Снейп сражался на дуэлях с обоими и знал их возможности.

***

Время шло, и сторонники Волдеморта захватывали в министерстве все более значимые посты. Через год после начала новой компании по завоеванию власти кресло министра занял Теодор Нотт, которого никогда не связывали с Пожирателями смерти, но на деле он был ярым сторонником и одним из первых примкнул к Марволо, когда тот освободился из Нуменгарда. Своим помощником Нотт сделал Яксли, который теперь носил девичью фамилию своей матери, Пьюси, и считался выходцем из хорошей семьи, тоже не запятнанной темной магией.
Новый министр сделал и другие кадровые перестановки, окружив себя сторонниками Волдеморта. Дамблдор пытался указать на это, создать негативное общественное мнение, выступая в «Ежедневном пророке». Но так как его главным аргументом было их пособничество Пожирателям, а они не имели меток — Марволо убрал эти сомнительные украшения с рук своих последователей, то его никто не слушал.
Когда же Альбус попытался сказать об угрозе возвращения Волдеморта, ему посоветовали показать этого самого Темного Лорда. Мол, прошло столько лет, о Сами-знаете-ком ни слуху, ни духу. Он наверняка либо мертв, либо отошел от дел. А его ближний круг, Лестрейнджи, Эйвери, Яксли и многие другие, кто находился в том же коридоре, где был тупичок беглецов, погибли под завалом в Азкабане. Остальные раскаялись, сидя в тюрьме, а те, кто был на свободе, давно доказали, что примкнули к Волдеморту случайно или по принуждению.
Гарри весь этот год готовился к сдаче ТРИТОН. Его учили все, кто сейчас поддерживал Волдеморта, и сам Марволо. Весной он успешно сдал экзамены и получил такой же сертификат, как выдавали при окончании Хогвартса, и теперь считался полноценным магом, причем с очень высокими показателями.
Отец, который возглавил отдел Тайн, устроил Гарри работать к себе, на свою первую должность, хранителем. Они снова стали чаще видеться, так как вместе обедали и аппарировали домой. Поначалу они жили у Яксли, а затем Марволо восстановил древний замок Слизеринов, который их принял.
Это было поистине волшебное жилище: с говорящими портретами, с множеством редчайших артефактов, алхимической лабораторией, с огромной библиотекой, где были собраны старинные фолианты, которые могли укусить или брызнуть ядом, с живыми растениями и магическим зверинцем, среди которых находились и весьма опасные, и с домовиками, ухаживающими за всем немаленьким хозяйством.
Здесь Гарри впервые сел на метлу, познакомился со своими ровесниками – детьми последователей Марволо. Продолжил совершенствовать себя в магии, занимаясь ею с отцом и другими, узнал о способности к змеиному языку. Даже научился фехтовать и танцевать, а так же проводить некоторые ритуалы. Так прошло еще два года.

***

Власть Волдеморта крепла, хотя и не он возглавлял Министерство, по-прежнему работая главой отдела Тайн. Его соратники заняли практически все руководящие должности, и без его санкции не выходил ни один закон. В первую очередь это коснулось повышения и укрепления положения чистокровных магов и оттеснение маглорожденных на вторые роли. Даже Хогвартс претерпел изменения. Там ввели новые дисциплины и расширили курс существующих. В частности, стали уделять внимание кровной и родовой магии, которая была до этого почти под запретом.
Дамблдор пытался вставлять палки в колеса, но во многих вопросах его не поддержало даже ближайшее окружение, например, Поттер и Блэк. Да, они не кичились своей чистокровностью, Сириус иногда стеснялся своей семьи, практикующей темную магию, но оба считали, что терять знания, накопленные поколениями предков, неприемлемо, без родовой магии невозможно прожить, а без кровной иногда и выжить.
Еще многие фениксовцы, можно сказать, бывшие, резко отрицательно относились к выступлениям против существующей власти. Многие чистокровные и полукровки, даже некоторые маглорожденные, в отличие от Дамблдора, не поддерживали сближение магловского и магического миров и были довольны, что Нотт и его кабинет проводят похожую политику. Их радовало, что крепнет Статут Секретности, а значит, и безопасность волшебников-обывателей. Ведь нет гарантии, что, узнав о магах, простецы не развернут новую инквизицию.
В том, что несколько притесняются маглорожденные волшебники, выходцы из древних родов тоже не видел ничего плохого, так как искренне считали, что у них, в основной массе, ниже магические способности. Традиций они почти не знают и не стремятся их изучить, а к магии относятся, как к инструменту, а не к дару. А она может и обидеться, так как почти живая.
И правильно говорит новый начальник Департамента образования Эдвард Эйвери, маглорожденных надо с пеленок учить, как правильно жить в магическом мире, а их родителей заставлять давать Непреложный обет о неразглашении, какими силами обладают их чада. Здравая мысль, несмотря на то, что он — полная тезка почившего Пожирателя смерти, правой руки Волдеморта.

***

Однако Дамблдор не собирался сдаваться. Он на пару со своим самым ярым последователем Аластором Грюмом пытался вывести на чистую воду сторонников Волдеморта. Грюм даже провоцировал некоторых бывших Пожирателей на столкновения. Самые горячие, такие, как Долохов, Макнейер и Рудольфус Лестрейндж, иногда поддавались и, в конце концов, при стычке Аластора с Уолденом они оба погибли.
Дамблдор тяжело пережил смерть Грюма, но опять попытался выставить это происками Пожирателей смерти. Но так как многие знали о вспыльчивом характере бывшего аврора, о некоторой сумасшедшей непримиримости Аластора к магам, интересующимся пограничными областями знаний, такими, как та же кровная магия, то у него ничего не вышло. Скиттер даже довольно жестко высмеяла Альбуса, назвав «спятившим старикашкой, жаждущим власти».
Рассерженный на прессу и обывателей, считающий себя правым и действующим во благо, Дамблдор специально явился в министерство магии к своему соратнику Кингсли Брустверу, возглавляющему Аврорат. Почти ничего не объясняя, он привел его в кабинет начальника отдела Тайн, где с порога воскликнул:
– Это Волдеморт! Арестуй его!
– На каком основании? — невозмутимо поинтересовался Марволо. — Моя фамилия Гонт. Я из древнего, уважаемого рода и никогда не сталкивался с тем, кого вы называете Волдемортом.
– Том, неужели ты думаешь, я не узнал тебя?.. Да, ты возмужал, повзрослел. Но я знал тебя еще ребенком.
– То, что я вам напоминаю Тома Реддла — ничего не значит. Я его кровный родственник — не отрицаю. Но я — не он.
– Кингсли, напои его веритасерумом, — не слушая его, почти потребовал Альбус. — Что до оснований… Если он, в самом деле, Гонт, то почему наделен не их фамильными чертами, а является копией Тома Реддла-старшего. Я могу показать тебе воспоминания.
Бруствер заколебался. С одной стороны Гонт был на хорошем счету. При нем отдел Тайн перестал быть проходным двором, все заработало, как отлаженные часы. За сохранность секретных документов можно было больше не опасаться. С другой, Кингсли верил Альбусу. В самом деле, кому, как не ему знать, как выглядит Волдеморт.
– Я не могу просто так применять сыворотку правды, невзирая на свой пост. Это должно быть обосновано решением суда. Но и проигнорировать слова уважаемого человека не в состоянии, — произнес он, обращаясь к Марволо. — Поэтому предлагаю добровольно согласиться на применение веритасерума или поклясться магией, что вы не Сами-знаете-кто.
Гонт задумался. Клясться слишком опасно. Ведь ему могут задать провокационный вопрос. Можно спросить вместо: «Являетесь ли вы Волдемортом?» — «назывались ли вы так?» — и тут он не сможет сказать: «Нет». А веритасерум… у него повышенная сопротивляемость этому зелью.
– Предпочту сыворотку, — выбрал Марволо.
Бруствер капнул ему на язык три капли, и посыпались вопросы: когда родился, где жил, как зовут. Под конец выплыл и вопрос, не является ли он Волдемортом. На все Марволо отвечал уверенно, но коротко. И, похоже, не вызвал недоверия своими ответами со стороны начальника Аврората, потому что Кингсли сказал:
– Прости, Альбус, но ты ошибся. Марволо Томас Гонт — не Волдеморт. Надеюсь, он не будет настаивать на твоем извинении.
– Нет, — поспешно заверил Марволо. Просить прошения за правдивое обвинение — это слишком. Как бы он не относился к Дамблдору, но не хотел так его унижать.
– Все равно ты — это он! — уперся Альбус и запальчиво добавил: — Я вызываю тебя на дуэль.
– А если я откажусь?.. Мол, считая себя сильней, не хочу позорить ваши седины проигрышем в дуэли.
– Ты не можешь. Я призываю в свидетели магию. Пусть она рассудит!
Бруствер, глядя на это, лишь укоризненно покачал головой. Законом не запрещалось устраивать магические поединки, и он не мог запретить. Между тем, вокруг спорщиков возникло магическое свечение. Магия скрепила вызов, а, следовательно, Волдеморту осталось лишь согласиться.

***

Местом проведения поединка Волдеморт и Дамблдор выбрали скалистый берег моря. Верней, выбирал Альбус, а Марволо лишь согласился, удивляясь, откуда старик узнал, что приют, в котором Том вырос, выезжал на лето именно в эти края, и он, будучи мальчишкой, частенько гулял по этому уступу над водой.
– Да, я многое знаю о тебе, — подтвердил Дамблдор. — Например, вон в ту пещеру внизу ты однажды заманил двух своих приятелей по приюту и заставил их пережить несколько неприятных моментов. Ты умел наводить страх магией, чем и воспользовался.
Положим, история была не совсем такой. Маленький Том вовсе не заманивал Эми Бенсон и Денниса Бишоп. Девчонка нравилась Тому и знала об этом, как и то, что у него есть соперник, Денни. Она стравливала их, подначивала. И в пещеру они потащились на спор, ну, и она с ними. А там Бишоп стал насмехаться над Томом, а Эми вторила. Вот он и пугнул их, натравив парочку безобидных змеек, которые в изобилии водились в пещере.
Разумеется, Марволо не собирался признаваться в этом Дамблдору. Он вообще, до поры до времени, не хотел говорить, что является Волдемортом. Поэтому безразлично парировал:
– Не понимаю, о чем вы.
– В любом случае, хватит ностальгии, — отмахнулся Дамблдор и без предупреждения послал в него мощные разрушающие чары.
«Силен старик», — уважительно и с долей волнения подумал Марволо, выставляя сильнейший щит, котрый загудел, завибрировал, вбирая в себя проклятье, но устоял. Волдеморт же выпустил в противника ледяные стрелы, которые, в свою очередь, были расплавлены защитой Альбуса.
На это Дамблдор ответил огненным хлыстом, а Марволо окружил себя водным коконом. Затем переместился за спину старика и кинул в него первый же подвернувшийся камень. Противник усмехнулся, создал из него голема и направил на Волдеморта.
– Ты силен, Том, но я сильнее, — сказал Дамблдор, видя, с каким трудом Марволо расправился с каменным изваянием. — Сдавайся!
– И ты вернешь меня в Нуменгард? Может, вообще следовало устроить снова на меня ловушку, и все? С чего ты решил проявить честность? — закидал его вопросами Волдеморт, попутно подкрепляя их смертельным проклятьем.
– Я же светлый маг, — усмехнулся Альбус, уклоняясь. — Гляжу, решил больше не лукавить, что ты — это ты. Кстати, как ты выбрался из заточения?
Говоря все это, он направил на соперника очередные сильные чары. Марволо даже не разобрал, что это, но выставил щит, и тот опять удержал, справился. Однако старик успел вдогонку послать еще огненную плеть, которая обвилась вокруг тела Волдеморта и начала душить.
– Расспросишь Геллерта, когда сам окажешься там, — парировал Марвало, превращая удавку в змею и натравливая на старика.
Теперь Дамблдор пытался вырваться из удушающих колец. Создание противника не просто обвивало его тело, но и гасило магию. Однако Альбусу удалось бы вырваться, рано или поздно, с помощью палочки. Но Волдеморт не собирался ждать и выкрикнул:
– ЭКСПЕЛИАРМУС!
Палочка противника оказалась в его руках.
– Убьешь безоружного и беззащитного? — спокойно поинтересовался Дамблдор, перестав вырываться из колец магической змеи, так как понял невозможность этого.
О, как Волдеморту хотелось сделать именно так. Послать зеленый луч смерти и сплясать над трупом противника. Но… он теперь законопослушный гражданин.
– Непростительные все еще запрещены, и за их применение сажают в Азкабан, — сообщил он поверженному противнику. — Я не стану убивать тебя, Альбус, а, как ранее сказал, отправлю в Нуменгард. Надеюсь, твой старый друг по достоинству оценит твое появление.
Марволо подошел к Дамблдору и аппарировал с ним к воротам Нуменгарда. Едва он назвал свое имя и цель, они раскрылись, и Гриндевальд лично встретил их.
– Доигрался, Альбус? — ехидно осведомился он у Дамблдора.
– Я боролся за правое дело, а вот Волдеморт, — Альбус указал на Марволо, — создает лишь хаос и разруху.
– Я не настолько оторван от внешнего мира, — возразил ему Геллерт. — Политика, внедряемая его последователями, вполне разумна. В магическом мире нет ни хаоса, ни разрухи. Это ты, наоборот, создаешь ненужное волнение. Так что тебе лучше посидеть здесь, поостыть.
Он забрал пленника из рук Волдеморта и, коротко кивнув на прощание, скрылся с ним за дверью. Ворота следом закрылись.
– Надеюсь, это все, — сам себе сказал Марволо и аппарировал в Лондон.
С оппозицией было покончено, ведь ее глава заточен в Нуменгарде. И теперь ничего не мешает претворять свою политику в жизнь магического общества.


Эпилог

Гаррет Гонт считал себя счастливым человеком. В свои тридцать лет он уже являлся начальником отдела Тайн, попутно получив мастера чар и темных искусств. Марволо теперь возглавлял Визенгамот и был председателем международной конфедерации магов — посты, ранее занимаемые Дамблдором. Хогвартсом руководил тоже его человек — Северус Снейп. Теодор Нотт по-прежнему оставался министром магии, да и другие должности занимали последователи Волдеморта. Впрочем, даже ближний круг больше его так не называл, хотя и оставил обращение «милорд».
За прошедшие годы Гарри и Марволо стали настоящей семьей. Старший Гонт, несмотря на занятость, находил время, чтобы побеседовать с сыном, вместе выйти в свет или отправиться на отдых. Он очень гордился успехами Гарри. Единственное, что ему не хватало для полного счастья, чтобы молодой человек все же попытался получить титул лорда Слизерина. И вот, после тридцатилетия, наследник, наконец, согласился на это.
Гоблины «Гринготтса» с большим пиететом приняли их, так как знали, что, будучи серым кардиналом, именно Гонт-старший руководит магической Британией. Они были довольны нынешним правительством, так как кабинет Нотта укрепил положение разумных магических рас, особенно гоблинов. Управляющий банка лично вынес шкатулку с перстнем Слизерина и низко поклонился, хотя у гоблинов это было не принято.
– Смелей, — подбодрил Марволо сына, который замялся, не решаясь вынуть перстень.
– Примет ли, — засомневался Гарри.
– Ты сильный маг. Не сомневайся. А если нет, я не стану хуже к тебе относиться.
Ободренный его словами, Гарри надел на палец перстень. Почти сразу тело охватило ровное тепло и свечение, а украшение плотно село на фалангу.
– Поздравляю! Ты теперь лорд Слизерин, — радостно возвестил Марволо.
Гарри невольно расправил плечи, гордясь собой и тем, что угодил отцу.
«Что ни говори, жизнь прекрасна», — мелькнуло в его голове. Так и было. Он стал уважаемым магом, хорошим специалистом и примерным сыном. Разве только задуматься о продолжении рода... Но какие еще его годы. Все впереди.

Конец.

@темы: джен

---

"Маска", главы 3-5



Глава 3. Ликбез для самородка

Утро для обитателей тупичка началось почти обычно: резко зажегся свет, пролетел дежурный дементор, лязгнула дверь в начале коридора, знаменуя приход охранника, разносящего завтрак. Они знали по опыту, его лучше не провоцировать. До них он доберется не раньше, чем через сорок минут, злой и раздраженный, поэтому запросто может поприветствовать «Круцио», если начнешь дерзить.
До этого момента еще оставалось достаточно времени, и узники могли окончательно вырваться из объятий Морфея, выполнить гигиенические процедуры и размять мышцы. И лишь после привычного ритуала Пожиратели вспомнили о новом пленнике. От клетки мальчишки не доносилось ни звука. Более того, она была отгорожена стеной плотного тумана.
– Эй, Эванс, просыпайся немедленно и восстанови видимость! — в два голоса закричали братья Лестрейндж, зная, какое неприятное наказание ждет мальчишку за использование беспалочковой магии, если ее заметит охранник-аврор.
Гарри их не услышал, так как созданная им преграда убирала звуки в обе стороны. Охранник все ближе подходил к повороту, ведущему в тупичок, а клетки нового обитателя так и не появилось.
Старожилы не на шутку всполошились, не столько обеспокоенные тем, что накажут новичка, больше из-за боязни, что их тоже подвергнут похожей процедуре за компанию, вспомнив, что давно не обновляли чары, сильно ослабляющие умение колдовать без палочки. Мало того, что это было болезненно, так лишало того минимума комфорта, который они могли обеспечить себе, когда справляли нужду.
– Немедленно проснись, паршивец! — гаркнул Эйвери скорей от отчаянья, чем реально полагая, что поможет.
Как ни странно, эта формулировка сработала. Клетка Эванса стала вновь прозрачной, а он вскочил с койки и, не понимая, где находится, выпалил:
– Сию минуту, тетя!
Затем оглянулся по сторонам и недовольно буркнул:
– И чего вы орете? Тут что, режим соблюдать необходимо или я разбудил вас храпом?
– Если бы, — сердито выдавил Яксли. — Ты оградил свою клетку магией, а это нельзя показывать при охране. Сам бы получил и нас бы подставил!
– Что я сделал? — не понял Гарри.
– Разновидность щитовых чар, — пояснил Эдвард. — Ты что, не в курсе своих способностей?
– Нет, вообще-то, — покачал головой мальчик.
– И у тебя за пятнадцать лет не случалось ничего необычного? — не поверил Рабастан.
Гарри надолго задумался.
Тем временем охранник-аврор вывернул из-за поворота и скомандовал:
– Встать к стене, отвернуться, руки за головы!
Пожиратели моментально приняли требуемую позу. Гарри последовал их примеру. Судя по звукам, охранник быстро прошел вдоль клеток и вернулся к началу тупичка, затем что-то сделал, и тело мальчика окаменело. Он слышал, как лязгнула решетка, отделяющая его клетку от узкого прохода, послышался глухой стук чего-то об пол, шаги, похожие звуки от соседних клеток. Охранник вновь вернулся к началу тупичка и коротко сказал:
– Приступайте!
Гарри ощутил, что теперь может шевелиться, и обернулся. Недалеко от решетки, отделяющей клетку от прохода, прямо на камнях стояла оловянная миска, полная чего-то серовато-синеватого.
Не слишком привыкший есть подобную пищу — Дурсли никогда не морили его голодом и были сторонниками вкусной еды, мальчик поморщился и даже понюхал свой завтрак, аккуратно зачерпнул кончиком ложечки и отправил в рот. Это была овсянка, жидкая, несоленая, без масла и молока — довольно гадкая в своей пресности. Ее можно было есть, лишь испытывая сильный голод, но он мужественно заставил себя проглотить пару ложек, не желая терять силы.
Да, Гарри было очень неуютно и неприятно в этом страшном месте, но желание жить никуда не делось. Он даже не рассматривал вариант самоубийства, показательной голодовки или другой, подобной глупости. Мальчик принял за аксиому слова самого старшего из заключенных и собирался приспособиться к обстоятельствам и, как выразилась единственная женщина среди них, «существовать» в предложенных условиях.

***

Охранник удалился, и узники постепенно расслабились. Некоторое время в тупичке слышался лишь звук, производимый ложками о миски. Затем Эйвери повторил вопрос:
– Так как, ты помнишь что-нибудь необычное, Эванс?
– Почти ничего, — ответил Гарри, который уже закончил трапезу и с удивлением наблюдал, как миска и ложка тают на глазах. — В начальной школе как-то раз я рассердился на учительницу, поставившую мне несправедливую оценку, и ее волосы посинели. Иногда, ругаясь с тетей Мардж, ощущал злость. Если она была сильной, то звенела посуда в буфете. Тетя Петунья обычно говорила, что гнев — разрушительная сила, дарованная нам от дьявола, и я старался не выходить из себя. Пожалуй, и все.
– То есть, ты и не подозревал, что волшебник?
– Нет, разумеется! Я, вслед за родными, был уверен, что магия — детские сказки. А тут, в тюрьме, у меня вдруг какой-то клапан открылся, когда я прогнал то жуткое существо, которое вы назвали дементором. Того, что случилось ночью, я вообще не заметил. Помню, что, засыпая, очень хотел, чтобы никто меня не видел и не слышал, и я тоже.
– Попробуй сделать так сейчас, — предложил Яксли.
– Я не знаю, как! — почти выкрикнул от досады Гарри.
– Сконцентрируйся. Подумай, как перед сном, — посоветовал Эйвери.
Некоторое время ничего не происходило, затем клетку новичка заволокло туманом.
– Молодец. Самородок. Латентный маг, — послышалось со всех сторон.
Гарри их не слышал и не видел. С его точки зрения, теперь он находился в своей комнате у Дурслей, лишь не было шкафа с одеждой и окна, да появился унитаз с умывальником. Тут ему послышался голос Петуньи:
– Гарри Эванс, немедленно вылезай!
Тон свидетельствовал, что терпение тетушки на пределе, и стоит поторопиться. Однако он вспомнил, что она никогда уже больше не будет кричать на него, хвалить или как-то иначе выражать эмоции, потому что мертва, и иллюзия развеялась. Гарри по-прежнему находился в клетке, а рядом возбужденно переговаривались старожилы:
– Какие перспективы! Вот бы научить его серьезным заклинаниям. Тогда нас не удержат решетки, и мы найдем Темного Лорда.
– Для начала повтори этот фокус для всех, или что-то подобное, — когда восторги поутихли, попросил Эдвард и дал напутствие: — Не волнуйся. Сконцентрируйся.
Гарри сразу отмел идею поместить каждого узника в комнату, подобную своей. Лучше попробовать соорудить хотя бы ширмы. На уровне интуиции он понимал, что так намного легче. Мальчик постарался успокоиться и представить, что это покой больницы, где ему однажды пришлось побывать — он сильно сломал ногу, и тетя Петунья настояла на госпитализации. Там дети лежали в отдельных отсеках, которые все же составляли единое помещение. Тупичок тюрьмы чем-то напоминал Гарри ту обстановку. Наверное, тем, что по обе стороны узкого прохода располагались по четыре клетки в ряд — как боксы в больнице.
Когда он открыл глаза, то понял, что все получилось. Через некоторое время Гарри сам, без понуканий извне, снял наложенную иллюзию и объявил:
– Кажется, я понял, как этого добиться, и если вам понравилось, смогу в любой момент повторить и быстро снять.
– Разумеется, мы согласны, — обрадовалась Беллатриса, которая больше всех страдала от невозможности уединиться.
Мужчины, конечно, проявляли такт и частенько отворачивались, когда она занималась гигиеной, но все же. Да и следить за их туалетом ей, признаться, надоело.
– Да, это замечательно, — начал за здравие Логан и продолжил менее оптимистично: — Но за прошедшие годы мы смирились с эксгибиционизмом, и от твоего умения ни холодно, ни жарко.
– Что ты предлагаешь? Учить его заклинаниям без палочки?– раздраженно осведомился Рудольфус. — Но это нереально!
– Почему? — не понял собеседник. — Эванс никогда ею не пользовался. В его подсознании не сформированы стереотипы. Судя по вчерашним выбросам и сегодняшнему шоу с иллюзией, он сильный маг. Может, и получится. Если же нет, чем мы рискуем?
– Попасться охранникам, и они наденут ограничительные браслеты, — напомнил Рабастан.
– На него, — уточнил его брат.
– На нас тоже. Мы не донесли, — педантично поправила Беллатриса.
– Можно быть аккуратней. В коридоре прекрасная акустика и слышно, когда открывают его дверь. Это будет служить сигналом к прекращению экспериментов, — сказал Эйвери, которому тоже хотелось попробовать обучить мальчишку беспалочковой магии.
Вдруг идеи, высказанные ими в момент демонстрации чар, являющихся смесью иллюзии и охраны, судя по отсутствию слышимости, станут реальностью?
Остальные пришли к таким же выводам, потому что с разных концов послышались одобрительные слова:
– Стоит попробовать. Это какой-то шанс. Лучше, чем бездействовать.
Так началось самое странное обучение магии в месте, априори считающимся непригодным для этого.

***

Потянулись дни, наполненные хоть каким-то смыслом. Вопреки словам Яксли, что считать их нереально, это было не совсем так. В Азкабане был довольно четкий распорядок дня и традиционная смена блюд: утром овсянка, днем жидкая похлебка, вечером безвкусное пюре или холодные макароны. Еще раз в сутки приносили жидкий чай или мутноватую подслащенную воду, именуемую охранниками компотом.
Учиться магии было сложно, но интересно. Конечно, не все давалось Гарри с легкостью. Он быстро освоил простейшие чары, позволяющие зажечь свет или наколдовать чистой воды, но вот что-либо серьезное не удавалось. Учителя ему попались не слишком терпеливые, и частенько раздражались, выкрикивая оскорбления и даже воздействуя магически.
Особенно сильно их озлобляли визиты дементоров. Считая, что именно новый узник вызывает у них интерес и участившиеся посещения тупичка, Пожиратели не стеснялись в выражениях. Иногда дементоры зависали надолго, и тогда случались истерики у Беллатрисы и Гарри, как у наиболее нестабильных в психическом плане.
Когда в нее впадала женщина, это отражалось на всех старожилах. Рудольфус становился нервным, подавленным. Его брата задевало такое поведение родственников, и он корил в этом мальчика. Эйвери и Яксли от этого испытывали ярость и тоже не скупились на оскорбления.
Когда же в истерику впадал сам Гарри, то стены тюрьмы ходили ходуном, и недовольные возгласы слышались со всего коридора, а не только из тупичка. Как следствие, прибегали охранники и грозились наложить на него сдерживающие браслеты.
Впрочем, угрозы оставались угрозами, так как даже авроры понимали, что это естественный страх перед стражами Азкабана, и его вряд ли удастся обуздать, если узник — сильный маг. А это подразумевалось, так как ходили слухи о Гарри, который в юном возрасте умудрился трижды с успехом применить смертельное проклятие, изучив его, по-видимому, самостоятельно.
Просить дементоров не посещать тупичок было бессмысленно. Эти существа следовали лишь своим желаниям. Единственное, в чем они подчинялись магам — не накидывались на узников с особым воздействием, называемым «поцелуем», в результате чего человек лишался души. Производили они его лишь по требованию тех, кого Азкабан на данный момент признавал начальниками над заключенными и персоналом. Тюрьма, как многие магические замки, была в меру разумным созданием.
С визитами дементоров можно было бороться, отгоняя их всплесками магии, особенно тем, что получался у Гарри и был похож на патронуса, или стать им неинтересным. Но мальчик излучал столько стихийного волшебства, что, наоборот, притягивал их. Так что это оставалось замкнутым кругом.

***

Помимо обучения и взрывов эмоций, взрослые рассказывали Гарри о волшебном мире и, разумеется, о пропавшем Волдеморте. Постепенно мальчика захватили его идеи, невзирая на то, что темный маг ратовал за урезание прав маглорожденных волшебников, к которым Гарри причислял и себя.
– Я не думаю, что ты грязнокровка, — как-то усомнился Яксли. — Либо мать, либо отец у тебя был волшебником. Слишком сильный магический потенциал. Это можно понять и по рассказу о дне смерти твоих родственников. Ты говорил, что вслед Альфарду Паркинсону в доме появилась твоя тетя, родная сестра Петуньи, у которой ты жил.
– Тетя Лили — не моя мать, но да, теперь я думаю, она волшебница, — согласился Гарри. — Была ли ведьмой и Роза, еще одна их сестра… не знаю. Я никогда ее не видел.
– У тебя, конечно, слишком распространенные имя и фамилия, но мне все время вспоминается Лили Эванс, гриффиндорская грязнокровка, за которой бегало пол школы, и которая захомутала Джеймса Поттера, богатого и чистокровного мага, — задумчиво протянула Беллатриса. — Мать этого охламона, моя родня, вечно плакалась моей, насколько она недовольна выбором сына. Моя мамаша, конечно, не забывала высказать Дорее, что та сама виновата, позволяя позднему ребенку вить из себя веревки. Правда, я не интересовалась, есть ли у этой выскочки сестры.
– А я несколько в курсе, — сообщил Рабастан. — В Рейвенкло училась Роза Эванс. Затем произошла какая-то темная история, и ее то ли отчислили с пятого или четвертого курса, то ли она сама решила не продолжать обучение. Но до этого я точно видел этих двух рыжих вместе — слишком яркое зрелище, чтобы пропустить. Они были очень похожи, хоть и погодки. И, кажется, девицы называли себя сестрами.
– Это вполне совпадает с историей, которую рассказывала мне о матери тетя Петунья, — поддакнул Гарри. — Роза училась какое-то время в одной школе с Лили, затем вернулась в ту, где обучалась Петунья. После спуталась с каким-то артистом и сбежала из дома.
– Нет, этого мало, — покачал головой Эйвери. — Сестры Эванс, не знаю сам, возможно, сильные волшебницы. Но Гарри — носитель уникального дара, который вряд ли проснется у рожденного маглорожденной ведьмой от магла. Его отец, как минимум, должен быть полукровкой, причем с родителем из сильного рода, либо вообще чистокровным. Эту же теорию подтверждает зачем-то одетая на лицо Гарри маска. Вот вырвемся на свободу, попытаемся ее снять.
– А мы вырвемся? — усомнился самый пессимистичный из обитателей тупика, Яксли.
– Должны. Не ради собственной свободы, а чтобы разыскать Темного Лорда, — с некоторым пафосом ответил Эдвард.
Гарри мог бы поспорить с мужчиной. У него было гораздо меньше стремлений, чем у остальных, разыскать и освободить неизвестного ему человека. Но вот вырваться самому — для этого он приложит все усилия. Мальчик и так кое-что делал в этом направлении, правда, пока без особого успеха.
Первым его порывом было разнести стены тюрьмы сильным магическим выбросом. С каждым днем, проведенном в заточении, изучая без палочки заклинания и чары, он чувствовал, как растет его волшебная мощь. Еще год-другой, и такой фокус ему будет под силу. Но старожилы говорили, что их коридор находится на самом нижнем уровне замка, глубоко под землей. Если строение рухнет, то их всех погребет под обломками и под водой. Тут уж дело случая, смогут ли они выбраться раньше, чем их найдут авроры или смерть. Поэтому идея была отброшена, как несостоятельная.
Другой способ побега, который приходил к нему в голову, был магловским: сделать подкоп. Но то, что удавалось в приключенческих романах героям, в реальности не выходило. Гарри пробовал копать ложками, выискивая стыки между камней кладки, из которой был сложен замок. Но столовые приборы быстро исчезали и еще быстрей гнулись и ломались.
Пытался он рыть и осколками камней, предварительно выбив их заклинанием из стены или пола. Но, во-первых, тюрьма выражала свое недовольство, присылая дементоров. Во-вторых, процесс был кропотливым, тяжелым и нудным. За два года, которые прошли по его подсчетам с момента ареста, Гарри выковырял лишь маленький блок, и теперь в образованное углубление можно было спрятать оловянную плошку, если бы она почему-то не исчезла. Но мальчик пока не хотел отчаиваться, что скорее состарится тут, чем сбежит.

Глава 4. Неожиданный побег

Свой очередной день рождения Гарри собирался праздновать ночью. Во-первых, это было самое безопасное время для проведения подобного мероприятия. Охранники никогда не появлялись на нижних ярусах, боясь стихийных выбросов заключенных. Их просто тщательней запирали. Во-вторых, тетя Петунья рассказывала, что он появился на свет за полчаса до полуночи.
Помня о празднике, взрослые обитатели тупичка не стали есть свой ужин. Впрочем, они частенько себе позволяли подобное, зная, что у мальчика неплохо получается создавать на основе несъедобного блюда вполне приличную пищу. Да, в желудке она снова превратится в макароны или пюре, но зато удастся обмануть вкусовые рецепторы.
Гарри развесил в тупичке разноцветные огоньки и объединил все клетки, убрав решетки. Взрослые общими усилиями превратили воду в легкое вино, после чего все уселись на сдвинутые топчаны.
– Мы все кое-что забыли, — задумчиво произнес Эйвери, отставляя поднятый бокал. — У Гарри сегодня не очередная дата — ему семнадцать. Как-то отреагирует его магия?
– Точно! — поддакнул Рудольфус. — Боюсь, нас всех ожидает нечто феерическое. Как бы ни аукнулось магическими браслетами.
– Может, все обойдется, — отмахнулся его брат. — Охранники должны понимать ситуацию и сделать скидку, если им объяснить причину. Они же знают, что это не остановишь и не проконтролируешь.
– Что не так с моим возрастом? — не понял Гарри.
– Совершеннолетие, — пояснила Беллатриса. — По меркам волшебного мира ты станешь сегодня взрослым магом, а это всегда сопровождается всплеском магии.
– Ничего себе! — только и мог вымолвить мальчик (или уже юноша?).
Некоторое время обитатели тупичка сидели, переваривая новость. Но так как никакие усилия не могли предотвратить стихийного выброса магических сил, то решено было не паниковать раньше времени и продолжить праздник.
В адрес Гарри было высказано не слишком много хвалебных слов, так как никто из его наставников не отличался добротой. Выпив за здоровье юноши и признав очевидные успехи в обучении магии, они просто сидели рядом друг с другом, почти не разговаривая.
Еще когда были живы Дурсли, Гарри всегда чувствовал в день рождения приближение полночи. Это умение никуда не делось и в Азкабане. Обычно это отмечалось внезапно распахнувшимся окном, миганием лампочек, звоном посуды или другими мелочами. В прошлом году в тупичке вспыхнули все факелы и содрогнулся пол.
Сейчас же фигуру Гарри объял столб белого огня. Тюрьму тряхнуло так, что из стен и потолка вылетело несколько камней. Взрослые сдавленно охнули и постарались подальше отбежать от него. Эдвард попытался призвать юношу к спокойствию, но это было бессмысленно, потому что Гарри не ощущал никакого волнения.

***

За первым выбросом последовали второй и третий, не менее сильные. Замок застонал, недовольный происходящим. Гарри постарался дышать размеренно, как его учили Эйвери и Яксли, желая, чтобы он умел владеть своей магией. Но сегодня внутри него горел настоящий пожар, и он не знал, сколько раз еще сила вырвется на волю.
Внезапно в конце коридора лязгнула дверь, и послышались торопливые шаги. «Неужели охрана?» — мелькнула в голове Гарри неприятное озарение, и, всполошившись, он ослабил контроль над магией. Азкабан снова тряхнуло. Шаги охранника ненадолго стихли, раздался звук падения тела, грязные ругательства, и аврор побежал к тупичку.
– Прекратить! — рявкнул он, появляясь из-за поворота.
На миг Гарри услышал его эмоции и мысли. Охранник недавно получил это место и очень хотел как-нибудь отличиться. Именно это заставило его сегодня спуститься на нижний ярус, когда поступил сигнал о спонтанном выбросе магии. Еще он ненавидел Пожирателей, сидевших в тупичке, потому что Эйвери и Яксли были повинны в смерти его отца.
– Не вмешивайся! — попытался остановить его Рудольфус, видя молодость и неопытность охранника. — У Эванса сегодня совершеннолетие.
– Молчать! — взревел аврор. — КРУЦИО! ПЕТРИФИКУС ТОТАЛУС!
Первое заклинание полетело в Лестрейнджа, второе — в Гарри.
Внутри новорожденного вспыхнула волна ярости и страха. И так неподвластная сегодня ему магическая сила окончательно вышла из-под контроля. На этот раз всплеск был такой сильный, что разбросал в стороны всех находившихся в тупичке и запечатал упавшими с потолка камнями проход в другую часть коридора, а через пол клетки Гарри хлынула вода.
– Мы утонем! Останови это! — с ноткой паники выкрикнул Яксли.
Гарри попытался сосредоточиться и закрыть дыру в полу вылетевшими из стен и потолка камнями. К счастью, это получилось, и вода перестала пребывать.
– Все живы? — взволнованно спросил виновник происшествия.
– Мы — да, — откликнулись Лестрейнджи.
– Эдвард тоже почти в порядке, только шишку набил, — сказал Яксли. — Эх, парень, когда он оклемается, то выпорет тебя.
– Я же не нарочно! — смутился Гарри. — Кстати, а охранник-то как?
Он огляделся по сторонам, выискивая слишком радивого аврора, и вскоре заметил его неестественно вывернутое тело. Из-под головы вытекала струйка крови, и даже издали было понятно, что охранник мертв. Это же подтвердил и Логан.
– Вот теперь нам конец, — мрачно сообщил он. — Паркинсон не станет разбираться, кто именно убил парня. Нас всех ждет поцелуй дементора.
– Нет! — всхлипнул Гарри от ужаса, и магия тут же откликнулась новым всплеском, невероятно мощным, отчего Азкабан застонал, вздрогнул. В тупичок опять хлынула вода.
«Ты разрушишь меня», — ворвался в голову Гарри незнакомый голос.
– Кто ты? — недоуменно спросил парень вслух.
«Замок. Я уничтожу тебя, чтобы не пропасть самому!»

***

– Простите! — всхлипнул Гарри, обращаясь к обитателям тупичка и к своему необычному собеседнику. — Я не виноват. У меня сегодня просто совершеннолетие, и я не должен был праздновать его здесь. Мне не сдержать магию!
Тюрьму опять тряхнуло, и в голове Гарри снова раздался голос Азкабана:
«Ты не лжешь. Тогда убирайся, пока есть возможность».
– Как? — все также вслух спросил Гарри, оглядываясь.
Проход в остальную часть коридора был замурован рухнувшим потолком, камни продолжали падать, вода из трещины в поле — пребывать.
«Тебе повезло, юный маг. Раньше этот тупик не использовался для содержания узников, так как имел дверь в потайной ход до дома первого начальника тюрьмы. Сейчас он скрыт чарами иллюзий, наложенными на него Основателями Хогвартса. Ты наследник одного из них».
– Ты будто с кем-то разговариваешь, — полуутвердительно-полувопросительно сказал Эйвери, пришедший в себя.
– Да, со мной говорит Азкабан, — подтвердил Гарри. — Он рассердился, что я разрушаю его, и хотел убить меня, ну, и вас заодно. Но когда я извинился, сообщил, что тут есть выход.
– Что же мы сидим? — подскочила Беллатриса. — Давай быстрей, пока сюда не хлынула вода по-настоящему.
Гарри кинулся к торцевой стенке тупичка и начал шарить по ней руками. Затем попытался использовать отпирающее заклинание, но магия внутри бурлила, рвалась наружу, желая разрушать, и ему пришлось пару минут бороться с ней.
– Скажи: покажись, — подсказал Эйвери, подошедший сзади.
Гарри послушался, и в стене, прямо перед ним, появился арочный проем с плотно закрытой тяжелой кованой дверью.
– Я боюсь, что сила моей магии не откроет ее, а выбьет, а заодно и обрушит потолок тайного прохода, — признался он.
– Я взял у охранника его палочку, — встрял Яксли. — Попробую открыть с ее применением.
– Для начала сотвори хотя бы «Люмос», — посоветовал Рудольфус. — Вдруг она тебе совершенно не подходит.
Он оказался прав, и у Логана ничего не вышло, даже искр. Тогда палочку опробовали все взрослые, и она подчинилась лишь Эйвери.
– Это к лучшему, — выдавила из себя Белла, скрывая разочарование, что не ей досталась чужая палочка. — Ты сильней нас всех.
Эдвард применил «Алохомору» к двери, и она, к счастью, со скрипом поддалась. За ней был темный проход, куда он и вошел первым, освещая путь «Люмосом». Когда последний из беглецов оказался в туннеле, Эйвери велел всем пройти чуть дальше и запечатал дверь. Но так как вода продолжала просачиваться под нее, то обрушил часть потолка и приказал всем поторапливаться. Впрочем, его спутники и сами не собирались медлить и прибавили шагу.

***

Шли долго, в полном молчании. Коридор несколько раз поворачивал почти под прямым углом, извивался и петлял. Наконец, беглецы оказались перед другой дверью, явно ведущей на волю. Но сколько Логан не пытался открыть ее, у него не выходило.
– Эванс, твой выход, — насмешливо уступил он право взломать строптивую дверь.
Гарри опять попытался взять свою взбудораженную магию под контроль, и ему показалось, что это удалось. Тогда он произнес «Алохомора». Преграда разлетелась в щепки, хотя была не сплошь деревянной, а прошитой стальными пластинами.
Пожиратели бросились через образовавшийся проем, а Гарри чуть замешкался, чувствуя, что магия готова сорваться с поводка. Чтобы не навредить людям впереди себя, он повернулся к тайному проходу и направил туда всплеск. По коридору прошел гул, земля под ногами вздрогнула, и Гарри увидел, как лавина камней мчится к нему. Это было настолько завораживающее зрелище, что он застыл истуканом, рискуя остаться в коридоре навсегда. Однако тут сзади его дернули сильные руки и отшвырнули от гудящего провала. Упав на траву и ощутив свежий воздух, Гарри очнулся от оцепенения, вскочил на ноги и побежал вперед, боясь, что устроенное им самим землетрясение все же настигнет.
Остановился он тогда, когда перестала дрожать под ногами земля. Рядом переводили дух спутники. Затем Беллатирса начала истерично смеяться, Рудольфус и Рабастан, словно малолетки, устроили шуточную возню, перемежаемую воплями. Яксли заулюлюкал и закричал «Ура!» и даже довольно сдержанный Эйвери, чистокровный не в одном поколении, радостно завопил: «Господи, боже мой, Господи!»
Гарри некоторое время стоял, наблюдая. Затем его тоже охватила волна ликования, которая вырвалась из тела белым столпом света, постепенно превратившимся в радугу. Это несколько отрезвило взрослых магов, и они наперебой велели ему успокоиться, с чем он с достоинством справился.

***

Беглецы огляделись. Они находились на довольно открытой местности, не слишком далеко от берега. Ни с боков, ни впереди не было видно никакого строения. Наверное, дом, о котором упоминал Гарри Азкабан, был разрушен до основания.
Других мест, где можно было бы укрыться и, что называется, перевести дух, тоже не наблюдалось, да и оставаться так близко к тюрьме никому не хотелось. Посовещавшись, взрослые решили сделать портал до дома Яксли, который находился в неприступном месте шотландских гор и, как надеялся хозяин, остался неизвестным новой власти.
Ожидания Логана, к счастью, оправдались. Его жилище было надежно скрыто охранными чарами, а внутри не оказалось следов присутствия посторонних. Единственным его недостатком при других обстоятельствах могли быть размеры — охотничий домик был невелик. Но недавним узникам Азкабана он показался хоромами. Они впервые за долгие годы смогли нормально помыться и устроиться на настоящих кроватях, предварительно съев то, что приготовил обрадованный домовик Яксли.
На следующий день на совете было решено, как можно скорей, посетить «Гринготтс» и Лютный переулок. Для гоблинов и продавцов полулегальных магазинов было без разницы, преступник перед ними или добропорядочный обыватель. Для них самое главное — наличие галеонов и кнатов. Еще в банке ценилась чистокровность, а в магазинах Лютного — темное прошлое, так что компания подходила под все требования.
После долгих и жарких споров было решено идти всей толпой. Бывшие узники, конечно, считали друг друга друзьями и единомышленниками, но, являясь слизеринцами, не доверяли до конца. Быть кинутым в доме, то есть опять оказаться пленником, пусть и более комфортного места, никому не хотелось. Поэтому они наложили друг на друга чары иллюзий. Лишь с Гарри вышла загвоздка. Все попытки снять с юноши маску закончились неудачей. Скрыть ее тоже не получилось.
– Неужели маглорожденная ведьма обладает такой магической силой? — изумился Эйвери, потерпев неудачу.
– Вряд ли, — усомнился Яксли. — Думаю, тетка Гарри воспользовалась каким-нибудь заклинанием, зачаровав маску так, что теперь ее может снять лишь она или какой-нибудь близкий кровный родственник.
– Не радужная перспектива, — угрюмо проворчал Гарри, которому уже осточертело это сомнительное украшение. — Неужели мне придется всю жизнь так ходить?
– Вот освободим Темного Лорда... Он сильный волшебник. Ему наверняка под силу обойти кровную магию, примененную грязнокровкой, или он поймает ее и заставит снять маску, — попытался утешить его старший Лестрейндж.
– А пока тебе придется закрывать лицо тряпками, — посоветовал Гарри Рабастан.
Эвансу, скрепя сердце, пришлось прислушаться к его мнению, и на Косую аллею он пошел в одеянии бедуина, оставив незакрытой лишь полоску маски с глазами, на которую все же удалось наложить отвлекающие внимание чары.

***

Как и предполагали взрослые, посещение банка прошло без сучка и задоринки. Еще бы, не каждый день к гоблинам обращаются сразу три довольно влиятельные в магическом мире фамилии: Эйвери, Яксли и Лестрейндж. Последние через Беллатрису владели еще и некоторыми сейфами Блэков, а все вместе они входили в десятку самых богатых и чистокровных родов.
Для гоблинов главное, чтобы финансы, хранящиеся у них, не лежали мертвым грузом, а работали. Поэтому, произведя магическую идентификацию, они не стали задавать вопросов, а выполнили все, что желали клиенты, а именно выдали им бездонные кошельки и некоторые артефакты из сейфов, которые могли скрыть личность носивших их.
Попытались они выяснить и родословную Гарри. Но так как мать отреклась от него не только на словах, но и на уровне магии, а отец не знал об его существовании, то у гоблинов ничего не получилось. Кровь мальчика лишь расплавила ритуальную пластину, что могло означать его сильный магический потенциал, но не приоткрыла завесу над тайной рождения.
Поход в Лютный переулок закончился большим успехом. Все, даже Гарри, смогли обзавестись волшебными палочками. Правда, и тут он немного выделился, верней удивил спутников. Ему подошла палочка из тиса с сердцевиной, содержащей зуб василиска.
– Это свидетельствует о том, что ты умеешь говорить со змеями, — пояснил Эйвери восторженные и изумленные возгласы взрослых. — До сих пор я полагал, что им в этом столетии владеет лишь наш Темный Лорд. Много бы я дал, чтобы узнать, кто же был твоим отцом.
– Я бы тоже не отказался от этого, — проворчал Гарри. — Но почему вы уверены, что дар у меня не от матери?
– Потому что Эвансы — маглорожденные волшебницы, что одна, что вторая, а дар этот древний, темный и мог передаться лишь от чистокровного или полукровки.
Впрочем, это умение не несло никакой практической пользы и не приближало к разгадке, кто отец Эванса. Также оно не могло ни помочь, ни помешать компании.


Глава 5. Нуменгард

Перед решительными действиями необходимо было узнать обстановку и расклад сил в магическом мире. Но часто показываться на людях, вынюхивать, выспрашивать (даже под оборотным зельем) было чревато возможностью попасться аврорам и опять оказаться за решеткой, хотя в прессе и не было написано про их побег или предполагаемую смерть. Поэтому они раздобыли подшивки газет за предыдущие годы, запаслись терпением и потратили уйму времени, изучая их.
Вскоре им стало понятно, что многие чистокровные волшебники были недовольны действиями Дамблдора и его ставленников в правительстве. Так, если на одну должность в министерстве претендовали двое: выходец из древнего рода и маглорожденный выскочка, то предпочтение всегда отдавалось второму, несмотря на профессиональные качества и магическую силу. Также был снижен уровень преподавания в Хогвартсе, убраны многие необходимые предметы, а студенты Слизерина считались потенциальными темными магами.
И в министерстве, и в школе, как в небольшом зеркале всего происходящего в волшебном мире, образовалась оппозиция нынешней власти. Первую возглавляли Малфой и Макнейер, вторую — Снейп. Все они избежали длительного заключения под стражей, отказавшись от Волдеморта и предавая бывших соратников.
Каждый из тройки делал это по-своему. Уолден изначально работал палачом при министерстве. В его обязанности входило приводить приговор в исполнение. Разве его вина, что власть переходила из рук в руки?.. Он просто хорошо исполнял свою работу. Поэтому Макнейера продержали в камере всего пару недель и вернули на прежнее место.
Люциус всегда был изворотлив. Имея громадные капиталы, он щедро прикармливал чиновников, жадных до звона монет. Таких было предостаточно и в правительстве Волдеморта, и среди ставленников Дамблдора. Были они и среди членов Визингамонда, выносящего ему приговор. Подкупленные адвокатом обвиняемого, они проглотили ложь Малфоя, что тот находился под «Империо». Он отделался еще меньшим сроком, чем Уолден, зато заплатил большие «отступные».
Хуже всех пришлось Северусу. Ему, как двойному шпиону, не верила до конца ни одна из сторон. Он был прекрасным леггилиментом, умел говорить обтекаемо и, принося сведения из враждующего лагеря, редко выдавал настоящие тайны. Однако Снейпу удалось убедить и Дамблдора, и Волдеморта в своей преданности, хотя оба осознавали, что в их противостоянии мрачный зельевар скорей джокер, чем запасная козырная карта.
Просидев в Азкабане более месяца, Северус был выпущен из тюрьмы «на поруки» директора Хогвартса и с тех пор работал преподавателем зелий и исполнял обязанности декана Слизерина. Именно последний факт заставил его выступить против политики, проводимой Дамблдором.
Вторым оппозиционером стал Люциус, в котором взыграли отцовские чувства. Его единственный ребенок, будучи слизеринцем и сыном своего отца, чаще других попадал в неприятности из-за ненависти гриффиндорцев, которую пестовал директор и его заместительница МакГонагалл, по совместительству декан враждующего факультета.
Как паре удалось вовлечь в противостояние Макнейера, сбежавшим узникам узнать не довелось. Но, так или иначе, именно эта тройка возглавляла сейчас оппозицию.
Стоило ли доверять этим магам? Такой вопрос беглецы перед собой не ставили. Доверие — удел гриффиндорцев и хаффлпаффцев. Им же, слизеринцам, больше подходили расчет и выгода.
Бывшие заключенные хорошо понимали своих неверных товарищей. Они сами пытались обелить себя, выкрутиться… не получилось. Так что же злиться на более удачливых и хитрых? Не лучше ли воспользоваться их положением, проникнуть в их ряды и постараться вернуть власть последователям Волдеморта?
Перед ними встала дилемма выбора — кто именно сделает это. Пойти всей компанией… подозрительно. Делегировать одного или двух… — все опять упиралось в пресловутое доверие. В конце концов, они вынуждены были дать друг другу своеобразную клятву верности.

***

Гарри не участвовал в этих дебатах. Во-первых, его кандидатура не рассматривалась из-за не снимаемой маски с лица, во-вторых, он был слишком юн и неопытен в закулисных играх, в-третьих… Впрочем, и первых двух причин было более чем достаточно.
Беллатриса тоже самоустранилась, заявив, что видит первостепенной задачей разыскать и, если потребуется, освободить Волдеморта. Все доводы мужчин, что они не в курсе, где искать пропавшего предводителя, разбивались об ее решимость. Она была готова хаотично прочесывать территорию Британии, лишь бы выйти на его след.
Первым сдался под ее напором Рудольфус, пообещав жене содействие и поддержку. Затем к ним присоединился Эдвард, боясь, как бы это парочка не наломала дров. Таким образом, в министерство отправились Логан и Рабастан.
От идеи пользоваться оборотным зельем быстро отказались — слишком подозрительно будет выглядеть человек, пьющий каждый час что-то из бутылочки. Да и легко пропустить очередной прием, и вся маскировка пойдет насмарку.
Яксли выдал себя за своего дальнего родственника, который к этому времени был мертв, но информация не стала достоянием общественности. Лестрейндж, отпустив бороду, представился французом, который всегда был лоялен политике Волдеморта. Правда, поначалу пара просто устроилась в министерство и несколько месяцев сближалась со своими будущими соратниками.
Супруги Лестрейндж и Эйвери, тоже изменив внешность магловскими способами, осторожно собирали слухи о пропавшем Волдеморте и посещали места, где, по их мнению, этот маг мог затаиться. Гарри все это время проводил в праздности в доме Яксли, читал книги и продолжал свое магическое образование самостоятельно.
Раз в неделю вся компания собиралась вместе и обменивалась новостями. К началу января они сделали вывод, что новая оппозиция власти с радостью поддержит Волдеморта, если тот вернется. Они были более чем уверены, что неслабый темный волшебник все же умудрился попасться в ловушку Дамблдора и теперь находится в Нуменгарде.
Это известие обрадовало и огорчило ярых последователей Темного Лорда. Если Азкабан считался неприступным, но его расположение знал почти каждый маг, то тюрьма, созданная Гриндевальдом и ставшая местом его заточения, находилась неизвестно где. Единственными зацепками, где ее искать, могли быть слухи, что она в Европе, и ее изредка посещает Дамблдор.
Следить за самым сильным волшебником, да еще и главным врагом — на такую авантюру не решалась даже безумная Беллатриса. Но не попытаться вытащить предводителя… — такой вариант компания даже не рассматривала. Они лишь ломали головы, как это осуществить. Гарри, которому эти стремления были чужды, все же не мог оставаться безучастным к терзаниям близких людей. Как ни странно, именно он подсказал взрослым способ достичь желаемого результата: выпить зелье удачи, о котором недавно вычитал.
Эйвери откровенно высмеял мальчишку, сказав, что так поступают лишь бесшабашные гриффиндорцы, но Белла, уставшая от бесплодных поисков своего обожаемого предводителя и кумира, вцепилась в предложение Гарри мертвой хваткой и вынудила Эдварда сварить Феликс Фелициус. Выпив его, она, подчиняясь одной интуиции, сделала портал до Нуменгарда и всерьез собиралась его испытать в одиночку. Но этому воспротивились соратники, и, поняв, что ее не переупрямить, глотнули для куража зелья удачи и схватились за сомнительный артефакт.
Результат превзошел ожидания: они оказались перед мрачным замком, обнесенным высокой крепостной стеной и глубоким рвом с водой, над воротами которого красовался знак Гриндевальда — круг, вписанный в треугольник и перечеркнутый вертикальной прямой.

***

Не успели маги отойти от удивления, как неподалеку затормозил небольшой фургон, из которого выскочил расстроенный водитель и с руганью ударил по спустившему колесу. Немного поохав, он вернулся в кабину, вытащил оттуда домкрат и запаску, а затем обратился к Яксли, стоящему ближе всего к машине:
– Эй, чувак, не поможешь? Одному несподручно.
Будучи чистокровным магом, Логан уставился на него непонимающим взглядом. К счастью для компании, Гарри сообразил, что требуется, и встрял:
– Лучше я.
Водитель пожал плечами, ничуть не удивившись его странному одеянию — юноши был как всегда похож на бедуина. Он закрепил домкрат, и они вместе принялись снимать спущенное колесо, а затем устанавливать новое. В процессе совместной работы завязалась непринужденная беседа.
– Куда ехал-то? — панибратски поинтересовался Гарри.
– Вожу продукты в этот замок, — охотно ответил водитель.
– Неужели там кто-то живет?
– Да. Сейчас стало модным выкупать родовые замки. Вот и здесь поселился богатый чудак. Я его, правда, не видел — общаюсь лишь с поваром.
Эйвери и Яксли при этом переглянулись, и первый наложил на водителя «Империо». Тот закончил замену колеса, безропотно позволил незнакомцам забраться в собственную машину и, как ни в чем не бывало, продолжил свой путь.
После сигнала фургона опустился мост, открывая ворота внутрь. Обогнув замок с редкими окнами, водитель подъехал к заднему входу, выскочил из кабины и деловито принялся таскать ящики с продуктами.
Непрошеные визитеры, наложив на себя чары хамелеона, которые, к счастью, подействовали даже на Гарри, тихо скользнули за ним. Но, оказавшись в коридоре, поняли, что магия спала. Замерев в нерешительности, компания двинулась дальше, надеясь на зелье удачи.
Пройдя мимо кухни, где водитель-магл, как ни в чем не бывало, беседовал с домовиком, одетым в фартук и поварской колпак, они какое-то время плутали по пустым коридорам без дверей. Но вскоре добрались до единственного открытого помещения, больше похожего на уютную гостиную, чем на камеру, где в кресле у камина сидел седовласый маг. Они дернулись назад, но было поздно — дверь за ними захлопнулась, отрезая путь к отступлению.
– Кто вы, зачем пожаловали? — грозно вопросил хозяин помещения.
– А вы кто? — дерзко парировал Гарри, становясь видимым.
– Геллерт Гриндевальд, создатель и узник этого замка.

***

Некоторое время в помещении висела тишина. Затем Рабастан решился задать давно интересующий вопрос:
– Говорят, вы очень сильный волшебник. Почему же позволили себя заточить здесь и не пытались сбежать?
– Потому что я сам осудил себя, — пояснил Гриндевальд, которого когда-то называли непобедимым Темным Лордом. — Моя политика привела к жесткой и кровавой войне, из-за которой волшебный мир был на волосок от разоблачения и гибели. Поэтому, когда Альбус победил меня на дуэли, я сам заперся в Нуменгарде.
– Он, в самом деле, навещает вас? — спросил Эйвери.
– Время от времени, — уклончиво ответил седовласый маг.
– То есть, при желании, вы могли бы покинуть этот замок? — еще раз уточнил Гарри.
– Хоть сию минуту, — подтвердил Гриндевальд. — Но я этого не сделаю. Я останусь тут до конца своих дней, добровольно, так как на воле могу не сдержаться и превратить этот мир в хаос. Здесь же у меня нет никаких соблазнов. К тому же, именно моя магия удерживает в Нуменгарде пару десятков моих ярых последователей, каждый из которых мог бы стать новым Темным Лордом.
Некоторое время в комнате висело потрясенное молчание. Какой же силой воли обладал Гриндевальд, раз смог добровольно заточить себя в замке, чтобы не сеять смуту на свободе, да еще и другим не давать это делать?! Вот уж поистине оксюморон: Темный Лорд на стаже высшего блага!
– Лорд Волдеморт тоже здесь? — наконец, спросила Беллатриса.
– Том?.. — изумился хозяин замка (или главный узник?). — Разве что его сюда доставил Дамблдор. Сейчас узнаю.
Он щелкнул пальцами, и тут же в комнате возник домовик.
– Мобби, Альбус кого-нибудь приводил в замок без моего ведома за последние десять лет? — спросил его Гриндевальд.
– Да, хозяин, — подтвердил эльф.
– Почему ты мне не сообщил об этом?
– Он просил не рассказывать вам и заверил, что сделал это для блага магического мира, а вы говорили, что это единственная причина, когда я могу слушаться его.
– Приведи узника.
– Не могу, сэр. Его дверь не открывается моей магией, и мне приходится проникать в камеру через окно, чтобы кормить, носить ему книги и газеты и прибираться в помещении.
Гриндевальд нахмурился, покачал головой и, скомандовав: «Идемте», первым пошел за домовиком, который указывал дорогу. У камеры настроение хозяина замка еще больше испортилось, так как ни простая «Алохомора», ни более сильные заклинания не открыли ее.
– Похоже, Альбус сделал ее непроницаемой для магии, — предположил Гриндевальд.
– Может, просто объединить наши усилия? — предложил Эйвери.
– В Нуменгарде могу колдовать лишь я и Альбус с моего позволения, — отказался хозяин и задумался.
– Позвольте мне попробовать открыть дверь магловским способом, — вызвался Гарри. — Правда, мне нужна отмычка.
Ему пришлось долго пояснять чистокровным волшебникам, что это такое, даже нарисовать на пыльном полу эскиз. Когда же Гриндевальд понял, то трансфигурировал требуемую железку. Гарри немного поковырялся в замке — такой навык юноша приобрел на спор с Дадли, который любил тайники и мечтал стать знаменитым взломщиком.
Наконец, дверь распахнулась. За ней оказалась самая настоящая камера, где на весьма скромной кровати лежал узник, чьи запястья украшали магические браслеты. Он никак не прореагировал на неожиданных посетителей, заставив их заволноваться.
– Что с ним? — выразила вслух общее волнение Беллатриса и кинулась к нему.

***

От ее крика спящий до этого человек резко сел и некоторое время недоуменно взирал на визитеров. Гарри, пользуясь заминкой, тоже разглядывал узника. Это был черноволосый мужчина с карими, почти черными глазами и правильными, даже красивыми чертами лица. На вид ему было лет сорок — впрочем, парень не слишком разбирался в возрасте взрослых.
– Как вы здесь оказались? — наконец, поинтересовался узник.
– Мы пришли вас спасти! — сообщила Белла, сильно сжав его в объятиях.
Он мягко отстранил ее, улыбнулся остальным своим последователям, почтительно поприветствовал Гриндевальда и заметил:
– Говорят, в Нуменгард легче попасть, чем его покинуть. Не так ли?
– В этом есть доля истины, — кивнул седовласый маг. — Идемте, побеседуем.
Гриндевальд развернулся и величественно вышел из камеры. Возбужденные и радостные встречей с живым предводителем, Пожиратели потянулись следом. Волдеморт тоже попытался переступить порог помещения, но от его оков к стенам протянулись надежные цепи и не позволили этого сделать.
– Боюсь, мне придется остаться здесь, — невозмутимо произнес он.
Его сторонники вновь подняли палочки, но Гриндевальд опять их остановил и жестом предложил Гарри воспользоваться отмычкой, которая помогла и с наручниками.
– Ты профессиональный домушник? — пошутил Волдеморт, видя, как лихо он орудует этим приспособлением. — Поэтому обрядился в такое странное одеяние?
– Мы с кузеном часто играли в разбойников, вот и научился, — с легкой ностальгической улыбкой на губах признался Гарри. — Что до одежды… — Он открыл лицо. — Не хочу привлекать внимание этим «украшением».
– И что, никто из твоего окружения не пытался снять маску?
– У нас не получилось, милорд, — вместо Гарри ответил Яксли. — Думаем, его тетка, которая «наградила» Эванса ею, задействовала какую-то кровную магию.
– Господа, — встрял Гриндевальд, — Такого рода эксперименты невозможны в Нуменгарде. Проведете его после, если я вас отпущу отсюда. А пока прошу в мой кабинет.
Несколько обескураженные его словами маги беспрекословно подчинились.

***

Кабинет Гриндевальда, можно сказать, был шикарен: большое арочное окно, выходящее во внутренний двор замка, удобные кресла, диван и дубовый стол с богатыми письменными принадлежностями.
Велев всем сесть и угостив кофе, принесенным молчаливым эльфом, седовласый маг пристально уставился на Волдеморта.
– Рассказывай, — потребовал Гриндевальд после недолгой паузы.
– О чем? — спросил Волдеморт, изобразив на лице насмешливое непонимание.
Вряд ли с ним часто разговаривали подобным тоном — словно с провинившимся школьником. Еще его наверняка забавляла ситуация: сильный темный маг в плену у другого мага, не менее могущественного и темного.
– Я слышал о тебе лишь от Альбуса. И, как понимаешь, эти истории наверняка далеки от истины. Тем более я не в курсе, как ты здесь оказался, — невозмутимо пояснил Гриндевальд, поставил руки локтями на стол и подпер ладонями подбородок, явно готовясь слушать.
Волдеморт неопределенно хмыкнул и заговорил:
– Я вырос в магловском приюте и до одиннадцати не знал, что волшебник. Неведомо мне было и мое происхождение. Как потом оказалось, я потомок Салазара Слизерина. Но, когда я приехал в Хогвартс, то для всех был неизвестным грязнокровкой и на одноименном факультете стал изгоем. Не добавляло мне любви и предвзятое отношение преподавателя по трансфигурации, который меня невзлюбил с первой минуты нашего знакомства. Альбус Дамблдор, а это был он, всячески третировал меня: насмехался, снимал балы, назначал бесконечные отработки.
– Еще бы! — хохотнул Гриндевальд. — Альбус всегда ненавидел маглорожденных. Это он теперь притворяется их защитником. А в конце тридцатых — ведь ты тогда начал учиться? — он хотел уменьшить количество грязнокровок в Хогвартсе. Ты же для него был непонятным: сирота из магловского приюта и вдруг в Слизерине. Наверное, еще и умник из умников.
– Да, я очень старался быть первым во всем, — подтвердил собеседник. — А еще, я прилагал массу усилий, чтобы доказать, что не безроден. К счастью, в приюте сохранились вещи, в которых принесла меня мать, среди которых было не только фото моего отца-магла, но и адрес. Так что в первое же хогвартское лето я был в том захолустье и многое выяснил. А к концу обучения в магической школе я не только знал, что являюсь наследником Слизерина, но и доказал это, открыв Тайную Комнату. К тому моменту у меня уже были друзья, и первыми стали Эдвард и Логан.
После этих слов он с большой теплотой повернулся к Эйвери и Яксли и пожал им руки.

***

– Никогда не хотел развязывать кровавый террор, — продолжил Волдеморт повествование. — Но Дамблдор умел мастерски выводить меня из равновесия. Поэтому не раз наше политическое противостояние превращалось в военный конфликт. Гибли люди с обеих сторон, но почему-то лишь моих последователей обвиняли в злодеяниях, а членов его Ордена Феникса считали носителями света.
– Это его любимая тактика, — сообщил Гриндевальд. — Мы вместе разрабатывали идеи урезания прав маглорожденных и полукровок, создание резерваций для маглов. Но едва я вырастил магловского диктатора Гитлера, Альбус испугался. Теперь я признаю, что перегнул палку. Фашисты слишком закрутили гайки. Их расизм, концентрационные лагеря, массовое истребление целых народов могло погубить человечество. Но если бы наш с Альбусом альянс не распался, то все могло пойти по-другому.
– Сейчас у него совершенно другая идея: слить мир маглов и магов, Для этого он убирает от власти чистокровных и протаскивает маглорожденных. Даже снижает планку обучения в Хогвартсе, ориентируясь на середняков, коих много среди не чистокровных, — встрял Эйвери. — Боюсь, это катастрофа уже для волшебного мира. Мы можем раствориться среди обычных людей, стать их подопытными свинками.
– Так и будет, — подтвердил Волдеморт. — Я пытался его вразумить. И мне казалось, дело сдвинулось с мертвой точки. Особенно перед тем, как я попал сюда. Мы обменивались с Дамблдором письмами, строили совместные планы. И вдруг… странный вызов, почти приказ явиться. Там меня уже ждали. Едва я вошел в «Кабанью голову», которая принадлежит его брату Абефорту, на меня накинули магическую сеть. Затем обездвижили и переправили сюда.
– На нашу дуэль Альбус вызвал меня тоже хитростью, хоть и обставил все по правилам, — вспомнил Гриндевальд и надолго замолчал.
Его незваные гости и неучтенный пленник тоже ничего не говорили, выжидающе глядя на седовласого мага.
-Что же, не вижу причин держать вас здесь, — наконец, вынес вердикт Гриндевальд. — Вы свободны.
– Так просто? — вырвалось у Гарри.
– Ты, как самый младший, можешь сплясать для меня, — пошутил создатель Нуменгарда.
– А серьезно? — подал голос Яксли. — Неужели магия замка выпустит даже нашего предводителя? Ведь он считается здесь узником.
– Ничего подобного, — отчеканил Гриндевальд, хмурясь. — Не я принимал решение запереть его здесь. Поэтому замок считает Тома просто гостем.
– Ничего себе гостеприимство: десять лет в камере почти без удобств! — проворчал Волдеморт, не придав значения, что его назвали магловским именем, которое он ненавидел.
– Извиняться не буду, — припечатал его оппонент. — Я не знал о тебе. А ты, что ни говори, заслужил свое наказание. Не станешь же отрицать, что на твоей совести есть невинные жертвы и темные ритуалы.
– Этим вряд ли может похвастаться даже ваш разлюбезный Дамблдор, светлый волшебник. Мне же, темному магу, по статусу положено быть жестоким, — парировал Волдеморт и еще раз уточнил: — И все-таки, я уйду без препятствий?
– Вы еще не поняли? — вопросом на вопрос ответил Гриндевальд. — В этом замке лишь я решаю, кого здесь задержать, а кого можно отпустить на волю. Так что…
Боясь, что хозяин Нуменгарда передумает, Волдеморт первым встал с кресла, поблагодарил старого мага и, жестом скомандовав остальным следовать за собой, пошел на выход. Его соратники не заставили себя ждать.

@темы: джен

---

Чтобы не заканчивать на таких грустно-мрачных нотах, выложу довольно новый фик Аллеранс - давно ее не вспоминала. Это не слеш, к моему сожалению, а джен (в нем отголоски "Железной маски"). Там Гарри сын Волди - нечасто такое прочтешь.


Название: Маска
Автор: Аллеранс

Герои: Гарри Поттер, Пожиратели смерти, Темный Лорд, Лили Поттер
Рейтинг: PG-13
Жанр: AU/драма
Тип: джен
Дисклаймер: Герои принадлежат Д.К. Роулинг.
Аннотация: Когда хуже уже не может быть, судьба неожиданно улыбается и помогает обрести друзей и даже семью там, где искать ее кажется неуместным.
Комментарии: Ни разу не канон. Любителям Лили Поттер читать не рекомендуется. Наверняка ООС персонажей. Упоминание гета.
Написано по заявке от Гадкий Вампир (СФ), которая хотела, чтобы у Лили родились близнецы, один от Джеймса, а Гарри — от Риддла. Второго, ненужного, она отдала Петунье, и почти забыла о нем. Но однажды появилась угроза, что об ее "маленьком" секрете узнают любимые люди. Гарри с не снимаемой маской на лице оказывается заточенным в Азкабан и еще масса задумок.
Мой фик во многом не соответствует этой заявке, но в целом....
Размер: миди
Статус: закончен.

Пролог, главы 1-2


Пролог

С первого дня пребывания в магическом мире Лили с горечью поняла, что никогда не будет равной чистокровным магам, если не выйдет замуж за одного из них. И плевать, что ее магическая сила больше, чем у многих, а блестящие оценки по всем предметам позволяют держать звание лучшей ученицы Хогвартса из года в год — для всех она останется маглорожденной волшебницей, существом второго сорта.
Потенциального мужа ей выбирать не пришлось. Джеймс Поттер по каким-то причинам был очарован ею с первого курса. Лили всего-то потребовалось влюбить его в себя до потери сознания. Она долго изображала из себя «неприступную крепость», особо выделяя, что не станет гулять с таким напыщенным идиотом, пусть и смазливым.
Джеймс не терпел отказов с детства. Еще бы! Престарелые родители буквально молились на позднее чадо, в школе его окружала масса влюбленных девчонок, готовых на все. А тут какая-то маглорожденная! Да, красивая: точеная фигурка, белая, словно фарфоровая кожа, рыжие волосы. Причем желтизна их была не вульгарная, а словно пронизанная солнцем. Огромные миндалевидные глаза с необычной изумрудной радужкой. Даже Люциус Малфой, сноб из снобов, находил ее привлекательной и не раз говорил, что будь Лили хотя бы полукровкой, сам приударил бы за ней. Но все равно обидно. И Джеймс Поттер с упорством, достойным другого применения, пытался добиться благосклонности гордячки.
Они поженились сразу после окончания школы, и первое время Лили почивала на лаврах. Но чистокровные родители Джеймса были не в восторге от невестки и даже грозились не принять предполагаемого внука, если он окажется недостаточно сильным в магическом плане.
Новоявленный муж, то ли под их влиянием, то ли потеряв интерес к уже «завоеванной крепости», предпочитал не сидеть подле юбки жены, а гулять с дружками, зачастую не ночуя дома. Да и до полного признания Лили равной в магическом обществе было ой как далеко. Вскоре юная миссис Поттер поняла, что самый быстрый способ сравняться с чистокровными дамами — это родить ребенка, наследника рода. Но Джеймс не торопился с воспроизведением потомства, более того, возвращаясь пьяным под утро, частенько просто засыпал в супружеской постели.
Лили приходилось вызывать у мужа ревновать, для чего она напропалую флиртовала со знакомыми. А уж на министерских балах отрывалась по-полной. Это заставляло Джеймса возвращаться «в лоно семьи», но опять-таки вызывало недовольство его родителей, особенно матери, которая все время твердила, что невестка «принесет в подоле бастарда».
– Я лично проверю ауру ребенка, — обещала свекровь. — И учти, милочка, у Поттеров не рождается близнецов. Так что если детей будет сразу двое, то я не поверю и ауре.
Лили откровенно закатывала глаза. Мерлин, с чего это ей понести двойню, если по ее линии тоже никогда не бывало такого? Эвансы, пусть и маглы, тщательно вели свою родословную, так как отец принадлежал к обедневшим аристократам. Что до «бастарда»… она не настолько глупа, чтобы доводить все до полноценного секса со случайным любовником, тем более, до беременности от него.
Хотя риск все же существовал. Предохраняться магически запрещала свекровь, магловские средства не всегда надежны, да Лили и сама хотела поскорей забеременеть. Но секса с супругом не хватало: то он был пьян, то где-то шлялся, то еще что-нибудь. Вот ей и приходилось иногда, что называется, ходить «налево». Поэтому новоявленная миссис Поттер изучила много ритуалов, позволяющих прикрыть «грех».

***

Беременность была встречена Лили с радостью. Но делиться «счастьем» женщина не торопилась. Во-первых, у нее бывали задержки, во-вторых, она уже однажды «выкинула» ребенка. Никакого токсикоза Лили не ощущала, живот рос медленно, так что ей удавалось держать все в тайне месяцев до пяти, когда она вдруг резко «округлилась», и свекровь сама об этом заговорила, заметив перемены.
– Я боялась давать всем ложную надежду, — пояснила Лили на ее обвинения, почему так долго молчала.
– По крайней мере, не сквиб, — поджав губы, оповестила свекровь, сделав сканирование. — Хотя меня удивляет магический фон плода — слишком силен.
– Вам не угодить, — нахмурилась невестка.
– Знаю я таких проныр, как ты. Вот и жду подвоха. Ты должна как можно быстрей обратиться к колдомедику, чтобы он подтвердил пол будущего ребенка и его принадлежность Поттерам.
Свекровь собиралась идти в больницу вместе с Лили, но этому шагу воспротивился Джеймс, заявивший, что не позволит настолько не доверять жене.
Лили была искренне благодарна мужу, когда гинеколог сказал:
– У вас магическая двойня.
– Что это значит? — спросила она, хотя интуитивно поняла, что ничего хорошего не услышит. Так и оказалось.
– В благоприятный для зачатия день вы были с двумя сильными магами. Причем любовник намного сильней вашего мужа. Но так как вы состоите в законном браке, давно хотите наследника, то образовалось два абсолютно нормальных плода.
– Почему же свекровь не обнаружила дополнительную ауру и восприняла сканирование, как правильное?
– Такое бывает, когда «кукушонок» затмевает законного обитателя «гнезда». Он хочет во что бы то ни стало родиться, вот и маскируется всеми силами.
– Я могу как-то избавиться от второго или от обоих?
– Как вы себе это представляете, особенно первый вариант? Да и второй… Вы — ведьма, а ребенок — долгожданный даже вами. Попытка избавиться от него приведет в лучшем случае к полной потере магических сил, в худшем — к смерти.
Лили банально разрыдалась, затем взяла себя в руки, изменила память колдомедику, и тот выписал ей вполне нормальное заключение о проведенном сканировании плода. Но как быть потом? Куда девать ненужное дитя? И чей он вообще?
На первые два вопроса она решила ответить ближе к моменту разрешения от бремени. Сделать бы это тайно… но у нее такая бдительная свекровь! Впрочем, еще почти полгода, что-нибудь придумается. А вот на последний…
Лили хорошо помнила бал в министерстве магии, посвященный Хэллоуину. Она была тогда в ударе. Темно-зеленое матовое платье прекрасно подчеркивало ее яркие глаза и оттеняло волосы. От бледности, которое оно могло вызвать из-за ее белой кожи, женщина избавилась, наложив румяна и тональную пудру.
Он вошел в зал, словно был уже министром магии. Как всегда холодный, презрительно поглядывающий на всех. Мерлин, а ведь он был наполовину маглорожденным, но все предпочитали помнить, что это потомок Салазара Слизерина. Красивый, вдвое старше ее, лорд Волдеморт никогда не обращал на Лили внимания, а ей безумно нравилась его харизматическая личность, ореол «плохого парня», да и внешняя привлекательность.
В тот раз он отступил от своих правил: пригласил ее на несколько танцев, говорил утонченные комплименты, затем вывел на улицу, целовал и все наполнял их бокалы вином, уводя вглубь парка, откуда они аппарировали к нему.
Как она оказалась в постели Волдеморта, Лили помнила смутно, но факт, что, вернувшись под утро домой, получила приступ ревности мужа и яростный секс с ним, почти насилие, когда он «утверждал свои права», не забыла.
Джеймс никогда не потерпит чужого ребенка, особенно сына Волдеморта! Они были политическими противниками. Одно время даже шла война между сторонниками Темного Лорда, называющими себя Пожирателями смерти, и последователями Дамблдора, входящими в Орден Феникса. Но потом сторонам удалось заключить перемирие, и теперь все скатилось к лозунгам, продвижению законов, отражающим взгляды, помыслы и чаяния придумавшей их стороны, и своих людей во власть.

***

Чем ближе становилось время родов, тем сильней был контроль над Лили. Ее не пускали даже к Петунье, родной сестре. Не то чтобы она туда стремилась. Пет всегда завидовала Лили: ее красоте — сама она была высокой худосочной блондинкой с невзрачной внешностью, которую в детстве обзывали «жердью», — магической силе сестры, тому, что она являлась любимицей родителей. Но это был повод улизнуть из особняка, ставшего тюрьмой, и родить где-нибудь не под оком бдительной свекрови.
Джеймс тоже околачивался в доме, якобы для моральной поддержки жены, которая не могла выходить дальше прилегающего садика. Еще и дружков притащил. Бесшабашного балагура Сириуса, мастера злых шуток, у которого детство в одном месте не доиграло. Блэк постоянно подтрунивал над Лили, вспоминал ее дружбу (верней просто соседско-приятельские отношения) с задохликом и слизеринцем Снейпом, щеголявшим в обносках отца-магла и немытыми волосами.
Ремуса, мямлю, вечно ноющего о своей ликантропии, который смотрел на нее то ли влюбленными, то ли ожидающими подвоха карими глазами. Питера, подлизу и прилипалу, готового угождать и ей, и друзьям, который раздражал Лили подобострастным видом, невзрачной внешностью и тем, что вечно что-то вынюхивал, выведывал.
Ее будто специально решили свести с ума угождением, подозрением, постоянным контролем. Но, как говорится, «не было бы счастья, да несчастье помогло». За месяц до приблизительного срока разрешения от бремени свекровь внезапно слегла и скоропостижно скончалась. Свекор запил, и ему больше не было дела до невестки.
Поначалу это усилило «заботу» Джеймса о жене, так как он пребывал в депрессии. Но тут разгорелся новый виток конфликта между Волдемортом и Дамблдором, начались стычки, нападения и другие военные действия, и Мародеры вынуждены были включиться в операции Ордена Феникса, членами которого являлись.
Лили же в целях безопасности отправили к ее родителям. Именно там, в ночь на первое августа, но все же на излете июля, она родила двух здоровых мальчиков, изумительно похожих и непохожих друг на друга: оба черноволосые, зеленоглазые, но уж в столь юном возрасте каждый — уменьшенная копия своего отца.
Лили попыталась наложить на бастарда чары идентичности, но получила лишь весьма болезненную отдачу, похожую на воздействие «Круцио». Задушить младенца пеленками, утопить… Она не была детоубийцей, да и магия такой поступок никогда не оставит без наказания. Подкинуть в магловский приют рука не поднялась — все же она его выносила и родила. Но и ей он таким был не нужен — живое доказательство измены мужу.
– Петунья, оставь мальчика у себя! Я тебя буду снабжать деньгами, даже посещать раз в полгода. Но ты не говори ему, кто я, и не рассказывай о мире магии, — почти взмолилась Лили.
– Не понимаю я тебя, — покачала головой сестра. — Это же твой сын, твоя плоть и кровь. Как можно бросить ребенка, пусть и у родной тети?
– Джим его не примет, меня выгонит, а своего сына отберет. А я не могу без мужа. Он — мой пропуск в мир магии, да и люблю я его.
– Далась тебе эта магия, да и Джеймс тоже. Конечно, создается впечатление, что он не надышится на тебя, носится как с писанной торбой, но… Прости, Лил, за откровенность, он не любит тебя по-настоящему — относится как к экзотической игрушке, которую не хочется отдавать никому, но и самому она уже не так сильно нужна — новизна-то пропала.
– Возможно, ты права. Но я чувствую, что с появлением сына, его наследника, все изменится. А этот, второй, испортит, помешает. — Лили еще раз вздохнула, помолчала, затем глухо добавила: — Не возьмешь ты, брошу на пороге приюта. Это мое последнее слово.
– Возьму. Куда я денусь?.. — невесело усмехнулась Петунья. — Это же и моя кровиночка тоже. Вернон, конечно, не обрадуется — у нас свой сын всего две недели назад родился. Но я постараюсь уделять внимание обоим мальчикам.
– Для этого можешь особо не стараться. Посели в чулане, к примеру, корми раз в день. Только пусть живет — магия не любит, когда убивают детей, особенно настолько одаренных ее силой.
– Господи, он еще и волшебник! Ну, ничего, справлюсь как-нибудь. Как хоть назвать его?
– Гарольдом, в честь нашего отца. Второго мне придется назвать в честь свекра Чарлусом.


Глава 1. «Подарок» на день рождения

Гарри с нетерпением ждал конца июля, когда ему исполнится пятнадцать. В этот день родственники обещали ему открыть, куда же его отдадут в девятый класс. Начальную школу он, как и его кузен Дадли, окончил в Литтл-Уингинге. Затем их пути разошлись. Дадли, как его отец когда-то, поступил в «Вониннгс» и, приезжая на каникулы, постоянно крутил в руках металлический жезл, иногда пытаясь ударить им брата.
Гарри отправили в «Хай-Камерон», не такой престижный и дорогой, зато расположенный недалеко от дома родственников, и ему не пришлось жить в общежитии, как их родному сыну. В школе оказалось не так ужасно, как пророчил Дадли. Ребята, пусть из более бедных семей, чем Дурсли, не были «потенциальными преступниками» и вполне нормально отнеслись к новичку. У Гарри даже появились приятели, хотя он был не слишком общительным.
К сожалению, продолжать обучение там же не представлялось возможным. В «Хай-Камероне» просто-напросто не было девятого класса. Пойти сразу работать, как собирались многие его одноклассники, не позволили родственники.
– Ты же не какой-нибудь нищеброд. Что скажут соседи?!.. Мы — приличные люди и можем обеспечить тебя достойным образованием, — заявили они оба, когда Гарри заикнулся об этом.
Дядя Вернон хотел, чтобы племянник, как и сын, отправился в колледж, после которого оба смогут помогать ему в фирме по производству дрелей. Дадли должен был стать постепенно правой рукой отца, заместителем, а затем и заменить в правлении. Племяннику отводилась не менее хорошая роль — главного бухгалтера фирмы.
Гарри, если честно, совершенно не нравилась эта идея. Он ненавидел строительство, дрели, да и бухгалтерию тоже. Была бы его воля, он пошел бы в художественное училище, так как обожал рисовать и умел это делать. С не меньшим интересом он занялся бы издательским делом, так как любил и ценил книги, в отличие от кузена.
Однако тетя Петунья, а именно она распоряжалась финансами в семье, не хотела тратить деньги на такие «пустяковые», по ее мнению, профессии, как художник или редактор, издающий «печатный мусор, которым и так забиты все прилавки». К тому же, они мало оплачивались, зависели от удачи и таланта, особенно первая.
В последнее время тетя склонялась к идее отдать племянника в колледж с углубленным изучением информатики — новой, довольно перспективной науки. Она верила, что вскоре компьютеры появятся в каждом офисе и доме и люди, умеющие их обслуживать и составлять для них программы, будут востребованы.
Гарри эта задумка нравилась больше дядиной, так как он узнал, что помимо всякой около математической ерунды, которую он, будучи больше гуманитарием, вряд ли освоит, были прикладные компьютерные профессии, связанные с тем же рисованием. Но тетя пока колебалась, считая, что он должен быть нужным семье (то есть, дяде), «приютившей его».
Она редко прибегала к таким аргументам, но была, в принципе, права. Гарри, повзрослев, мог оценить какой груз Дурсли взвалили на себя, взяв его на воспитание, а не отдав в приют. Дело в том, что он был сиротой при «возможно живых родителях», как выражалась тетя. Его мать «нагуляла дитя непонятно от кого, бросила в доме родителей и скрылась в неизвестном направлении».
Что делала Роза, средняя из трех сестер Эванс, в настоящая время, было непонятно. Бросив сына, она укатила с каким-то бродячим артистом и больше ее не видели. До Петуньи доходили слухи, что она умерла. Но так ли это на самом деле, было неизвестно. Гарри имел о матери смутное представление, так как в семейном альбоме Эвансов сохранились только ее детские фото, лет до четырнадцати.
Роза, как и младшая сестра Лили, после начальной школы поступила в какой-то специализированный интернат для одаренных (чем именно мальчик так и не понял) детей. Через четыре года ее выгнали, и она перешла в обычную школу, где училась Петунья. После окончания Роза с кем-то спуталась, родила его, а затем пропала.

***

Гарри всегда ощущал себя неродным, хотя, грех жаловаться, ему неплохо жилось у родственников. До трех лет он, в основном, воспитывался дедушкой и бабушкой, которые усыновили его и дали свою фамилию — Эванс. Тетя Петунья часто навещала их, иногда с мужем и сыном, всячески помогала с ребенком, даже брала в свой дом на неделю-две, а когда они умерли, то перевезла к себе насовсем.
У дяди и тети Гарри поселился в небольшой комнатушке, которую до этого использовали как гардеробную Дадли и место для хранения его сломанных игрушек. Но это было гораздо лучше, чем жить, к примеру, в чулане под лесенкой.
Поначалу они с кузеном не ладили. Дадли рос избалованным и задиристым мальчишкой. Он откровенно побаивался, что Гарри оттянет любовь его родителей на себя. Однако те относились к племяннику прохладно: не били, не заставляли непомерно трудиться, не морили голодом, но и не сюсюкались, не баловали, как родного сына. И даже старались не покупать ему дорогих вещей и подарков, а если была возможность, то одевали в то, что приносила ему тетя Лили.
Вообще у двоюродных братьев было две тети, Лилия и Марджори. Первая была невероятно красива: рыжеволосая и зеленоглазая, она появлялась раз в полгода, благоухая духами, всегда элегантно одетая, настоящая «светская львица», и первым делом интересовалась здоровьем и поведением Гарри, а затем уж и вторым своим племянником. У нее тоже был сын, ровесник мальчикам, но они его никогда не видели, как и мужа — состоятельного аристократа, который не считал достойным общаться с обычными, не слишком богатыми и родовитыми Дурслями, и отпрыску своему не позволял.
Вторая тетя была сестрой Вернона и почти полной противоположностью первой. Несколько мужиковатая, грубая, не имеющая почти никаких манер, она курила трубку и любила лишь своих семерых бульдогов и чуточку меньше «пампушечку Дадлика», так похожего на отца и на нее. Мардж могла проехаться по родителям Гарри, называя их алкоголиками и безработными, а его самого — дармоедом и будущим уголовником.
Завтра они обе собирались посетить небольшой праздник, который устраивали Дурсли в честь дня рождения племянника. И если первую Гарри скорей хотел видеть, то от приезда второй лучше бы отказался. Но даже в таких мелочах он не имел права голоса. Ему вообще по роли полагалось молча соглашаться со всем, что предлагали дядя и тетя. В этом-то, в основном, и заключалось его отличие от Дадли, к словам, а тем более просьбам которого они прислушивались всегда и даже отдавали им предпочтение.

***

Долгожданный день не заладился с самого утра. Не успел Гарри подняться с кровати, как приехала тетя Мардж с любимым псом Злыднем, который характером полностью отвечал своей кличке. Он постоянно огрызался и пытался напасть, особенно почему-то на Гарри.
Когда Гарри было лет десять, этот бульдог загнал его на дерево и висел на брюках, как их своеобразное продолжение. Ни Вернону, ни Мардж не удалось разжать его челюсти, и пса сняли прямо с оторванной штаниной в зубах. Сегодня он тоже оскалился, едва завидев парня, а тетя заявила, что ее «сыночек» сядет с ними за стол. Дадли заржал и объявил, что лучше пообедает у Полкиссов или в Макдоналдсе, чем в компании такого «гостя» кузена, и умчался.
Гарри надулся, выбежал в сад, срывая обиду на неповинных кустах, которые ограждали территорию от улицы. Пока он боролся с подступающими слезами, перед домом остановился какой-то противный мужчина, похожий чертами лица на крысу, уставился на мальчика, как на диковинку, а затем спросил:
– Как тебя звать, пацан?
– Нашел дурака, — насупился Гарри. — Я не отвечаю на подобные вопросы всяким проходимцам.
И тут тетя Петунья закричала из дома:
– Гарольд Эванс, немедленно вернись, иначе останешься без подарков!
Тетушка любила величать его полным именем, подчеркивая, что он ей не сын. Обычно это обижало и раздражало Гарри, но на этот раз эти чувства перебила реакция незнакомца, который после воплей Петуньи выпучил на него глаза, долго пристально вглядывался, а затем раскудахтался невероятно противным голосом, полным предвкушения чего-то мерзкого:
– Ах, вот оно как! Теперь все становится ясно. Она поплатится за этот обман — вылетит из дома Джеймса, как миленькая!
Гарри почему-то захотелось спросить его, кто такая «она», а еще стало жаль эту незнакомку. С другой стороны дядька мог оказаться просто помешанным, так как сначала зачем-то пытался узнать его имя, а когда это удалось, понес какую-то околесицу.
Тетя Петунья еще раз крикнула, призывая племянника в дом, и Гарри, скрепя сердце, подчинился, ощущая спиной пристальный и злой взгляд незнакомца. На пороге мальчик обернулся и увидел абсолютно нереальную вещь, смахивающую на галлюцинацию: дядька растворился в воздухе со странным хлопком.

***

Лили считала себя счастливой женщиной — ей все же удалось завоевать достойное место в магическом обществе. К ее мнению прислушивались, без нее не обходилась ни одна значимая вечеринка, ее принимали в домах чистокровных магов и относились как к равной.
Муж, правда, так и не вырос в эмоциональном плане, оставаясь по-прежнему бесшабашным мальчишкой, главными заботами которого были пьянки с друзьями и игра в квиддич. После смерти родителей он получил доступ ко всем капиталам, жил на широкую ногу и не работал. Впрочем, денег Поттеров хватит не на одно поколение подобных лоботрясов.
Рождение долгожданного наследника на некоторое время привязало Джеймса к жене и дому. Он с увлечением помогал ей нянчить младенца: менял пеленки, вставал по ночам. Когда выдавалась возможность, выводил Лили в рестораны, дарил подарки, потакал ее капризам.
Вскоре ему это приелось. Верней, с сыном Джеймс много играл, таскал повсюду с собой, а вот к жене охладел настолько, что находил тысячу и одну причину, чтобы не заниматься сексом или не ночевать дома.
Лили это было на руку. Она и раньше не испытывала к нему сильных чувств — это был скорей брак по расчету. Теперь же у нее был великолепный любовник — Альфард Паркинсон, который засматривался на Лили еще в школе, но не посмел ослушаться родителей, предложив брак маглорожденной. Жену ему выбрали они, но он не смог забыть рыжеволосую красавицу.
Лили и Альфард встретились вновь спустя семь лет после появления у нее сына. Его жена Друэлла к тому времени была парализована и ни на что не годилась. К счастью Лили, их брак был нерасторжимым. Иначе ей бы пришлось либо выйти замуж за Альфарда, либо лишиться его, как любовника.
Оба варианта женщину не устраивали. Паркинсон был неутомим в постели и очень нежен, делал ей роскошные подарки, возил на модные курорты. При этом он как-то смог убедить Джеймса и его дружков, что его намерения по отношению к женщине чисты и невинны. Это было несколько странно, если учесть, что Мародеры напоминали сторожевых псов и ревностно следили, чтобы ничто не расстраивало Джеймса и не бросало тень на его репутацию.
Если бы Лили стала женой Альфарда, то лишилась бы главного — свободы, которую давал ей Поттер. Паркинсон был болезненно ревнив и, даже будучи любовником, мог закатить сцену.
Пришлось бы ей расстаться и с обожаемым сыночком, предметом гордости: красивый, довольно сильный магически Чарлус играючи учился лишь на «Превосходно» и «Выше ожидаемого», был охотником гриффиндорской команды по квиддичу и старостой факультета. Джеймс, может, позволил бы ей видеться с мальчиком, но сам Чарли, боготворивший отца, вряд ли простил бы матери уход из семьи и стал бы общаться.
Лишь два темных пятна было в жизни Лили. Питер, с годами все больше лебезивший перед ней и в то же время постоянно следящий за каждым шагом. Второй неприятностью был Гарри, которого приходилось навещать (она необдуманно дала обещание Петунье, которое скрепилось магией). Он рос слишком красивым, счастливым и по-прежнему был копией своего папаши. Если раньше иметь сына от Волдеморта было даже престижно — как же, ей единственной выпала такая честь! — то теперь, когда он был вне закона, это могло грозить Азкабаном.

***

Конфликт, когда-то помогший Лили скрыть факт рождения двойни, имел для Пожирателей смерти и их предводителя плачевный итог. Спустя шесть лет, на протяжении которых перевес склонялся то на одну, то на другую сторону, все же победил Орден Феникса. Самых ярых последователей Волдеморта упекли за решетку, его же считали развоплотившимся, рассказывая невероятные байки.
Якобы имелось пророчество, что родится Мессия, которому будет под силу разобраться с Темным Лордом раз и навсегда. Под него, кстати, попадали сыновья Лили и еще один мальчик, Невилл Лонгботтом. Именно его он и выбрал, напав на дом ребенка.
Было бы логично предположить, что Волдеморт убил родителей мальчика, а потом попытался убить и его. Но Лонгботтомов нашли сошедшими с ума от многократных «Круцио», а малыша и вовсе нетронутым. Однако Дамблдору это все не помешало говорить, что Невилл — Избранный, а Волдеморт вылетел из своей телесной оболочки, но не умер.
Куда делся темный маг на самом деле, Лили, как и все, не знала. Впрочем, ей не было до этого никакого дела. Ее больше волновало, как скрыть от всех свои регулярные поездки к Петунье. Магия наказывала женщину, лишая возможности колдовать, стоило ей не появляться на Тисовой улице более полугода. Причем обязательным было посещение ребенка в день его рождения. Если же учесть, что в этот же день родился и Чарлус, то становилось понятно, насколько это проблематично.
Сын, как все любимые чада, был избалованным, капризным. Особенно это проявлялось в этот день. Чарли, словно чувствуя, что Лили изменяет ему, не желал отпускать мать от себя ни на минуту. Приходилось ей придумывать, что она хотела купить ему особенный подарок или что не успела заказать торт (его костюм, свое платье и тому подобное), но главное все сводилось к одному: ей непременно надо исчезнуть.
– Мальчик мой, ты даже не заметишь, как я вернусь, — напоследок говорила Лили.
У Петуньи она проводила не более получаса — вручала ненавистному бастарду символический подарок, спрашивала дежурные фразы об его здоровье и успехах в магловской школе (мальчишка рос сквибом — вот позор!), затем, в самом деле, забегала за тортом, подарком или что Лили придумала в этот раз для оправдания перед Чарли.
Это было ежегодным ритуалом. Даже став взрослым, сын по-прежнему требовал, чтобы мать не отлучалась из дома, не стесняясь присутствия друзей, а в последнее время и девушки, Джиневры Уизли.
– Не уходи. У меня и так полно подарков, — чуть не плача продолжал уговаривать сын.
В этом году Лили решила быть строже и не слишком распинаться, лишь сказав:
– Ты же не младенец. Зачем тебе я?.. Ты все равно проведешь весь день с друзьями.
Дело в том, что Лили хотелось задержаться у Дурслей чуть дольше, чтобы посоветовать им не отдавать Гарри туда, куда ему хотелось, — ее бесило, что Петунья и Вернон балуют ненавистного мальчишку. Ей было бы спокойней, страдай он. Но нет, сестра и ее муж воспитывали племянника почти наравне со своим сыном.
– Ты мне всегда нужна. А я тебе?.. — капризно осведомился Чарли.
– Милый, отчего вдруг сомнения? — всполошилась Лили.
– Дядя Пит сказал, что у тебя есть другой мальчик, которого ты любишь.
– Что за глупости?!
– Он говорит, что ты навещаешь свою сестру-маглу, верней живущего с ней мальчика.
– Ах, это, — неискренне засмеялась Лили. — Да, я изредка бываю там, и у нее есть ребенок, твой ровесник. Я же рассказывала: Дадли, толстый, туповатый магл. За что мне его любить?
Чарли успокоился, особенно, когда она вручила новейшую метлу, «Молнию», о которой он мечтал, но Джеймс неожиданно поскупился (вообще-то муж был щедрым для сына, а тут, словно шлея под хвост попала).

***

Еще раз, поцеловав сына и заверив, что любит лишь его — это было абсолютной правдой! — Лили отправилась на поиски Питера, а найдя, напустилась с упреками:
– Какого черта ты расстраиваешь Чарли? Выдумал ерунду, что я не люблю единственного сына.
– Единственного ли? Я побывал в Литтл-Уингинге и кое-кого видел. И не думай, что мальчика можно выдать за сына Петуньи. Его папаша никогда бы до нее не снизошел. Не понимаю, как только он переспал с тобой, и как тебе удалось все это скрыть? Впрочем, неважно. Я сию минуту иду к Джеймсу и все выкладываю.
– Чего же ты медлил? — на удивление спокойным тоном спросила Лили, хотя внутри у нее все трепетало от негодования и страха.
– Решил сделать тебе предложение, — гаденько хихикнул Питер. — Стань моей любовницей, и твоя грязная тайна…
Лили затошнило. Этот мерзкий тип смеет ее шантажировать, да еще и плату такую гадкую выдумал! Да она лучше вылетит с позором из дома Поттера. Впрочем…
– ОБЛИВИЭЙТ! Ты не был у моей сестры. Ты просто решил попугать Чарли, вот и придумал историю, что я больше люблю своего племянника Дадли, чем его, раз ненадолго покидаю сына в день рождения.
Глаза Петтигрю расфокусировались, затем пришли в норму, и он прохныкал:
– Ладно, Лили, признаю, неудачная была шутка. Ты же не скажешь о ней Джеймсу?
– Возможно, если ты прикроешь перед ним, а особенно перед моим сыном еще одно мое исчезновение сегодня, — смилостивилась она.
– Да-да. Скажу, что упросил тебя купить подарок от меня, так как забыл по рассеянности о дне рождения Олешка, — заверил он.
Лили натянуто улыбнулась и поспешила к Паркинсону, который всегда говорил, что готов выполнить любую ее просьбу.
– Альфард, у меня большая проблема, — с места в карьер начала она. — У моей сестры Розы была интрижка с Волдемортом, и теперь их сын растет у нашей старшей сестры, Петуньи.
Бедняжка Роза умерла, когда ей едва исполнилось пятнадцать, поэтому вряд ли могла возразить против такой гнусной лжи. Но ее смерть была окутана некоторой тайной, которая позволяла приписать ребенка ей, по крайней мере, для Паркинсона.
Роза, как Лили, была волшебницей и даже училась в Хогвартсе, поступив туда на год раньше. На четвертом курсе сестру укусил оборотень, и ее отчислили. Вскоре она покончила с собой. Так как инициация произошла в Запретном лесу, а в школе в это же время учился Ремус Люпин, то Дамблдор уговорил Лили озвучить всем его версию, по которой Роза просто-напросто сбежала из Хогвартса и из дома.
Мародеры были в курсе правды, так как именно одного из них прикрывал директор. Еще история была известна Снейпу, жившему по соседству с Эвансами и видевшему смерть Розы. Но они все поклялись хранить эту тайну.
– Сколько мальчику? Почему ты молчала о нем? — деловито спросил Альфард.
– Он ровесник моего Чарли. Не говорила, так как сквиб, да еще из-за папаши. Но теперь его видел Питер и грозится рассказать моему мужу. Джеймс, конечно, любит меня, но за такую тайну выгонит из дома или вообще отправит в Азкабан, как пособницу врагу.
– С его взрывным темпераментом, да с подачки Питера… вполне. Не беспокойся, Лили, иди домой, я все сделаю, — заверил любовник.
Она поцеловала его и, в самом деле, отправилась домой. Однако на сердце Лили было неспокойно, и волнение все возрастало. Поэтому, поколебавшись, она аппарировала в Литтл-Уингинг.
Над домом сестры, ставшим пепелищем, висела черная метка, Петунья, Вернон и Мардж лежали рядом, несколько удивленно глядя в потолок, их пасынок стоял на коленях перед ними и плакал. Отпихнув его ногой, Лили склонилась над сестрой и произвела диагностику, которая подтвердила смерть.
– Ты что наделал?! — спросила она Паркинсона с возмущением.
– Это единственный повод, за который мальчишку можно без суда и следствия отправить в Азкабан. Я все это возьму на себя, не переживай, — пояснил любовник, который был братом начальника тюрьмы. — Еще бы я посоветовал скрыть его рожу маской.
– Это хорошая идея, — одобрила Лили, удивляясь, насколько ей безразлично, что Петунья умерла. Хотя, если подумать, она всегда стеснялась своей сестры-маглы и не любила ее.
Лили подошла к бастарду, который явно пребывал в шоке, так как до сих пор не произнес ни слова, лишь плакал, и, трансфигурировав маску, надела на его лицо, позаботившись, чтобы ее могла снять либо она, либо отец мальчишки. Последнее было почти нереальным — им негде встретиться и, в любом случае, Волдеморт не знает о существовании сына.
– Все пытаешься поломать мне жизнь, гаденыш? — напоследок прошипела Лили и, глядя в распахнутые глаза мальчишки, добавила с долей сожаления: — Убила бы тебя, да не могу!
Гарри отшатнулся от нее в ужасе, и Лили почувствовала себя удовлетворенной. А еще она вдруг поняла, что свободна от необходимости посещать этого мальчишку — со смертью Петуньи, как ни странно, магия сняла с нее данную повинность.
– Надо было давно так сделать, — проворчала Лили, затем велела Паркинсону: — Забирай его!
– Вечером жду у себя, — посмел настоять он.
– Непременно, — легко согласилась она, собираясь изменить ему память.
Бастарду Лили решила оставить память не измененной, чтобы больше мучился, сидя в Азкабане. А то, что он видел ее лицо — черт с ним. Все равно мальчишка сгниет в камере или спятит из-за дементоров. Да и не станет его никто слушать, кроме заключенных.


Глава 2. Новый узник

Азкабан недаром был самой страшной и неприступной тюрьмой магического мира. Он располагался на небольшом скалистом островке Северного моря в двух километрах от берега. Так что если узнику каким-то образом удалось бы выбраться из-за стен, он вряд ли смог бы доплыть в холодной даже летом воде.
Однако это считалось неосуществимым: мощные охранные чары плюс дементоры, стражи Азкабана, служили надежной преградой. К тому же, самые отчаянные головы сидели не на верхних уровнях, а глубоко под землей. Между их камерами и свободой была сотня коридоров, постов и дверей. Именно там находились последователи Волдеморта.
Их поместили в застенки, можно сказать, без суда и следствия. Процессы скорей напоминали фарс: Пожирателей по одному усаживали в кресло посреди зала, приковывая цепями, затем закидывали вопросами и, не вслушиваясь в ответы, на основании показаний противоборствующей стороны (членов Ордена Феникса) приговаривали к различным срокам заключения. Так называемой старой гвардии, тем, кто примкнул к Волдеморту еще во время его обучения в школе, и нескольким самым ярым последователям дали пожизненный.
В тупике одного из нижних коридоров, куда дементоры ленились часто заглядывать, собралась блистательная компания: Эдвард Эйвери, Логан Яксли, братья Лестрейндж и жена Рудольфуса Беллатриса, единственная женщина среди них. Именно последняя троица была арестована в доме Лонгботтомов, где якобы развоплотился Волдеморт. На самом деле его там в тот день не было. Их же туда занесла жажда мести, обуреваемая Беллу.
Дело в том, что накануне Фрэнк и Алиса, члены Ордена Феникса, схлестнулись с троицей в схватке. Видя, что Беллатриса беременна и чувствуя свой проигрыш, пара запустила в нее каким-то сдвоенным проклятием. У женщины начались преждевременные роды, ее мужчинам стало не до сражения, и фениксовцы под шумок слиняли.
Ребенок появился на свет недоношенным и в тот же день скончался. Беллатриса, можно сказать, обезумела, кинулась в дом Лонгботтомов, моментально обездвижила не ожидающих нападения супругов, а затем начала пытать их «Круцио». Братья хотели ее увести, остановить — куда там! Она лишь смеялась и продолжала свое занятие, даже когда в доме появились авроры.
Тюремщики стремились максимально унизить и выбить пленников из колеи, поместив их не в камеры — в клетки с частыми решетками, где невозможно было уединиться. Но узники быстро нашли преимущества такого заключения: они могли общаться, поддерживая и подбадривая друг друга. Именно это помогло Беллатрисе не свихнуться окончательно, не наложить на себя руки, а даже в какой-то степени смириться со своим горем и придти в себя. Теперь она почти на равных участвовала в беседах мужчин.
В основном, они строили различные планы побега: от обучения анимагии с привязкой к конкретному образу (что весьма непросто без палочки) до подкупа охранника, разносившего еду (только что они могли предложить взамен?). Даже рассматривали заключение сделки с дементорами, но эти твари неохотно шли на сговор с волшебниками, даже темными. Их служба в качестве стражей Азкабана объяснялась магической привязкой существ к этому месту еще во времена Основателей Хогвартса, и не без их участия.

***

Тюремное начальство не посещало этот тупичок, даже не спускалось в коридор. Да и что им тут было делать? Сроки у заключенных пожизненные и вряд ли будут пересмотрены. За здоровьем и чистотой следят особые чары. Приводить посетителей на свидание… Кому узники нужны на воле?! Правда, пустовала одна камера. Там когда-то сидел Барти Крауч-младший, совсем мальчишка, едва получившей метку, который, похоже, попал в заключение из-за паранойи собственного отца, поклявшегося извести всех Пожирателей смерти.
Парень пару месяцев бился в истерике, мешая обитателям тупика своими воплями. Они пытались его успокоить, грозились, но он никак не реагировал. Затем окончательно спятил: начал кидаться на единственную стену и решетки и, в конце концов, разбил свою голову насмерть. Это случилось более пяти лет назад. Больше сюда никого не подселили — видимо, не нашли узника с сопоставимыми злодеяниями.
Но этим утром многолетняя традиция была нарушена. Где-то далеко в начале коридора лязгнула дверь, послышался приближающийся шум голосов, превратившийся в ругань и крики, когда процессия приблизилась к тупичку.
– Прошу вас, не надо, не надо! Это какое-то недоразумение! — истошно кричал чей-то высокий, будто мальчишеский голос.
– Все вы так говорите, — громко возражал ему, кажется, начальник тюрьмы.
– Я ничего не делал!
– Ну, конечно. Убийство трех маглов — это так, детские шалости.
– Это не я, уверяю!
– На палочке были твои отпечатки.
Процессия вывернула из-за поворота, и компания за решеткой увидела всех ее членов: это был, в самом деле, начальник тюрьмы Кристофер Паркинсон и два охранника-аврора, тащивших щуплого низкорослого пленника в магловских тряпках и в железной маске на лице. Завершала группу пара дементоров.
– Вот тут тебе самое место, — втолкнув узника в клетку, оповестил Паркинсон и поспешил к выходу, не желая долго оставаться с теми, кто когда-то были его единомышленниками.
– Что, даже не поговоришь с бывшими друзьями, предатель? — крикнул ему вслед Яксли. — И что это за задохлик?
– Вы мне не друзья — и никогда ими не были, — открестился начальник тюрьмы. — А это — такой же отморозок, как вы. Возможно, новый фанат вашего Лорда, так как над домом погибших маглов висела черная метка.
Выпалив все это, Паркинсон почти бегом направился к выходу, и компания слышала, как его сопровождает улюлюканье и сальные шутки других обитателей коридора. Охранники последовали за ним, но не дементоры, зависшие у клетки с новым узником. Вскоре заключенные готовы были взвыть от их присутствия, ругая и того, из-за кого они тут появились. Новичок тоже зашелся в крике:
– Нет, нет! Я не виноват! Не виноват!
Он подбежал к решетке, вцепился в прутья, словно надеялся их раздвинуть, затем завыл-заплакал, бросился на пол, царапая ногтями свою железную маску, катаясь из стороны в сторону.
Его экзальтированное поведение отозвалось на Белле, которая тоже забилась в истерике, вспоминая погибшего сына, проклиная Лонгботтомов и министерство. Остальные вторили ей, скрипя зубами, затыкая уши.
– Заткнитесь все! — наконец, рявкнул Эйвери, чья психика была сильней, чем у других.
Он сопроводил это небольшим магическим выбросом, заставившим немного отлететь дементоров, а товарищей присмиреть. Лишь новый узник продолжал скулить и кататься по полу, хотя и не так яростно.

***

Через полчаса дементорам наскучило висеть на одном месте, и они уплыли в другую часть коридора, так как теперь оттуда доносился скулеж. Новый член тупичка выдохся и лежал неподвижно. Белла раскачивалась, обхватив голову руками, и тоже молчала. Остальные обитатели постепенно приходили в себя.
– Эй, ты, как тебя… — еще через какое-то время обратился к новенькому Яксли. — За что посадили? Ты правда новый последователь Темного Лорда? О нем ничего не слышно?
Узник в маске долго молчал, затем сорванным, но все же высоким голосом спросил:
– Где я?
Компания засмеялась над таким нелепым вопросом, даже Белла слабо улыбнулась.
– В тюрьме, дорогуша, — сообщила она ехидным тоном. — Неужели настолько туп, что не догадался?
– Я… нет. Не знаю, как сформулировать. Она какая-то странная. И разве не должно быть суда и следствия? — растерянно поинтересовался новый узник.
Губы его железной маски двигались в такт словам.
– Они там что, на свободе, совсем спятили? — возмутился Эдвард. — Тебя не судили?.. Что ты хоть сделал?
– Я?.. Я вообще ничего не понимаю. Это все какой-то дурной сон. Так не бывает, — захныкал собеседник. По его железной маске градом покатились слезы, но он продолжал сумбурно говорить через всхлипы: — Сначала этот противный дядька… вжик и исчез. Мы толком не успели помириться с тетей и вдруг… бах… другой в черной хламиде с длинной деревяшкой. Он выкрикнул какую-то белиберду типа «Абракадабра». Из палки вырвались три зеленых луча, и мои родственники… — Узник громко всхлипнул и закончил-провыл: — Умерли…
– Что ты ноешь, словно тебе десять лет! — осадил его Рудольфус — Нет, конечно, смерть близких — это горе. Но ты взрослый мужик. Тебя обвиняют в их убийстве. Не на пустом же месте!
– Я… я… да я их не трогал!.. И так… так просто не бывает! Вжик… и они упали. Ни выстрела — лишь фейерверк. И палки эти… как в мультике или кино дурацком про волшебников. И тетя со своей жуткой маской и угрозами. И вовсе я не взрослый!..
К концу небольшого монолога новый узник рыдал.
– Ты что, магл? Но что ты делаешь в Азкабане? — изумился Эйвери.
Тут в тупичок вернулись дементоры, и собеседник забился в новой истерике. Стены темницы внезапно тряхнуло, словно от землетрясения.
– Что это или кто? — почти завизжал новый узник, замахал на дементоров руками. — Уходите!!
Из его ладоней вырвалось серебристое свечение, немного похожее на несформировавшегося патронуса, и стражи Азкабана поспешно ретировались.
– Успокойся немедленно, пока нас не погребло под обломками! — рявкнул Эдвард и добавил для своих друзей: — Он не магл.
Новичок последний раз всхлипнул и почти спокойно спросил:
– Как вы меня назвали и что это за твари?
– Я назвал тебя маглом — не магом, то есть. Беру свои слова назад и извиняюсь, — ответил Эйвери. — А это… дементоры. Ты их что, впервые видишь?
– Вы разыгрываете меня, да?.. Волшебства не бывает. Все это детские сказки. Я не ребенок!
– Кто-то недавно утверждал, что не взрослый, — подтрунил Рабастан. — И это ты нас разыгрываешь. Такой магический выброс… Хотя... ты был латентным магом, и это впервые?
– Что? — не понял собеседник.
– Так. Давайте по порядку, — приказал Эйвери, как самый старший и авторитетный. — Как тебя зовут? Сколько лет? Почему ты здесь?
– Гарольд Эванс, пятнадцать лет, — прозвучал шокирующий ответ.
– Мальчик. Ты совсем еще мальчик, — прошептала потрясенная Беллатриса с неожиданной нежностью в голосе. — Вряд ли ты смог бы убить смертельным проклятием. Это как надо было ненавидеть родных!
– Да не трогал я их! — выкрикнул парень и уже тише продолжил: — Я любил дядю и тетю, может, недостаточно сильно, но все же. Даже тетю Мардж я не так ненавидел. — Он уже откровенно плакал и бормотал сквозь слезы: — Да, она противная, трубку курила, и Злыдень этот проклятый. И все равно, непонятно, что этот дядька сделал и зачем. И тетя Лили… За что она так?.. «Я убила бы тебя, гаденыш, да не могу». Что я ей сделал?!..
Взрослые потрясенно молчали, не зная, что сказать. А новый узник, оказавшийся почти что ребенком — для них-то точно, все всхлипывал и всхлипывал. Постепенно загудели прутья решетки, затем посыпались со стен и потолка пауки и мокрицы, пол задрожал.
– Ты опять? Как это у тебя получается? — удивился Рабастан. — Лучше уж успокойся!
– Извините, — размазывая рукавом по маске слезы, пробормотал Гарри. — Вообще-то я не плакса. Но это… так тяжело и страшно. И я ничего не понимаю!
– Не реви, не реви! — истерично взвыла Беллатриса, раскачиваясь, и начала сама рыдать.
– Мерлин! Это невыносимо! — простонал ее муж с мукой в голосе. — Мы словно вернулись на пять лет назад, когда тут также рыдал Барти-младший. Белла, дорогая, не нервируй себя напрасно. Не рви мое сердце!
Часа через три, две истерики Гарри и одну длинную в исполнении Беллы, попытки Рудольфуса и Эйвери успокоить их, ругани Рабастана и Яксли по поводу работы министерства и аврората, рассказа мальчика о себе и окружении, перед старой гвардией Темного Лорда вырисовалась единая картина происшествия в доме на Тисовой улице.

***

На удивление Гарри, когда он вошел в холл, тетя Мардж в своей иронично-грубой манере попросила у него прощения, верней заявила, что ее слова о совместной трапезе со Злыднем — обыкновенная шутка, и она «не виновата, что племянник не понимает юмора». Тетя вручила как всегда скромный подарок, но неожиданно расщедрилась и добавила двадцать фунтов. Будь на его месте Дадли, Мардж дала бы сто или больше, но Гарри был рад и этой сумме. Его не слишком баловали карманными деньгами.
Тетушки начали накрывать на стол, дядя уселся в кресло с газетой, а Гарри принялся строить планы, куда потратить неожиданное богатство. Тут это и случилось. В гостиной с громким хлопком прямо из воздуха появился человек в черном одеянии и белой маске, закрывающей лицо. Злыдень моментально кинулся, пытаясь вцепиться пришельцу в ногу, но тот отшвырнул его так сильно, что пес ударился о стенку и затих.
-Что вы себе позволяете? — грозно спросил дядя невозмутимым тоном, будто к нему каждый день врывались в дом подобным образом, и, поднявшись с кресла, двинулся на незнакомца.
Тетя Мардж выпучила глаза и начала креститься, а тетя Петунья побледнела как полотно, вскрикнула и сделала невероятную вещь: прикрыла племянника собой. Затем выдавила срывающимся фальцетом:
– Убирайтесь! Мы не общаемся с типами, подобными вам.
Пришелец зашелся в гомерическом хохоте, доставая из-под одежды нечто похожее на деревянную указку, и сообщил:
– Давно не приходилось так веселиться, да и вряд ли скоро придется. Ох, оторвался бы я на вас по полной программе, глупые маглы, да некогда.
Он коротко взмахнул палкой три раза, и Дурсли упали на пол без движения. Еще пара взмахов, и Гарри поволокло к нему, при этом мальчик не мог выдавить из себя ни звука. Мужчина развернул его к себе спиной, вложил в правую руку указку и изрек:
– Она не зарегистрирована, со мной ее вряд ли кто свяжет. Отпечатки твои. Так что, говори — не говори, никто не поверит, что ты не причем. — Еще раз коротко рассмеялся и произнес: — Учись, малыш. АВАДА КЕДАВРА.
Последнюю абракадабру он повторил трижды, направляя по очереди на Дурслей. Затем подтолкнул ничего не понимающего мальчика к их телам и приказал:
– Проверь, умерли они или нет.
Гарри рухнул на колени, пощупал пульс на сонной артерии, даже приложился ухом к груди тети Мардж. Затем повторил это еще два раза. Дурсли были мертвы. Он закричал в ужасе, но изо рта так и не вырвалось ни звука.
Так он и стоял, беззвучно плача, когда появилась тетя Лили. Гарри ожидал помощи или сочувствия, но она перекинулась парой фраз с убийцей своей сестры, зачем-то закрыла лицо племянника маской и исчезла, растворившись в воздухе.
Мужчина обхватил Гарри вокруг талии, и их затянуло в какую-то разноцветную круговерть. Закончилась она на берегу моря. Незнакомец снял свою маску, оказавшись лет сорока, вынул зеркало, что-то сказал, глядя в него. Вскоре на берегу материализовался еще один человек, весьма похожий на первого, и недоверчиво спросил:
– Неужели этот молокосос убил Авадой троих маглов?
– Сам бы не поверил, если бы случайно не наблюдал это своими глазами. Остановить не удалось — он был быстр, — соврал притащивший Гарри человек.
– Ты направил туда авроров?
– Разумеется.
– Тогда я его забираю.
– Слава Мерлину! Жду тебя в субботу у нас на обеде.
Они распрощались, убийца аппарировал, а оставшийся мужчина поволок пленника к утлой лодочке на берегу.
– Послушайте, я не виноват. Он подставил меня. Я и колдовать-то не умею. Магии вообще не существует! — обретя дар речи, протараторил Гарри.
– Ага, еще нет ни Азкабана, ни Хогвартса, ни Министерства магии. Кончай ломать комедию, парень, — процедил сквозь зубы конвоир, затем взмахнул деревянной палкой, похожей на ту, что была у посетителя дома Дурслей, и Гарри почувствовал себя не способным шевелиться.
Тело стало слушаться его уже в холле мрачного замка, судя по внутреннему интерьеру — тюрьмы. Его подхватили под локти два дюжих молодца и поволокли по коридорам. На нижних уровнях к ним присоединились дементоры.

***

– Странная история, — покачал головой Эйвери, подводя итог. — Судя по рассказу, в ней замешан брат начальника тюрьмы. Конечно, тебе никто не поверит, но меня удивляет, что он так рисковал. Паркинсоны, что один, что другой, весьма осторожные проходимцы. Пока Темный Лорд был в фаворе, они поддерживали его. Едва же он исчез, как отреклись, да еще сумели так извернуться, что остались не только на свободе, но даже должности не потеряли. Кроме них, такое не удалось никому. Может, Каркарову, так он спрятался за стенами Дурстманга, в другой стране. Остальные сидели, пусть немного, но… и денежную компенсацию выплатили.
Мужчина явно говорил это для себя, так как Гарри было все равно. Он вообще половину не понимал и пребывал в некотором ступоре.
– А вы почему здесь? — спросил он больше из вежливости, чем из интереса.
Следующие пару часов, после представления каждого старожила и как он тут очутился, Гарри выслушивал рассказ Эйвери о Волдеморте, об его идеях, последователях и причинах конфликта с Орденом Феникса — с точки зрения Пожирателей смерти, разумеется.
– Мы еще подробно обсудим это. Здесь все равно нечем заняться, а ты, мальчик, похоже, завис тут надолго, как и мы. Сегодня же пора передохнуть — день был насыщенным, — закончил свою пространную речь мужчина.
– Да уж! — несколько истерично хихикнул Гарри, но не расплакался.
– Ложись, отдохни, — посоветовал Эдвард. — Мы тоже, пожалуй, так поступим.
– Но как вы умудряетесь тут спать? Ведь все просматривается. Да и туалет… Я так не могу! — смутился Гарри, искоса поглядывая в сторону единственной женщины, да и на мужчин тоже.
– Могу отвернуться, — хихикнула Беллатриса, явно польщенная, что ее кто-то воспринимает за особь женского пола, перед которой стоит стесняться. Признаться, она уже отвыкла от подобного за эти годы.
– Ничего, освоишься, — заверил Рудольфус, тоже посмеиваясь.
Гарри понуро улегся на тюфяк, находящийся у единственной стены, поворочался, затем сел и недовольно буркнул:
– Не могу!
Компания бывалых узников пофыркивала, выражая свое отношение к данному заявлению. Они знали по собственному опыту, что естественные нужды все равно сильней любого стеснения и норм морали. Вечно не спать и не ходить в туалет невозможно.
Едва все обитатели тупичка улеглись — даже мальчишка, как свет в нем практически погас, стало темней и более комфортно. От клетки новичка послышался облегченный вздох, и он сказал абсолютно несчастным тоном:
– У меня день рождения сегодня.
– Поздравлять не станем, — усмехнулся Рудольфус.
– По крайней мере, никогда не забудешь его, — также весело сообщил его брат.
– Тем более он у тебя последний. Тут все дни похожи друг на друга и неотличимы от ночей, так что даже отмечать невозможно, — зло добавил Логан, портя всем настроение.
– Кончай наводить тоску! — потребовал Эдвард, слыша тихие всхлипы Гарри, и обратился к нему: — Не кисни. Здесь тоже можно жить!
– Существовать, — припечатала Беллатриса.
Обитатели тупичка смолкли, осознавая, что она права.

@темы: джен

---

Еще вчера была очередная годовщина Великой Октябрьской Революции. Однозначно не могу к ней относиться, но идея равенства, братства и тому подобного мне близка. Запоем когда-то читала фантастику и философию о подобных обществах, типа "Туманности Андромеды" или "Города солнца".
В связи с этим днем сегодняшний мои стих, несколько пафосный и политичный, написанный давненько, но по-прежнему актуальный.

Россия.
Россия.
Россия.
Больная отчизна моя.
В огне и слезах от бессилья
Ты стонешь, обид не тая.

Сорвали последнее платье
Под рев озверевшей толпы.
Товарищи,
Граждане,
Братья.
Вы духом окрепли ль в борьбе?

Проснитесь!
Глаза распахните.
И гордость свою обретя
От родины бедной гоните
Хулителей,
Свору ворья.

Россия.
Россия.
Россия.
Я верю, ты выстоишь вновь.
Ты будешь прекрасной и сильной
Вернешь уваженье,
Любовь.

@темы: стихи

---

В Питере сумрачно, мокро, но не слишком холодно. От этого тоскливо. Мое настроение - как эта погода.



Совсем не пишется. Думала, что конкурс на Слифе взбодрит, но... У самой ничего не вышло - так, хрень какая-то: ни стеб, ни порно, ни романс. И у других почитать нечего. И еще, плохо, что админы принимают на конкурс недописанные фики. Ну, не считать же за завершенную работу часть чего-то большего, очень часто остающаяся без продолжения. Иногда за части выдаются большие главы. Пичалька. Например, на ТТП, такого не принято. Жаль, там найти можно лишь Снейджер, а я его не читаю в таких количествах! Уж если читать гет, то предпочту другие пары, причем чаще Гарри и кто-то. Герм в этой связке любимая, но не обязательная партнерша.

В последнее время вообще изменяю Гарри, Севе и Люцу с Ф'ларом, Джексомом и Н'тоном. Да-да, совсем левый фандом, где слеш в каноне.

@темы: картинки

---

Ну, и еще один ужастик, для солидности выкладки. Все же волшебный праздник, а не абы что



Название: Оборотни
Автор: Славница

Рейтинг: PG-13
Жанр: ужастик
Тип: джен
Аннотация: Странные соседи. Весьма странные.
Размер: мини
Статус: закончен


- В прошлом году я гостил у своей тетки в Рязани, – начал рассказывать Витька. – Она живет не в самом городе, а за его чертой, и прямо за ее домом начинается лес, в котором водятся волки. Много волков.
Впрочем, вначале, когда я только приехал, мне показалось, что это обычное садоводство, даже не имеющее названия. А лес… да, густой, огромный, но вовсе нестрашный – полный светлых полянок, заросших земляникой и начинающей темнеть черникой. Мы за этими ягодами почти каждый день бегали и никаких волков, разумеется, не встречали.
Вообще, в этом садоводстве была масса ребят, часть из которых жила тут круглый год, благо от города недалеко, автобус регулярно ходит, и они без проблем добираются до школы. Из них выделялся один – Кирка – щуплый, немного болезненный, вечно бледный, заморыш, одним словом. Местные говорили, что он почти не учится – что ни месяц, болеет.
Да и вся его семья особым здоровьем не отличалась – синяки под глазами, порой бредут, ноги приволакивают. Но, что странно, при всей их худобе и немощи, окружающие относились к ним весьма уважительно, можно сказать, даже с некоторым страхом. Да и Кирка, бывало, как зыркнет – ах мурашки по коже.
К себе в дом этот Кирка никого не водил, да и не стремился никто туда. Его в садоводстве недолюбливали6 за щуплый вид, за угрюмость и за странные взгляды. А уж жилище его семьи – не то место, куда тянет: огороженный глухим, высоким забором, дом был виден лишь верхушкой крыши, покрытой темной черепицей.
У меня же иногда возникали желания заглянуть, что и как у соседей. Уж больно часто по вечерам из-за ограды раздавались дикие рычания. Но как влезть по гладким, оструганным доскам, расположенным вертикально, я не знал, а лесенки у нас не было. Поэтому как-то, не выдержав, поинтересовался у Кирки:
- Кто у вас там так рычит и воет? Ротвейлер, овчарка или их несколько?
- Нет у меня собак, – хмуро открестился он.
- Но как же? – растерялся я. – Я же не глухой.
- Тебе померещилось, – отчеканил он и ретировался.
Я пожал плечами и на некоторое время остыл. Но странные звуки от соседей продолжались. Иногда мое воображение рисовало собачьи бои и подстегивало любопытство. Начитавшись Джека Лондона, я хотел бы посмотреть на это кровавое, но азартное развлечение. Поэтому как-то проговорился о своих фантазиях Веньке, который тоже увлекался рассказами моего любимого писателя и мечтал об овчарке или хаски, немного похожей на волка.
- Слушай, Витек, можно я у твоей тетки переночую и сам послушаю. Уж я-то пойму, собака там или нет – попросил он меня, загоревшись.
- Ладно, – говорю, – заметано. Только тетку спрошу.
Та, ясно дело, рада потрафить милому племянничку, разрешила. Венька остался у меня и сам слышал и вой, и рычание. Даже возня была, будто собаки большие дерутся. Легли мы за полночь, а там все не прекращалось.
Наутро уже Венька стал приставать к Кирке:
- Ну чего ты жмотишься?.. Дай, хоть, глянуть на собак. Я их страсть как люблю.
- Нет у меня собак, сказано вам, – разозлился Кирка. – И шума нет – это все домыслы.
Ага, как же! Еще сказал бы, что мы обкурились конопли, что росла в изобилии в окрестностях, но не нашла применения у пацанов. Веньку его ответ взбесил – он его и так ненавидел больше других, обзывал насмехался и злился, не получая драки в ответ или грубого слова – лишь угрюмое игнорирование.
- Гадом буду, а узнаю все, – поклялся Венька и сбаламутил ребят.
Мы всей ватагой пошли к Киркиному дому, стали стучать в ворота. Вышел хозяин, отец Кирки: волосы длинные, спутанные, брови, как кусты, взгляд тяжелый, насупленный:
- В чем дело, молодежь?
- Мы хотим глянуть на ваших собак, дядя Толя. – смело сказал Митька, немного знавший его.
- Каких собак? – удивился Киркин отец и строго спросил крутящегося рядом сына: – Ты что это выдумал? Мы отродясь собак не держали – не люблю я их.
- Я тут вообще не при чем, – возмутился Кирка. – Они сами все выдумали. Я отнекивался, а они не верят мне.
- Точно, не верим, – подтвердил Венька. – Мы с Витькой вой слышали, возню и рычание.
- Небось телевизор – сделал вывод дядя Толя. – Кирюха обожает всякие ужасы смотреть.
Мы с Венькой глянули на него скептически. Мы что, идиоты малолетние, не отличаем звуки из телека и живые? Хозяин поймал наши взгляды, усмехнулся и распахнул ворота.
Мы во двор. Дом обычный, бревенчатый, довольно крепкий, пара сараюх покосившихся, чахлые кустики и огромный курятник. А собак нет, ни единой. Даже кошки нет! Дядя Толя ходит гоголем, ухмыляется и двери сарайчиков распахивает: смотрите, мол, неслухи. А там инвентарь хозяйственный, старая посуда, травы какие-то, котлы. Ну, походили мы, помялись, да и отвалили.
Венька вечером ко мне опять прибежал и говорит:
- Не верю я им. Небось, собак в доме спрятали или в лес увели.
- И то верно. Рычание-то и вой мы слышали – согласился я, забыв, что мы завалили к соседям без предупреждения, а значит, увести собак им некогда было бы. Ну, а в доме… это же не кошка, тихо сидеть взаперти пес не будет. Впрочем, лая-то мы ни разу не слышали, но это не пришло нам в головы, когда теории свои строили, что за животные воет и рычит у соседей.
- Останусь я на ночь – меж тем, решил Венька.
Я пожал плечами. Даже если воя не услышим, которого он явно ждал в подтверждение, что и Кирка, и его отец врали нам, то все равно вместе веселей: поболтаем, те же страшилки вспомним.
Ночь, как по заказу, была особенной: луна, как прожектор светила – круглая, желтая, яркая. Тишина – ни ветерка, ни шороха. И вдруг, в полночь, за забором началось: вой, рычание – даже поджилки затряслись.
- Слушай, они наверняка бультерьеров, нет, скорей, бульдогов держат. Те мало лают и деруться знатно. Их в доме раз плюнуть спрятать. Бульдогу скажи: лежать молча, он и будет. А ночами у них настоящие бои. Пойдем, глянем, – вдруг предложил Венька.
У меня мурашки по телу. Видано ли дело: лезть в дом ночью, где полно собак, явно спущенных с поводка. Но показать себя трусом…
- Но как туда залезть? – сглотнув, спросил я. – У меня лесенки нет в доме, а без нее этот забор не одолеет – я примеривался.
- Зато у Демаковых, соседей ваших с другой стороны лесенка знатная, и я знаю, где ее ставят – заявил он, и я не нашел, что возразить.
Лесенка, в самом деле, была здоровущая. На ней не то что на соседский забор, но и на третий этаж можно было влезть. Мы ее с Венькой еле доперли, подставили, передохнули и по очереди влезли. Сели на край забора, а смотреть не на что: вой слышен, даже лязг зубов, только звери, что это производят, явно находятся с другой стороны соседского дома.
- Прыгаем?.. – полу вопросительно, полу утвердительно произнес Венька и сиганул.
Я, признаться, притормозил – высота немаленькая, метра три. А он снизу подначивает:
- Дрейфишь?..
Делать нечего, прыгнул. Даже ногу не подвернул – удачно приземлился. Постояли мы немного и, крадучись, обогнули дом. А там, прямо у крылечка, три здоровущих волка на луну воют. А в середине Кирка стоит. Мне, признаться, страшно за него стало. Веньке, видимо тоже. Мы забыли, что влезли, как воры, и дружно заорали:
- Беги!
Кирка и ухом не повел, а волки, верней один, гривастый, клыки огромные, глаза горят, двинулся на нас. Мы остолбенели, потом попятились. Тут кирка как взвоет – мы глянули на него. А он… лицо удлинилось, на морду волчью стало похоже, руки шерстью на глазах покрываются.
- Оборотень, – выдавили мы с Венькой задушенным полушепотом и пустились наутек.
Волк гривастый за нами. Затем и другие к нему присоединились. Гоняли нас, гоняли по двору – бежать-то некуда – забор вокруг, а лесенка спасительная с той стороны осталась. Меня один – то, вроде, что Киркой был, за лодыжку тяпнул, но я пнул его ногой, и он отстал. Затем гривастый уронил Веньку и вцепился ему в ключицу. Я окончательно сдрейфил, заметался по двору и нечаянно увидел, что калитка, ведущая к лесу, который располагался недалеко от дома соседей, распахнута. Больше не думая о попавшем в беду товарище, я кинулся к ней и бежал до дома тетки, не разбирая дороги.
- Где это тебя, бандит, по ночам носит? – встретила она меня неласково.
- Тетечка, – говорю, а сам плачу, – наши соседи – оборотни. Они Веньку разодрали.
- Ах ты, неслух, удумал что, – возмутилась она. – Приличных людей ругать!
- Нет, – уперся я. – Я сам видел.
Она погнала меня в кровать, не слушая. Да только какой тут сон! Перед глазами у меня окровавленный Венька стоит. Так я всю ночь и промаялся, а утром у меня поднялась температура. Напуганная тетка позвала врача, и тот вызвал скорую и отправил меня в больницу. Там я пролежал долго, мать носил мне письма от Веньки, но я не видел, что он жив. Правда, я допускал мысль, что он тоже стал оборотнем.

@темы: джен

---

Несколько странный стих, который, как мне кажется, подходит к сегодняшнему мрачноватому празднику.


Безумная


Мимо старого погоста,
Мимо храма, не молясь.
В балахоне не по росту
Каждый день идет, смеясь.

Над судьбой, что так забила
И сломала гордый взгляд.
Что, не плача, схоронила
Мужа и детей подряд.

И седые свои косы
Вдруг распустит на ветру
Крикнет, погрозив погосту:
Не дождетесь, не умру!

Побредет, вздохнув уныло.
Балахон поправит свой.
Все на свете ей постыло.
Но не ведом ей покой.

@темы: картинки, стихи

---

Мерлин, до чего дожили. Выложить нечего.
Придется снова вспомнить детские страшилки Наивняк, конечно, но что делать



Название: Заколоченный дом
Автор: Славница

Рейтинг: PG-13
Жанр: ужастик
Тип: джен
Аннотация: Любопытство до добра не доводит.
Предупреждение: Смерть персонажа
Размер: мини
Статус: закончен


Этот дом стоял отдельно от поселка на пустыре: ветхий, с заколоченными ставнями, хранящий остатки былой красоты и величия – крыльцо с витыми колоннами, резные наличники и круглую башенку с острой, конусообразной крышей. Зимой его покой никто не нарушал, но вот летом, когда Красново наводняли привозимые из города ребятишки, находились смельчаки, чтобы пробраться внутрь. Однако после нескольких серьезных травм и слухов о том, что некоторые не возвращаются из него, это прекратилось.
Маша и Тома не собирались верить в местные легенды о том, что разрушенное здание проклято, и там обитают привидения. Но и обследовать развалины не намеревались. девочки предпочитали бегать на красивое озеро, посещать клуб, где показывали фильмы и проводились вечеринки, или ходить в лес по грибы и ягоды.
Но в конце августа зарядили дожди, проектор в клубе сломался, а городская ребятня уехала по домам. Девочки же задержались, так как их родители были в командировке. Заняться стало нечем, поэтом им в голову пришла эта идея с обследованием мрачного дома.
Внутри царил сумрак, так как через окно, заколоченное досками, свет пробивался с трудом. Он рождал разные полутени, которые казались таинственными и даже страшными. Мрачности добавлял толстый слой пыли на всех поверхностях и паутина, как в фильмах о вампирах. Это же сравнение всплывало в голове при виде занавешенных зеркал и сломанной мебели. На полу и на стенах встречались какие-то бурые пятна.
- Да это же кровь! – сдавленно выговорила Маша, пристально рассмотрев их.
- Чепуха, – безапелляционно отчеканила Тома. – Ты просто поддалась на разрушенную обстановку. Небось ужастиков перечитала.
Несколько пристыженная подругой, Маша позволила ей увлечь себя на дальнейшее обследование дома. Честно признаться, его атмосфера все больше действовала ей на нервы. Однако она постаралась сделать свой тон как можно более равнодушным и скучающим, когда попыталась заставить Тому покинуть помещение:
- Тут совершенно не на что смотреть. Пыль, паутина и остатки мебели меня больше не прельщают. Может, достаточно?..
- Да мы же только что вошли. Давай осмотрим еще пару комнат, – заупрямилась подруга.
- И еще больше извозимся, – проворчала Маша, но прекратила спор, убеждая себя, что для волнения нет повода.
На втором этаже в конце темного и длинного коридора подруги заметили дверь, которая была забита снаружи крепкими досками, да еще и загорожена огромным кованым сундуком.
- Там сокровища! – восторженно заявила Томара, разглядывая не то сундук, не то дверь.
- Как вариант, либо в сундуке, либо за дверью заперт Кощей Бессмертный, который только и ждет, чтобы его напоили, а уж там он развернется для темных дел, – подтрунила Маша, хотя и не чувствовала веселья – скорее нервозность и ощущение опасности.
- Да ну тебя! – надулась подруга и решительно открыла сундук.
К ее разочарованию и радости Маши, внутри ничего не было. Однако, сколько Тома не пыталась, не смогла сдвинуть его с места, и тогда попросила о помощи. Маша нехотя присоединилась. С трудом они переставили сундук так, чтобы можно было пройти в дверь, когда ее откроют.
Доски, хоть и выглядели трухлявыми, не поддавались. Девочки вспотели и утомились. К тому же, Маша продолжала ощущать себя не в своей тарелке, поэтому опять попыталась воззвать к разуму подруги.
- Мы их не оторвем – тут и мужик не справится. Да и потом, за дверью наверняка простая кладовка с ведрами и швабрами.
- И именно поэтому она так тщательно законопачена, – фыркнула Тома. – Там наверняка что-то стоящее.
- Груда золота, как в пещере Али-Бабы?
- Ну, на такое я не рассчитываю, а вот на старинную картину или пару позолоченных вещичек – вполне.
Сгорая от нетерпения, Тома сбегала вниз и откуда-то принесла лом. С этим дело пошло на лад, и вскоре девушки отодрали доски. Едва дверь скрипнула, открываясь, Машу охватил первобытный ужас. Она хотела броситься прочь из коридора, не взирая на то, что потом подруга обзовет ее истеричной паникершей, но не смогла сдвинуться с места. Тома, напротив, шагнула внутрь, в кромешный мрак и смрад, но тут же с визгом попятилась.
Из темноты показался какой-то смазанный силуэт и начал надвигаться на непрошенных гостей. У девочек сдали нервы, и они бросились подальше от странного чулана. Однако бежать было настолько тяжело, будто их ноги оказались по колено в воде или даже в песке.
Монстр тем временем выбрался в коридор, и Маша, оглянувшись, смогла его разглядеть: бесформенное бурое туловище в струпьях, огромная голова с большим зубастым ртом и круглыми светящимися глазами. Дополняли образ длинные тонкие щупальца-руки и мощные когтистые ноги-лапы.
- Этого не может быть! – истерично взвизгнула Тома и ускорила бег, но тут же упала на пол.
- Вставай! – потребовала Маша, находясь на грани обморока от страха. – Он нас сожрет!
Едва она это проговорила, как чудовище, казавшееся довольно неуклюжим преодолело разделяющее их расстояние и обвило свое щупальце вокруг талии подруги.
- Спаси! – завизжала Тома, чувствуя, как он подтаскивает ее к себе.
Маша потянула подругу на себя, но силы были неравны, и вскоре монстр вырвал свою добычу, а еще через минуту запихал брыкающуюся и визжащую Томару в свою пасть. Маша наблюдала за этим с каким-то оттенком нереальности: хруст костей, вопли подруги, брызги крови... «Это неправда», – крутилось в голове, но так или иначе, чудовище не являлось плодом наркотического бреда или галлюцинацией психа – оно существовало и более того пожирало ее подругу.
- Что же я стою?! – очнулась от оцепенения Маша. – Я же буду следующая!
Она, что есть сил, бросилась к другому концу коридора, где была лесенка, ведущая вниз, к спасительной двери на улицу. Однако, оказавшись перед ней, Маша не смогла ее открыть. А чудовище, явно не насытившись, вспомнило о ней и, пыхтя, спускалось по лесенке.
- Мамочка, не хочу. не надо! Господи, пожалуйста, пожалуйста! – взмолилась девочка, но дверь оставалась замурованной, а монстр уже преодолел половину лесенки.
Маша, в порыве отчаянья, обшарила карманы и обнаружила зажигалку, которую прихватила на случай, если им с Томой захочется развести костер. Не думая о последствиях, она сорвала с себя юбку, подожгла и бросила на лесенку. Ей снова повезло – сухое дерево вспыхнуло в мгновение ока. Огонь в считанные секунды добрался до монстра, и он превратился в ходящий факел, но не прекратил спуск.
Жар огня, приближающееся пылающее чудовище, страх скорой смерти – все соединилось для Маши воедино. Она опять рванула к двери и потянула ее на себя. То ли на этот раз девочка приложила достаточно усилий, то ли заклинившиеся двери встали на место, но так или иначе они распахнулись. Она скатилась с крыльца, ударилась головой и потеряла сознание.
Когда Маша очнулась, то от заброшенного дома остались лишь головешки. Она не помнила, как добралась до дому, что сказала родителям Томы, да и вообще многое забыла, попав с нервным стрессом в больницу. Больше она в тот поселок не ездила, но слышала краем уха, что странный дом опять восстановился в первоначальном виде.

@темы: джен

---

Счастливого Хэллоуна!

@темы: праздник

---

"Так выпали карты". главы 3, 4 и эпилог



Глава 3. Не пиши «The end»

Ты же знаешь, всё исправить можно,
Зачеркнуть, переписать обложку,
Переснять все сцены, монологи,
Из сюжетов вычеркнуть так много…

Декорации сменить на осень.
О локациях никто не спросит.
Разреши мне сделать это тайно,
Чтоб все получилось, как случайно.

Не пиши «The end», я придумаю Happy end.
Поверну всё так, чтоб два сердца вновь бились в такт.
Всё ведь как в кино, разреши лишь доснять его.
Не пиши «The end», я придумаю Happy end.

© ПараНормальных «Happy End».

Я не совсем справлялась с собственным решением полностью погрузиться в работу, забыв о прошлом. В Хогвартсе и его окрестностях это оказалось не под силу. Тем более я не могла работать двадцать четыре часа в сутки, у меня оставалась масса свободного времени, которое я проводила, гуляя одна или с Гарри. Мой друг — не помеха для всплывающих воспоминаний, скорее наоборот.

7 лет назад, Последняя Битва
Нападение Пожирателей смерти на Хогсмид стало полной неожиданностью для обитателей Хогвартса. Волдеморт будто бы знал, что в этот день в деревне волшебников будет Гарри. Может, в рядах Ордена завелся предатель?.. Впрочем, некогда было размышлять на такие темы.
Я отчаянно отбивалась, краем глаза следя за полем битвы, в которое превратился Хогсмид. Неожиданно мой взгляд выхватил знакомую фигуру в черной мантии: Северус. Он сражался сразу с тремя противниками.
В какие-то доли секунды вынырнувший четвертый Пожиратель бросил в него темно-красный луч. Я закричала, увидев, как Северус падает на землю, и кинулась к нему, отчаянно надеясь успеть. Однако меня перехватил очередной противник, и мне пришлось вступить в схватку.
Недалеко от нас раздался звук взрыва, и Пожиратель, с которым я сражалась, отвлекся, что привело меня к победе над ним. Я наконец-то смогла посмотреть в сторону, где упал Северус, чтобы увидеть, как его и еще нескольких членов Ордена Феникса заваливает обломками рухнувшего здания.
— Скорее. Начинаем откапывать! — крикнул кто-то. — Может, там кто-то выжил!
Но тут раздался еще один взрыв, и в небо взметнулась мешанина из камней, обломков мебели и человеческих останков.
Я остолбенела, забыв о происходящем вокруг. В голове набатом билась лишь одна единственная мысль: «Он умер. Его больше нет». Перед глазами раз за разом мелькала картина падения Северуса, а в ушах гремел врыв, унесший его жизнь, не оставивший мне ни капли надежды. Боль, дикое опустошение, желание завыть — я бессильно рухнула на колени и опустила голову. В этот миг моя душа умерла.

Настоящее время
Мне до сих пор кажется, что на земле осталось лишь мое тело. Иногда я жалею, что выжила в тот день. Ведь я надолго выпала из реальности, оглушенная горем, а вокруг кипел страшный бой. Но мне было не суждено уйти вслед за любимым, и я живу — верней, делаю вид.
— Скоро ты покинешь это место, Гермиона, — как всегда видя меня насквозь, сказал Гарри. — Соберись! Еще одно усилие! И, возможно, вдали от Хогвартса тебе станет легче. Хочешь, поживи у нас. У Луны в последнее время участились стихийные выбросы магии, я боюсь отставлять ее одну надолго, но не могу отказаться от преподавания. Не хочу подводить МакГонагалл. Да и мне это по-настоящему нравится. Я чувствую себя на своем месте.
Это было хорошее предложение, и я обещала подумать. А пока... пока меня ждала встреча с еще одним человеком из прошлого, которого, если честно, я не переваривала. Драко Малфой — наш школьный враг, переметнувшийся на «светлую» сторону, но полностью так и не добившийся доверия.
Он преподавал в Хогвартсе зельеварение и встретил меня с присущим ему презрением и апломбом. Каждое его слово втаптывало меня в грязь. Я не могла относиться к нему не предвзято, поэтому оставила напоследок, надеясь хоть чуточку успокоиться. Но ни он сам, ни предмет, ни место класса — недалеко от бывших комнат Северуса — не способствовали этому. Однако надо — значит надо.
— Как тебе роль министерской шавки, Грейнджер? — «поприветствовал» меня Малфой. — Помнится, ты ненавидела Амбридж, а сейчас примерила на себя ее роль.
— Я работаю не за страх, а за совесть, — с некоторым пафосом ответила я. — И нечего сравнивать меня с этой жабой. Она преследовала свои цели, я же честно хочу выявить уровень преподавания в Хогвартсе и компетентность учителей.
— И готова закрыть глаза на личное отношение к преподавателю? — недоверчиво хмыкнул он.
— Разумеется, — надменно заверила я, хотя это было далеко до истины.
Он смерил меня хмурым взглядом и нехотя пропустил в свой класс.

***

Директор МакГонагалл, в отличие от покойного Дамблдора, старалась, как можно реже сталкивать враждующие факультеты, поэтому на сдвоенных занятиях по зельям слизеринцы занимались с хаффлпафцами или с рейвенкловцами, а не с гриффиндорцами.
На уроке шестого курса, к которому я пришла, были змейки и барсучата. Но это не добавило дисциплины в классе. Малфой, оказалось, совершенно не умел держать аудиторию. Ученики довольно громко переговаривались, задирали друг друга, занимались своими делами. Он же, делая замечания и снимая баллы, не добивался никакого эффекта. Возможно, сказывалось и мое присутствие.
Но, помнится, у Северуса таких проблем не наблюдалось, да и у нашего декана тоже. К ним на урок могли, пожалуй, придти полуголые вейлы или Волдеморт в розовой мантии, но это бы не вызвало ажиотажа. Ученики продолжали бы почти безмолвно трудиться, опасаясь профессорского негодования. Такую же дисциплину поддерживал на занятиях Гарри.
На мое тихое замечание по этому поводу Малфой возразил, что некоторая раскрепощенность позволяет ученикам лучше раскрываться, и он готов после перерыва доказать свою точку зрения, показав, каких успехов в зельеварении достигли шестикурсники.
Для демонстрации он выбрал сложное зелье. Меня повергли в шок этапы его приготовления. Я усомнилась, успеют ли ребята это сварить, получится ли оно правильно.
— Ты сможешь выбрать любого ученика в классе и проверить результат, продегустировав зелье, — предложил Малфой.
— Я похожа на психопатку, которая испытывает на себе сомнительные зелья? Решил избавиться от меня?.. Слишком примитивный способ изобрел, — возмутилась я.
— Грейнджер, не строй из себя некомпетентную идиотку. Из компонентов, необходимых в рецепте, даже Лонгботтом, непризнанный гений делать из любого зелья яд или взрывоопасную смесь, не смог бы сотворить ничего ужасного. Обещаю, я продегустирую вперед тебя, но ты не увидишь, сработало ли зелье. Оно воздействует лишь на выпившего.
Я едва не спросила, в чем заключается эффект, так как, признаться, до сегодняшнего дня не слышала о таком рецепте, а название зелья — «Миг вечности» — могло говорить о чем угодно, даже быть просто поэтическим. Но Малфой не заставил меня мучиться неведением:
— Ты же знаешь, что оно показывает небольшой фрагмент довольно близкого будущего, но вряд ли помнишь, что лишь в подсознании испытателя.
— Не говори прописных истин, Малфой. Разумеется, я в курсе всего этого, — надменно соврала я, не покраснев. — Но я все равно не хочу рисковать. Я не верю ни недоучкам-ученикам, ни тем более тебе!
— А говорила, что будешь непредвзятой.
— И сейчас это скажу. Но дисциплина на уроке — немаловажный признак профессионализма педагога.
— И все же знания, полученные и усвоенные учениками, важнее.
Я не стала спорить дальше. Малфой тоже отступил, но каждый из нас остался при своем мнении. И потом, я тоже помнила Лонгботтома. Вдруг и в этом классе найдется «мастер», который сможет сварить яд из неподходящих для этого ингредиентов?.. Как бы мне не было больно жить в одиночестве, я не собиралась травиться.

***

Процесс варки «Мига вечности» был довольно красочным. На поверхности вспыхивало красноватое мерцание, появлялись разноцветные полосы, и от него шел приятный запах, что редкость для зелий. Прочитав в перерыве о нем все, что нашла в школьной библиотеке, я могла со знанием дела следить за этапами приготовления. Я, словно Северус Снейп, ходила по классу от стола к столу и заглядывала в котлы. Да, Малфой, не врал, его ученики пока варили все идеально.
Настал «момент истины». Я оглядела ребят, выбирая «жертву». Это было сложно, так как я не хотела, чтобы в процессе приготовления участвовали слизеринцы. Но ученики в классе были перемешаны так, что таких столов не нашлось.
Наконец, я подошла к Алисе Леман и Эрику Голстейну. Девочка, слизеринка, носила незнакомую мне фамилию, которую я никогда не встречала среди списков Пожирателей смерти, а младший брат Энтони, довольно милый мальчик с Хаффлпаффа, показался мне отличной кандидатурой, так как Голстейны были потомственными зельеварами.
— Слабо, Грейнджер, повторить? — подначил меня Малфой, отпив глоток зелья из черпака.
— Дешевый трюк, — фыркнула я, не собираясь повторять его действия, но все же потянулась за другой порцией, которую мне протягивал Эрик.
— Смелее, — подбодрила смущенного вниманием хаффлпаффца Алиса и нечаянно подтолкнула его локоть.
Голстейн дернулся, и зелье из его черпака выплеснулось мне в лицо. Я машинально облизала губы и...

Я находилась в довольно уютной комнате, которую никогда не видела, сидела на ворсистом ковре и увлеченно следила за боем игрушечных троллей, которые были не больше моей ладони. Рядом с таким же энтузиазмом играл темноволосый мальчик лет трех.
— Ма, а папа писоединится к нам, когда закончит в лабатории? — спросил он, спустя мгновение.
— Ричард, старайся не коверкать слова, — строго проговорила я, затем смягчилась и добавила: — Не думаю, что папа присоединится. Ты же знаешь, как он ненавидит войну, даже если сражаются игрушки.
— Вот именно, — прозвучал голос, который я бы никогда не спутала ни с чьим другим.
В дверях стоял Северус, облаченный во все черное, хотя это была не мантия, а рубашка и брюки. Он старательно делал суровое лицо, но глаза светились незнакомым мне весельем, а весь его облик излучал умиротворение.
— И вообще, затворники, не пора ли выйти на улицу? — продолжил Северус.
— Сам-то хорош, — проворчала я, вскакивая и целуя его в щеку. — Провел все утро в подвале.
— Ну, организовать там лабораторию было твоей идеей, — напомнил он. — И, к тому же, я вышел и готов к замечательной прогулке в парке.
— Нежели мы идем на атакционы?! — воскликнул наш сын. — Ты не забыл?
— Как я мог забыть, маленькое чудовище? — притворно возмутился Северус, подхватил его на руки и закружил.

— Ну, как? — вернул меня в реальность голос Малфоя. — Что увидела, Грейнджер? Как тебе вручают второй орден Мерлина, или крестины дитя полоумной и очкарика?
— Ничего, — припечатала я. — Я ничего не видела, потому что зелье не вышло. Твои ученики не справились.
Да, это было довольно подло для бывшей гриффиндорки, но я не собиралась признавать успехи Малфоя на ниве преподавания. К тому же, разве могло быть такое будущее у меня? Северус погиб более шести лет назад, и я никогда не стану его женой, не рожу ему сына.
Но с другой стороны, зелье не могло ошибиться. Оно показывало не возможность, а истину. А то, что оно сварено верно, я не сомневалась — ведь проследила за всеми этапами приготовления. Поэтому в моей груди, помимо воли, проснулась надежда, что мой любимый жив, и мы еще будем счастливы вместе.

***

Окончание урока было испорчено. Леман и Голстейн, получив ноль за зелье, смотрели на меня обиженными глазами, а Малфой пытался воззвать к моей совести. Но я твердила, что он сам виноват, распустив дисциплину в классе, упадок которой привел к тому, что меня облили непонятным варевом.
— Я могла ошпариться и даже отравиться! Но ты предпочел просто взирать на это, — завершила я обвинения.
— Грейнджер, когда ты стала такой стервой? — с укором произнес он, оценивающе и даже одобряюще глядя на меня. — Я же пробовал зелье — оно работает! Но ты упорно притворяешься, что это не так. Ты нашла предлог, чтобы зарубить мою аттестацию?
Честно, я не собиралась этого делать, но и признаваться, что не стану, не хотела. Припомнив белобрысому гаду все его прошлые промахи, отвратительное отношение ко мне и Гарри, я мечтала как следует помучить его неведением и пребыванием в подвешенном состоянии.
Малфоя это не устраивало. Он ходил за мной, канючил и при этом умудрялся смешивать меня с грязью. В конце концов, меня это достало.
«Может, в самом деле, написать отрицательный отзыв о его работе?..» — промелькнуло в мой голове. Но тут я припомнила слухи, что он — крестник Северуса. Вдруг ему известно, где Снейп, конечно, если он выжил?
— Я могла бы передумать и аттестовать тебя, невзирая на очевидные промахи, но… — протянула я, собираясь шантажировать скользкого и изворотливого Малфоя. — Ты должен предоставить мне рекомендации своего мастера. Ты же учился у кого-то, прежде чем стать преподавателем Хогвартса?
То, что это так, я знала, потому что даже Гарри, прежде чем занять место преподавателя ЗОТИ, пришлось пройти месячную стажировку под руководством начальника Аврората и несостоявшегося профессора Аластора Грюма.
Я надеялась, что мастером Малфоя был именно Северус — не зря же у белобрысого гаденыша столько характерных приемов в работе с зельями, явно полученных от него. Я сама многое переняла у Снейпа и видела это.
— Грейнджер, не ожидал от тебя ничего подобного, — потрясенно признался Малфой. — Это так по-слизерински...
— С кем поведешься, — пожала плечами я. — Так ты представишь мне рекомендации?
— Да, — процедил он сквозь зубы.
— Даю два дня, — «добила» я его и, довольная собой, пошла рассказывать обо всем Гарри.
— Так этому хорьку-переростку и надо! — засмеялся друг. — Но зачем тебе это нужно?
— Ты не понимаешь? — хмыкнула я. — Я хочу проследить, куда он отправит письмо с просьбой о рекомендации. Восемьдесят процентов, что его филин полетит к Северусу.
— Ты можешь ошибаться, — предостерег друг.
— А если нет?.. Я хочу использовать эту призрачную надежду. Зелье-то было абсолютно правильное.
— Хорошо. Я даже помогу тебе — как в старые добрые времена, прослежу за белобрысым под мантией-невидимкой и наложу следящие чары не только на его филина, но и на Малфоя. Ведь он может не писать, а аппарировать или воспользоваться порталом.
— Спасибо! — поблагодарила я, обняв Гарри и расцеловав в обе щеки.
Что же, остается немного подождать, и... не буду пока загадывать — как бы не сглазить.


Глава 4. Шагни обратно за край

Пожалуйста, не сгорай,
Ведь кто-то же должен гореть.
За углом начинается Рай —
Нужно только чуть-чуть потерпеть.
Шагни обратно за край —
Тебе рано еще сгорать.
За углом начинается Рай —
Нужно только чуть-чуть подождать.
Пожалуйста, не сгорай,
Спаси все, что можно спасти,
Прости все, что можно простить
И иди, пока можешь идти,

Шагни обратно за край...
За углом начинается Рай...

© Fleur «Голос».

День после моего возвращения из Хогвартса тянулся невероятно медленно. Надежда, столь резко вспыхнувшая после случая на зельях, буквально переполняла меня и вместе с тем заставляла бояться еще сильнее. А что если она окажется пустой? Вдруг мой рассудок и впрямь помутился от горя настолько, что я приняла желаемое за действительное? Зелье не подействовало, а мое сознание само породило это видение счастья? И рекомендация, которую пришлет Малфой, будет принадлежать руке другого мастера?
Я пыталась сосредоточиться на написании отчета, но мысли разбегались в разные стороны. Когда третий кряду лист был смят и выброшен в корзину для мусора, я сдалась и оставила работу на потом, решив занять себя чем-то другим. Но за что бы я не бралась, все валилось из рук.
Раз за разом я возвращалась к увиденной мной картине нашей с Северусом счастливой семейной жизни. В груди разливалось тепло от воспоминаний о нем, улыбающемся, кружащим нашего сына... Семь лет назад я и мечтать о таком не смела. Слишком хрупким было наше «завтра». И когда все рухнуло в одночасье, я почти смирилась с тем, что нам не суждено познать, что такое — быть одной семьей.
Теперь появилась пусть призрачная, но надежда, что еще не все потеряно, что мой любимый жив, и я ни за что не упущу свой шанс стать счастливой — примерно такие мысли кружились в моей голове.
Но письмо от Малфоя, пришедшее на следующее утро, разбило эти мечты вдребезги.
Рекомендация была блестящей, и имя я даже видела в журналах по зельеварению. Некто Себастьян Вентури, итальянец...
Не Северус. И почерк не его...
Разочарование было столь сильным, что у меня перехватило дыхание и потемнело в глазах. Я будто вернулась на семь лет назад, в день битвы. Хотелось даже не кричать, а выть, словно раненное животное — так, чтобы весь мир вокруг узнал, как мне плохо.
Затем пришла злость на Малфоя. В голове крутилось, что это изощренная месть с его стороны, что он как-то прознал о моих чувствах к Северусу и решил поиздеваться. Если бы у меня нашлись силы хотя бы встать с пола, на котором я сидела, не заметив, как оказалась там, то я бы его прокляла.
Потом была ярость на собственное подсознание. Все же узнать о нашем со Снейпом романе было нереальным даже для Малфоя. Значит, «постаралось» оно. Следом пришло опустошение и всепоглощающее горе. В конце концов, я устроила фирменную истерику с подвываниями, невнятными выкриками, даже расцарапыванием рук.
Через какое-то время я настолько эмоционально вымотала себя, что провалилась в некоторое забытье и очнулась только поздним вечером с опухшим от слез лицом и саднящими ладонями.
«Так тебе и надо, легковерная идиотка! — обругала я себя. — Позволила себе поверить в сказочное видение. Но жизнь — не красивая сказка. Так что собери свою волю в кулак и живи дальше. И улыбайся, улыбайся, назло злодейке-судьбе».

***

Приняв накануне душ и зелье сна-без-сновидений, я встала успокоившейся настолько, что дописала треклятый отчет и отправилась в министерство. В последующие дни я только что не ночевала в кабинете, изнуряя себя работой. Дома выматывала себя ненужной уборкой, гнала сов или уничтожала письма от Гарри, не читая, пила зелье сна-без-сновидений — короче, снова жила, как сразу после битвы.
Затем ненадолго смоталась в Австралию и вернулась с силами жить дальше: носить маску с приклеенной улыбкой, ходить в гости к Поттерам. Но начавшиеся длинные выходные в преддверии зимних праздников снова выбили меня из колеи. Я опять заперлась в доме и стала постепенно погружаться в депрессию.
За пару дней до сочельника мои защитные заклинания предупредили меня о визитере. В первый миг у меня промелькнула мысль не пускать, но это был Гарри, который не постеснялся бы взломать и защиту, и дверь, если бы решил, что я настолько отчаялась, что подумываю о суициде.
— Чего надо? — довольно нелюбезно встретила я его.
Гарри несколько опешил от такого приветствия, затем оглядел меня с головы до ног и озабоченно поинтересовался:
— Что-то случилось? Что-то ужасное?
Я зыркнула на него со всей накопившейся от разочарования злобой. Вот уж не думала, что он стал таким нечутким чурбаном!
Вместо ответа я протянула ему рекомендацию, присланную Малфоем. В Министерство я не сдавала ее — она там не требовалась, а выставлять себя предвзятой стервой — увольте!
— Понятно, почему ты гонишь моих сов и заблокировала камин.
— Мне не нужна ничья жалость, — процедила я сквозь зубы.
— Мерлин, как все запущено, — протянул Гарри, вызывая своими словами волну настоящего гнева. Я потянулась за палочкой, но он сжал меня в объятиях и проговорил в мою макушку. — Я неудачно пошутил, Герм. Прости! Понимаю, тебя выбила из колеи подпись под рекомендацией, но Малфой тебя обманул. Этот итальяшка — дальний родственник Снейпа. У них договоренность: он подписывает большинство работ по зельеварению, те, которые нуждаются в срочной публикации, а на имя Снейпа оформляется патент. За это Вентури имеет свою часть гонорара, да и репутация его, как зельевара, растет.
Я отстранилась от друга и уставилась на него. Если я правильно поняла...
— Да-да, Гермиона, твой рыцарь из подвала жив-живехонек, — подтвердил Гарри. — Малфой, как я и предполагал, воспользовался не совой, которую легче отследить, а аппарировал. Но я послал за ним Кикимера, посчитав, что раз белобрысый в родстве с Блэками — это поможет домовику. Он не только узнал, куда перемещался Малфой, но и кто там живет...
— Ты его видел? — не давая ложной надежде снова поднять голову, выдавила я.
— Почти как тебя. Рассмотрел, так сказать, во всех деталях. Поговорил с соседями, побывал у Вентури — ему даже пришлось стереть память, чтобы Снейп не узнал о моем визите и не залег на дно еще куда-нибудь...
Я не стала слушать его дальше, а взвизгнув, повисла у Гарри на шее и воскликнула:
— Я люблю тебя!
— Я тоже, особенно, когда ты не пытаешься меня задушить в объятьях, — рассмеялся он, затем добавил серьезней: — Что ты собираешься делать?
— Как это что? — недоуменно спросила я — Поеду к нему и, по крайней мере, выясню, какого боггарта он притворяется мертвым. А если сразу не проклянет, то попрошу прощения.
— Ты шутишь? В чем ты провинилась? В том, что он — параноидальный ревнивец?
— Я крикнула ему «ненавижу», а он едва не погиб. И вообще... я виновата... Могла бы не целовать тебя у него на глазах, не говорить, что люблю.
— Ты еще скажи, что, если вы помиритесь, ты перестанешь со мной общаться, будь на то его воля, — с болью и обидой в голосе проговорил Гарри.
Я прикусила губу, на миг подумав, что ради счастья с Северусом смогла бы пойти и на такую жертву, но... делать больно родному человеку, рвать с Гарри, который мне ближе сейчас, чем родители...
— Нет. Так я не поступлю. Да и Северус, если любит по-настоящему, то поймет. В конце концов, ты женился на Луне, едва прошли траурные дни, — твердо ответила я.
— Дай тебе боги терпения! — покачал головой он.
О да, оно мне понадобиться... Северус невероятно упрямый человек. Но не зря же мне было то видение. Теперь-то я в него верила!
— Я справлюсь, — пообещала я и себе, и Гарри.

***

Я не стала откладывать встречу с Северусом в долгий ящик. Я должна была его увидеть, поговорить с ним. Даже если он не захочет меня видеть, все равно следовало расставить все точки над «i» в нашей с ним истории. Я хотела сказать ему, что люблю и всегда буду любить лишь его, даже если для Северуса это уже ничего не значит.
Да, видение доказывало, что все будет хорошо для нас обоих, но я уже однажды доверилась слепой надежде и все еще слишком отчетливо помнила то болезненное разочарование, когда она покинула меня. Говорят, что пуганая ворона и куста боится. Я, конечно, не ворона, но обжигаться снова как-то не хочется. Больно.
А еще где-то в глубине души поселилась горечь оттого, что Северус предпочел считаться мертвым, чем просто поговорить со мной. Мне было бы не менее больно, если бы он не простил меня и не захотел видеть рядом с собой, но я бы точно знала, что он жив. Теперь я понимала, насколько тяжело хоронить любимого человека и осознавать, что никогда уже его не увижу — даже издалека. Год за годом жить с этой болью, засыпать и просыпаться одной и отгонять от себя мысли о бессмысленности своей жизни.
Но все это не имело значения для меня. Я любила Северуса так сильно, что готова была забыть обо всем, не только о годах одиночества. К тому же, что бы ни говорил Гарри, я чувствовала вину перед любимым и могла лишь надеяться, что он простит меня.
Новым местом своего проживания Северус выбрал небольшой городок Кремона на севере Италии. В любое другое время я с удовольствием погуляла бы по его улицам, сочетающим красоту архитектуры и богатую историю, о чем когда-то мечтала, прочитав книгу о Страдивари, жившем именно здесь. Но сейчас меня мало волновал сам город. Мне не терпелось самой убедиться, что Северус жив, поговорить с ним.
Благодаря координатам, которые дал мне Гарри, я сразу оказалась недалеко от дома, в котором жил зельевар. Взмахом палочки сняв поверхностный слой защиты, я подошла ближе. Дальше пытаться распутать чары, наложенные Северусом, не имело ни малейшего смысла. Во-первых, не факт, что мне это удастся, во-вторых, моих действий вполне достаточно, чтобы Северус не проигнорировал непрошенного визитера.
Я даже не успела решить, что скажу, когда увижу его, как дверь распахнулась. Это был хороший знак. Может, не все так страшно, как я надумала?..
Стоило мне увидеть Северуса, как все мысли, которые еще были у меня, рассеялись как дым. Вот он, стоит передо мной, живой и здоровый, смотрит на меня недоверчивым взглядом, будто сомневается, что глаза его не обманывают. В черных омутах целый шквал эмоций, и я очень надеюсь, что мне не померещилась затаенная радость.
Но долго молчание длиться не могло. Я видела, как Северус, словно что-то для себя решив, закрывается от меня, и я слышу вовсе не те слова, которые бы желала получить от него:
— Чем обязан вашему визиту спустя столько лет, мисс… Хотя, полагаю, мне следует называть вас миссис Поттер?
От нарочито равнодушных слов — ни за что не поверю, что ему все равно — в глубине души вновь поднимает голову давняя обида, а еще страх, что я и на этот раз не смогу достучаться до Северуса. Наконец, взяв себя в руки и напомнив мысленно самой себе, что я не для того искала зельевара, чтобы просто позволить ему снова меня оттолкнуть, я бросила несколько резко, тем самым, надеясь спрятать боль:
— Во-первых, не миссис Поттер, а мисс Грейнджер, а во-вторых, Северус, мы так и будем разговаривать на пороге?
— А нам есть о чем разговаривать? — чуть насмешливо протянул он, но все же посторонился, приглашая войти.
Оказавшись в доме, я не стала ждать, пока Северус снова начнет поминать Гарри, и заговорила сама:
— Семь лет назад я пыталась объяснить тебе, что мы с Гарри не более чем друзья. И поверь, за это время ничего не изменилось. Лишь дружба окрепла. Ты же не захотел слушать ни меня, ни его, сам решив все для себя.
— Вот как?.. Статьи в «Пророке» спустя месяц после победы не слишком подтверждают твои слова, — бросил он.
— Значит, ты готов верить чему угодно — собственным домыслам, «Пророку», но только не мне? — горько спросила я. Затем заговорила с сарказмом: — И кстати, если уж ты так доверяешь прессе, то стоит чаще ее читать. Тогда бы ты был в курсе, что уже спустя полгода после Победы Гарри женился на Луне Лавгуд, с которой, между прочим, начал встречаться еще во время войны, и они уехали вместе путешествовать, вернувшись только недавно, да и то потому, что она ждет ребенка.
В глазах Северуса что-то дрогнуло, но остановиться я уже не могла, чувствуя подступающие слезы:
— Ради Мерлина, Северус! Я более шести лет жила с мыслью, что ты погиб!.. Каждый чертов день я просыпалась и училась заново дышать. Видит Бог, я действительно пыталась начать жизнь с чистого листа, но так и не смогла отпустить прошлое. Все мои попытки завести романтические отношения с кем-нибудь проваливались на стадии знакомства, потому что я так сильно любила тебя, что мир без тебя потерял все краски. Узнав, что ты жив, я бросила все и приехала к тебе, а ты...
Слова кончились так же внезапно, как и появились... Не сумев сдержать всхлип, я закончила тем, что давно хотела ему сказать:
— Я люблю тебя и не понимаю, почему ты никак не можешь хоть раз поверить мне. А может, тебе просто все равно...
Я поспешно отвернулась, пытаясь таким примитивным способом скрыть от него хлынувшие слезы. Если бы я могла, то немедленно бы аппарировала прочь, но в таком состоянии легко расщепиться...
Слегка неуверенные руки легли мне на плечи, и я услышала хриплый голос Северуса:
— Я был таким глупцом, Гермиона... Простишь ли ты меня?..
Он развернул меня к себе, поднял мое заплаканное лицо за подбородок и заглянул в глаза.
— Мне никогда не было все равно — ни тогда, ни сейчас. Но я слишком часто обжигался...
Я знала, насколько непросто ему все это говорить, но моя многолетняя боль и всколыхнувшаяся обида требовали дослушать, что мне скажут. Я машинально стерла пальцами слезы и выжидательно глянула на Северуса.
— Если еще не поздно... — почти робко произнес он, притягивая меня к себе ближе, и я не выдержала:
— Мерлин, нет! Я хочу, чтобы мы снова были вместе...
— Так долго, как ты решишь, — продолжил мои слова Северус.
— Всегда, — твердо завершила я свою мысль и больше ничего добавить не успела, потому что мой рот был заткнут самым настойчивым, самым горячим поцелуем, который лучше любых слов показывал чувства Северуса ко мне. Я ответила не менее страстно, потому что любила также сильно.


Эпилог

Сказка стала сильнее слез,
И теперь ничего не страшно мне...

© Льдинка «Сережка-самолет».
(На стихи Владислава Крапивина).

В жизни каждого человека есть светлые и черные полосы. Но как бы не было тяжело, ни в коем случае не следует забывать, что все еще может измениться, и поэтому никак нельзя сдаваться. Нужно жить дальше и не терять надежды, ведь черная полоса не может длиться вечно. Как ночь всегда сменяется днем, так на место боли всегда приходит счастье.
Таковы законы жизни, и кто знает, смогли бы мы ощущать всю полноту любви и гармонии, если бы никогда не переживали горести и разочарования?.. Ведь только единожды потеряв, начинаешь по-настоящему ценить то, что у тебя есть.
Я так долго шла по черной полосе своей жизни, что в какой-то момент почти утратила надежду, но только она помогла мне, наконец, найти путь к тому будущему, завесу которого волею судеб мне удалось приоткрыть.
— Ты уже думала над именем для ребенка? — раздается над ухом любимый голос моего мужа.
— Ричард, — ни минуты не сомневаясь, говорю я.
— Откуда ты знаешь, что у нас будет именно мальчик?
— Просто знаю, — уклоняюсь я от ответа, считая, что некоторые пророчества должны оставаться тайной...
А когда Северус обнимает меня и кладет руку на мой уже более чем заметный живот, я ощущаю первый толчок нашего не рожденного сына и понимаю: вот оно — счастье...


Конец.

@темы: снейджер

---

Так как Гермиона бывает главной героиней только у Вирент в Снейджерах, то выкладываю именно это. Причем написанный как бы от лица героини.



Название: Так выпали карты
Автор: Вирент

Бета: М@РиЯ
Пейринг: СС/ГГ
Рейтинг: PG-13
Жанр: AU/драма/роман/POV Гермионы
Тип: гет
Дисклаймер: Герои принадлежат Д.К. Роулинг.
Саммари: Черная полоса в жизни не может длиться вечно. Но я никогда бы не подумала, что все может измениться в один момент благодаря случаю на уроке зельеварения спустя несколько лет после окончания учебы...
Комментарии: AU 6 и 7 книг, крестражей не существовало, Дамблдор умер не от руки Снейпа, а во время Последней Битвы. Не исключен ООС.
Фик написан на конкурс «Рождественские СОВы» на ТТП,
команда: «Слизерин», экзамен: «зельеварение».
Размер: миди
Статус: закончен.


Пролог, 1 и 2 главы



Пролог

Ничего нет сильнее любви.
Она как свет где-то там вдали.
Она пройдет сквозь огонь и лед.
Она всегда за собой ведет.
Она одна может нас спасти,
Все объяснить и за все простить.
И мы приходим в эту жизнь,
Чтобы просто любить...

© Настя Задарожная «Ничего нет сильнее любви».

Я никогда не любила прорицания, считая их бессмысленной тратой времени. А еще из-за пророчества, исковеркавшего всю жизнь моего лучшего друга. Кто знает, может быть, если бы Трелони никогда не произносила его, все сложилось бы по-другому. Или наоборот, было бы еще хуже. В любом случае, ответ на этот вопрос мы никогда не узнаем. И думаю — это к лучшему.
Знать что-либо наперед — великое искушение. Но еще вернее — великое проклятье. Ведь тогда все твои мысли будут заняты исключительно увиденным, и ты не успокоишься, пока предначертание не осуществится. Или будешь бежать от грядущего, заходясь от отчаяния, понимая, что от судьбы не спрятаться. Можно лишь на неопределенное время отсрочить неизбежное.
Но с другой стороны, если бы со мной этого не случилось, я бы так и не узнала, что такое настоящее счастье. И кто б поверил, если бы я сказала, что все это оказалось возможным, благодаря одному случаю на уроке зельеварения?..


Глава 1. Я умерла уже давно

Я умерла уже давно, осталось тело на земле.
Оно всё делает само, оно не помнит обо мне.
Но иногда я им пишу корявым почерком в тетрадь.
А если вспомню, то дышу и снова думаю опять.

Я всё пытаюсь убежать — и от себя, и от других,
А тело думает опять и всё решает за двоих.
Но так легко о нём забыть, вот если б это навсегда.
А кто-то заставляет жить, хотя я помню, что мертва, мертва.

© Орбита «Я устала быть живой».

Поверить не могу, что спустя столько времени снова переступлю порог Хогвартса. Не то чтобы у меня не было такой возможности раньше. Я бы соврала, если бы сказала так. Меня приглашали даже стать ассистентом одного из преподавателей, но я отказалась. Кроме того, в прошлом году в школе устраивался вечер выпускников. Но и тогда я не смогла заставить себя туда пойти.
Хогвартс... С одной стороны, он стал для меня очень дорогим сердцу местом, едва ли не вторым домом. Но с другой — был живым напоминанием о войне, забравшей у меня самое ценное, что есть в жизни каждого человека — любовь.
Всякий раз, когда я вспоминаю о смерти Северуса, на глаза наворачиваются слезы, и становится трудно дышать. Но самое страшное, что буквально накануне последней битвы, разразившейся столь внезапно, мы с ним сильно поругались. Мое сердце сжимается от отчаяния, когда я вспоминаю, что последним словом, которое я бросила Северусу в запале, стало «ненавижу». А следующим вечером он погиб.
После окончания войны Хогвартс отстроили, но я не вернулась в него вместе с Гарри и Роном, а просто сдала экзамены экстерном и, получив диплом, устроилась на работу в Министерство, в отдел образования.
С тех пор прошло уже шесть лет. Я до сих пор живу в доме, где прошло мое детство, только теперь одна. Родители предпочли остаться в Австралии. Мы часто перезваниваемся, а во время отпуска я непременно навещаю их и хотя бы неделю провожу там. В принципе, в Австралии довольно неплохо. Но переехать туда жить я, пожалуй, не решусь.
Я так и не нашла человека, с которым захотела бы связать свою жизнь. Все романы были скоротечными и не оставили на сердце следов. Я по-прежнему живу воспоминаниями о прошлом, где Северус еще жив и со мной. Видимо, это мое наказание за те ужасные слова, за ту ссору накануне его смерти.
Сегодня же они особенно сильны, и все тщательно сдерживающие барьеры, которые я пыталась воздвигнуть в душе, рухнули, и безжалостная память жжет каленым железом. А все потому, что я держу сейчас в руках распоряжение министра образования о проведении очередной аттестации преподавателей школы.
Такая проверка теперь бывает ежегодно, но мне ее поручили впервые, и я несколько смущена своей ролью, вспоминая Амбридж. Хорошо еще, что почти все мои профессора покинули свои должности, и их места заняли другие люди, мои ровесники. И, разумеется, я более компетентна, чем упомянутая министерская «жаба».
Однако не предстоящая работа вызывает во мне волнение, а необходимость вернуться в Хогвартс, от которого бежала все прошедшие после войны годы, и, как следствие, с головой окунуться в болезненное прошлое.

***

Первая волна страха схлынула, и я сумела взять себя в руки. В конце концов, я давным-давно переросла тот возраст, когда можно было накрыться с головой одеялом и упрямо сказать «не хочу», в тайне надеясь, что суровая реальность обойдет стороной, а кто-нибудь другой, более взрослый, возьмет на себя решение всех проблем.
Глупо бояться прошлого. Оно все равно будет твоим самым преданным спутником. Уж за столько лет я смогла понять, что вечно бежать не получится. Но это не заставило меня остановиться и посмотреть в лицо своим демонам. И вот теперь мне представился отличный повод попытаться это сделать.
Написав письмо профессору МакГонагалл, ныне — директору школы, о предстоящем визите, я с ногами забралась в старенькое потрепанное кресло, которое поменять не согласилась бы ни за что на свете. Поставила рядом на столик бутылку вина, пригубила изумительный напиток из бокала и с горькой иронией подумала: жизнь удалась. И плевать, что моя, по сути, состоит из обломков несбывшихся надежд, кое-как слепленных воедино.
Говорят, если повторять, что все в порядке, то рано или поздно это станет правдой. Я знаю, что это не так, но продолжаю врать самой себе. По крайней мере, так у меня есть хотя бы видимость нормальной жизни, а не существования под грузом воспоминаний о безвозвратно ушедшем любимом.
Но сегодня я сознательно отступаю от придуманных правил и позволяю себе полностью погрузиться в воспоминания семилетней давности.

***

7 лет назад
Где-то в середине шестого курса мы с Гарри возобновили занятия ОД. Не потому, что нас плохо учили на ЗОТИ, все же профессор Снейп не зря столько лет добивался этой должности. Дело было не столько в самих занятиях, сколько в том, что они нам давали. Сплоченность, уверенность в себе и друг в друге, легкость, ведь мы знали, что не одни. И это было правильно.
После шестого курса ситуация в мире магии ухудшилась. Участились нападения, пропадали без вести люди, атмосфера накалилась до предела. Опасность прямо витала в воздухе. И в начале нового учебного года последние надежды на стабильность лопнул и как мыльный пузырь.
В день, когда мы должны были вернуться в школу на седьмой курс, произошло сразу три нападения — на министерство магии, на больницу св. Мунго и на Хогвартс-экспресс. Меня с Гарри, Роном и Джинни в этот день не было в поезде, так как последний месяц перед занятиями мы жили в штабе Ордена Феникса на площади Гриммо, и профессор Дамблдор решил, что нам следует отправиться в Хогвартс через каминную сеть. Поэтому о нападении мы узнали, уже будучи в школе.
Это было ужасно. Если о готовящейся атаке на министерство Орден знал, то о двух других — нет. Конечно, и в «св. Мунго», и в поезде в связи с военным положением дежурили несколько авроров и пара фениксовцев, но все равно — пострадавших было много, а для некоторых учеников, в том числе и первокурсников, это поездка стала последней. Одновременно с этим профессор Снейп был раскрыт, как шпион, и чудом успел сбежать. Так Орден потерял главный источник информации.
После трагедии было принято решение о закрытии школы до окончания войны. Пришлось срочно эвакуировать выживших учеников, а в Хогвартсе устроить штаб Ордена Феникса. Но не только его члены остались в замке — к нам присоединились некоторые старшекурсники, не пожелавшие быть в стороне. В основном те, кто входил в ОД. Были и слизеринцы, среди которых затесался Малфой, перешедший на «светлую» сторону еще в конце шестого курса.
Нас стали готовить к открытой войне: учили боевой магии, дуэлям, оказанию первой помощи и варке зелий, способных помочь в бою или же для исцеления ранений. Хогвартс превратился в полигон военных действий. От нас больше не скрывали правду, ведь незнание могло только ухудшить ситуацию.
Раньше, не взирая на наши небезопасные приключения (если так можно назвать спасение философского камня или посещение Отдела Тайн), сохранялась видимость обычной школьной жизни. Теперь же мы осознали, что это не игра, а реальная битва. Детство кончилось бесповоротно, и мне впервые до одури стало страшно. Страшно, что мы можем погибнуть, проиграть Пожирателям смерти во главе с Волдемортом и не выбраться из этой тьмы.
Как подтверждение таких мрачных прогнозов, гибли люди, не только маги, но и маглы, особенно причастные к волшебному миру. Для меня последней каплей стала смерть родителей Дина Томаса. Я поняла, что и мои папа и мама тоже в опасности, и придумала хитрый план.
Еще летом наша семья озаботилась покупкой дома в Австралии и даже перевезла часть имущества. Родители ждали лишь моего окончания Хогвартса, чтобы покинуть Британию. Но обстановка настолько накалилась, что я не могла больше бояться за них, ежедневно думая, что прочитаю в газете о нападении Пожирателей на свою семью.
Поэтому, поговорив с Дамблдором, я помчалась домой уговаривать отца и мать уехать немедленно. После того, как я откровенно обрисовала мрачную картину происходящего в магическом мире, родители срочно собрали чемоданы, и уже через день мы втроем поднялись на борт самолета, оправляющегося в Кернс.
Мои родители до последнего были уверены, что я лечу с ними. Я же, едва разрешили отстегнуть ремни, ушла в туалет, откуда и аппарировала в здание аэровокзала. Затем, чувствуя себя обманщицей и последней дрянью, позвонила им, признавшись в поступке.
Мама откровенно плакала, отец ругался, но сделать они ничего не могли — у них не было денег для возвращения обратно, по крайней мере, сразу. Я же вдогонку послала письмо, обработанное магией, в котором умоляла не делать этого, заверяя, что я в безопасности за стенами Хогвартса. С их отъездом я смогла отрешиться от собственных проблем и посвятить себя делам Ордена.
Обстановка все накалялась, и вскоре в замке появились еще обитатели: некоторые авроры, члены семей оставшихся в Хогвартсе учеников, представители других стран и школ. Наши учителя не справлялись с возросшей нагрузкой по подготовке к предстоящим сражениям, и им в помощь были назначены ассистенты. Гарри предсказуемо стал вести занятия по боевой магии, а меня выбрали помощницей профессора Снейпа.

***

Настоящее время
Я встряхнула головой, отгоняя мысли о войне и последнем годе в Хогвартсе. Я старалась избежать воспоминаний непосредственно о Северусе и наших с ним отношениях, зародившихся благодаря неожиданному стечению обстоятельств. Но раз за разом подсознание под действием алкоголя — я выпила несколько бокалов вина, пока витала в прошлом — предательски подкидывало все больше и больше картинок такого мучительно-прекрасного периода в моей жизни.
Да уж, кто бы мог подумать, что наше сотрудничество с Северусом перерастет в нечто большее?.. Я уж точно нет. Я относилась к нему с огромным уважением, зная его, как талантливого зельевара и как невероятно храброго человека, много лет рисковавшего своей жизнью ради победы над Волдемортом, но не воспринимала его как мужчину. Верней, не думала о нем в таком ракурсе.
Когда меня назначили его ассистенткой, мы стали проводить вместе огромное количество времени, и постепенно Северус перестал быть просто строгим учителем со мной, позволив заглянуть за ту маску, что создал за многие годы своей жизни. Мы очень сблизились за время нашего сотрудничества. Северус был интересным собеседником, и мы могли после варки зелий часами разговаривать на разные темы, не испытывая никакого дискомфорта. Порой, когда он смотрел на меня, взгляд его, обычно холодный и непроницаемый, заметно теплел. Северус был рядом со мной куда более раскованным, чем раньше, тем самым, позволяя мне увидеть его совсем другим человеком, как бы стирая между нами некоторые границы.
Теперь я понимаю, что Северус уже тогда относился ко мне по-другому, не так, как к обычной ассистентке. Но он не тот человек, чтобы первым сделать шаг, признать свои чувства, да к тому же — к своей бывшей ученице. Что бы он не испытывал ко мне уже тогда, он держал все это в себе. А я совершенно не задумывалась ни об его отношении ко мне, ни о своих чувствах. Все-таки между нами была огромная дистанция, помочь преодолеть которую мог бы только какой-то толчок извне. И если бы не экспериментальное зелье, то...

7 лет назад, лаборатория профессора Снейпа
Зелье мерно кипело, вот-вот должна была наступить последняя стадия приготовления. Северус, как он разрешил мне называть себя наедине, очень медленно тонкой струйкой вливал змеиный яд в котел, отсчитывая секунды, а другой рукой равномерно помешивал зелье по часовой стрелке. Пока он этим занимался, я подошла ближе к столу, собираясь нарезать шкуру змеи, чей яд и использовался. Ее нужно было добавлять в самом конце, но подготовить было уже сейчас.
Вдруг левая рука зельевара, в которой он держал флакон с ядом, дрогнула, и жидкость выплеснулась в кипящий котел, полностью сведя на нет предыдущую работу. «Метка...» — успела подумать я, прежде чем зелье, изменив цвет с темно-синего на фиолетовый, перелилось через край и попало на шкуру змеи. От нее поднялось испарение, которое в мгновение ока окутало нас обоих, забивая легкие, кружа головы.
— Северус… — Я хотела спросить что-то по поводу случившегося, но внезапно почувствовала жар, разливающийся по телу, в глазах помутилось, и последнее, что я запомнила, это взгляд таких же затуманенных черных глаз и горько-сладкий вкус поцелуя.

Настоящее время
Помню тот шок, когда я поняла, проснувшись, что лежу в одной постели с Северусом, прижавшись к его груди, абсолютно обнаженная, как и он, впрочем. В то утро я, не в состоянии обсуждать случившееся, тихо, стараясь не разбудить зельевара, быстро оделась и покинула его комнаты, вернувшись к себе в спальню.
На следующую ночь во сне я будто заново пережила все и в какой-то момент поняла, что хочу опять ощутить на себе терпкий вкус его губ, почувствовать его руки на своем теле. Прошла неделя, прежде чем я окончательно и бесповоротно осознала, что случившееся помогло открыть мне глаза на то, в чем я никогда бы не призналась себе при других обстоятельствах: Северус стал мне нужен гораздо больше, чем друг. Благодаря неудачному эксперименту, я смогла по-новому посмотреть на мастера зелий и понять, чего именно я хочу и что на самом деле чувствую.
Я была окрылена эмоциями, переполняющими меня, которым я смогла дать имя, и не пыталась даже думать о том, что будет, если Северус оттолкнет меня, сказав, что произошедшее между нами — случайность, и мы должны об этом забыть.
А ведь так почти и случилось. Почти — так как отступать я не собиралась, не получив искреннего ответа, а не пустых отговорок, что я его ученица и гожусь ему в дочери.
Я ведь тогда прекрасно понимала, что мои недавно осознанные чувства могли быть не взаимными. Но мне было важно узнать правду без оглядки на то, кем мы были, ведь для любви, если хотя бы крупица ее существует у нас обоих, такие мелочи не важны. Особенно сейчас, когда шла война, и в любой день мы оба могли погибнуть.
Мне потребовалось достаточно терпения и времени, чтобы убедить Северуса, что для меня это не просто блажь. В конце концов, я действительно не один и не два раза обдумала все, что чувствую, и поняла, что хочу этих отношений. До сих пор не верится, что у меня получилось тогда достучаться до Северуса, ведь если он что-то решил, то переубедить его практически невозможно. Но, похоже, любовь оказалась сильнее рассудка.
Уж сейчас-то я точно могу сказать, что это была любовь. Жаль, что мы так бездарно ее разрушили, а судьба не дала нам шанса все исправить. Если бы только он был жив, я бы...
Бессмыслица какая-то. «Если бы то, если бы это...» Слишком поздно для любых «я бы»... Пора уже смириться с тем, что ничего не вернуть, ведь точка невозвращения пройдена и давно затерялась в тумане прожитых без Северуса лет.


Глава 2. Улыбайся

Будет новая песня в тетрадке.
Не беспокойся, я в полном порядке.
Слёзы сдержи, постарайся,
Улыбайся.

© Гости из будущего «Причём здесь любовь?»

Я была права, когда думала, что вернуться в Хогвартс будет тяжело. Все здесь напоминало мне о прошлом. И почему-то вспоминалось не что-то светлое о моих годах учебы, перед глазами мелькали картины последней битвы: вспышки заклятий, крики, падающие тела, разрушение и смерть, и мысли неизменно возвращались к гибели Северуса.
Я застыла посреди коридора, не дойдя до кабинета директора каких-то пару-тройку шагов. Прислонившись к ближайшей стене, судорожно вздохнув и закрыв глаза, я позволила себе поддаться минутной слабости. Что бы я ни говорила раньше, все равно безотчетно продолжала надеяться, что спустя шесть лет будет легче. Я ведь смогла это пережить, привыкла к миру без войны, научилась отпускать тени прошлых потерь.
Но правда в том, что я просто надела маску, тщательно спрятав за ней истинные чувства, и почти уверила себя и окружающих, что это маска и есть я. А сейчас она трещала по швам, грозясь разбиться вдребезги, обнажив меня настоящую — опустошенную, почти полностью погребенную под завалами рухнувших надежд, переполнявших меня тот недолгий период, в который я была пусть немного, но счастлива.
В первый год после победы я жила словно на автомате. Я была раздавлена горем. Война убила во мне ту часть, которая верила в сказки о радужном будущем. В первые три месяца перед началом занятий в Хогвартсе я почти не появлялась в мире магии. Мне было трудно ходить по Косой аллее, постепенно открывающей двери магазинов. Магический мир охватила эйфория. Волшебники, особенно те, которые предпочли спрятаться и не влезать в открытые военные действия, бурно выражали свою радость, поздравляли друг друга с победой, будто это была их заслуга, игнорируя то, что за нее была заплачена высокая цена — жизнями сотен людей: авроров, членов Ордена Феникса, студентов и преподавателей Хогвартса, жителей Хогсмида...
Но и вдали от мира магии, среди обычных людей — боль не утихла. Все мои попытки забыться, даже в алкоголе, не приносили должного результата, пустота в душе становилась только больше с каждым прожитым днем.
В тот период я с трудом понимала, что делаю, как живу, как, черт возьми, вообще дышу и открываю каждое проклятое утро глаза. Я не отвечала на письма, не читая, выбрасывала их, разрывая на мелкие кусочки, или сжигала.
В какой-то момент я начала приходить с утра в парк и бесцельно бродить по дорожкам, погрузившись в плен воспоминаний. Плакала по ночам, почти не спала и не пыталась делать вид, что все в порядке. Не обращала внимания на окружающих, на недоуменные взгляды, которые бросали мне вслед, не слушала никого, отмахиваясь от вопросов: «Все ли у вас в порядке?» и дежурных фраз: «Могу ли я чем-нибудь вам помочь?»
Мне было плевать, потому что я знала, что никого это не интересует на самом деле. Что за всеми этими вопросами следует лишь банальное любопытство и еще, может быть, желание познакомиться с молодой девушкой. И не более того. Никто и никогда не поймет тебя, ведь каждый в глубине души эгоист. Жалеть самого себя куда проще, чем взвалить на плечи чужое горе, попытаться помочь, забывая о себе. И я такая же.
Но постепенно я взяла себя в руки. Загнала свою боль как можно глубже в душу и заставила себя улыбаться вне зависимости от того, хочу ли я этого на самом деле. В конце концов, если каждый сам за себя, глупо показывать свои переживания.
Каждое утро я начинала с того, что улыбалась своему отражению и говорила: «Со мной все в порядке. Я живу и все еще могу улыбаться. Меня нет, но вы об этом не узнаете. Мне больно, но эта боль не выйдет за пределы моей комнаты. А теперь — сдержи-ка свои слезы и улыбайся. Улыбайся». И в какой-то момент я поняла, что смогу встретиться со своими друзьями и притвориться живой. А главное, я смогу поддержать их, ведь им, а особенно Гарри, это просто необходимо.
И я вернулась в мир магии, снова начала общаться с друзьями и знакомыми, наглухо убирая свои чувства куда подальше. Ведь так лучше, так проще, так правильнее. Именно — правильнее, а ведь я всегда стремилась все делать так, как надо, а не так, как хочется.
Но когда вопрос встал о возобновлении занятий в Хогвартсе, я так и не смогла переступить через себя. Договорилась с профессором МакГонагалл о сдаче экзаменов экстерном, к зиме получила диплом об окончании Хогвартса и отправилась в Министерство работать, подавив в себе малодушное желание сбежать куда глаза глядят — прочь от Британии, от прошлого и от самой себя. Но я знала, что если поступлю так, то навсегда потеряю Гермиону Грейнджер, а я этого не хотела. Не могла себе позволить. Я сильная, я буду улыбаться всем бедам назло. Улыбаться и жить дальше. Жить без Него.
И все-таки никакая я не сильная. Я просто хорошая лгунья.
Я пытаюсь обмануть всех, а главное — саму себя.
Пока я думаю, что у меня это получается, я продолжаю двигаться дальше. Как только я признаю правду, я пойму, что топчусь на одном и том же месте, что и спустя шесть лет так и не смогла сделать шаг вперед, не переступила через потерю Северуса, что все еще его люблю.
Еще раз глубоко вздохнув, я очнулась от неприятных мыслей, отлепилась, наконец, от стены и, снова нацепив маску «со мной все в порядке», уверенно назвала пароль, который мне сообщила в ответном письме МакГонагалл, и поднялась в кабинет директора.

***

Внутри я встретила того, кого не ожидала увидеть еще как минимум пару месяцев. Гарри, как оказалось, вновь вернулся в Британию и стал преподавателем ЗОТИ — предыдущий внезапно уволился в самом начале учебного года. Хорошо, что мой друг решил занять эту должность — он прекрасный специалист и хороший учитель. А еще я была рада, что Гарри вернулся на родину и теперь мы сможем чаще видеться.
Обсудив с МакГонагалл все детали проверки, ради которой я приехала, мы с Гарри оправились в «Три метлы», чтобы пообщаться. Как в старые добрые времена.
— Как тебе удалось уговорить Луну прекратить поиски мозгошмыгов и вернуться в Британию? — спросила я. — МакГонагалл уговорила?
— Мою жену даже она не переубедила бы, — посмеиваясь, признался Гарри. — У меня был более весомый аргумент: предписание целителей вести оседлый образ жизни в ее положении. Луна уже на шестом месяце беременности.
— Значит, ты, наконец-то, станешь отцом? — ахнула я. — Что же ты молчал?!
Честно, я думала, что Гарри, едва женившись, тут же займется «воспроизведением потомства», так как всегда мечтал о своих детях, считая, что без них семья неполноценна. Но вместо этого он с женой все эти годы путешествовал по свету в поисках неведомых зверей. Иногда они что-то даже открывали, но не любимых Луной мифических мозгошмыгов и нарглов.
Они планировали посвятить этому не менее десяти лет, но, видимо, кто-то свыше посчитал, что им пришло время завести ребенка (или мой друг устал этого ждать и уговорил жену). Правда, это все не объясняло, почему Гарри раньше не сказал мне о скором пополнении в семействе. Все же я за эти годы стала даже для Луны кем-то вроде сестры. Хотя, зная об ее странностях... Так и оказалось:
— Прости, но Луна где-то вычитала, что надо скрывать беременность как можно дольше, желательно до родов, но уж точно до первого шевеления плода. Поэтому то, что она ждет ребенка, даже я узнал лишь спустя три месяца!
— Ругался, небось, — засмеялась я.
— Если бы! — с не меньшим весельем произнес он. — Я начал ее отчитывать, а Луна своим самым невозмутимым тоном заявила, что я безграмотный профан, а все, кто не следует этому правилу, рискуют притянуть к не рожденному дитя кучу неприятных существ, которые потом отравят всю его жизнь.
— Она в своем репертуаре, — подытожила я. — Что же, поздравляю!
— Спасибо, — поблагодарил Гарри и резко перевел разговор: — А ты как?
— Нормально. Как видишь, пришлось вернуться в Хогвартс по делам, — слукавила я, но не тут-то было:
— Брось, Гермиона, я слишком хорошо тебя знаю. Ты опять вспоминала о нем? Я не забыл, как ты не хотела возвращаться сюда даже на день встречи выпускников...
Я вздохнула. Гарри был прав, говоря, что знает меня. Он безошибочно почувствовал мое настроение, разглядел, какие мысли меня одолевают.
— Я до сих пор живу воспоминаниями. А здесь они просто зашкаливают, — призналась я после минутного молчания. — Но я справлюсь. В конце концов, шесть лет уже прошло, когда-нибудь я должна была попытаться сюда вернуться. Нельзя всю жизнь бежать от прошлого.
— Ты знаешь, что всегда можешь поговорить со мной. Я хочу, чтобы ты была счастлива, даже если его нет рядом. Надо жить дальше.
— Да, я понимаю. Спасибо. Но я не могу ничего с собой поделать. Хотя, как видишь, я продолжаю жить. Нет, правда, Гарри, все со мной нормально, просто я действительно долго здесь не была.
Гарри единственный, с кем я могла поговорить об этом, ведь он был самым близким мне другом, больше таких у меня нет. Но даже ему я не хочу показывать, как мне больно.
А ведь в какой-то степени именно Гарри стал тем, из-за кого мы с Северусом поругались. Нет, он не был виноват в этом, просто Северус не всегда делал правильные выводы из тех или иных ситуаций. Особенно, если это касалось чувств и Гарри. Он никогда не верил до конца, что я действительно люблю его, а еще видел в моем друге Джеймса Поттера, своего школьного врага и соперника в любовь к Лили Эванс.

7 лет назад
Весть о том, что Гарри пропал, прозвучала громом среди ясного неба. Он был в министерстве, когда пришло сообщение, что дом Дурслей взорван. Но доехал ли Гарри до родственников — было неизвестно, так как сопровождавшего его аврора нашли мертвым недалеко от вокзала Кинг Кросс.
Все сбились с ног, пытаясь отыскать следы Гарри, но все было тщетно. Я с ужасом думала, увижу ли своего лучшего друга живым, учитывая, как к нему относятся Пожиратели, и что у нас нет возможности узнать, куда его могли спрятать.
Угнетало и то, что меня держали в неведении, как продвигаются его поиски. Я даже накричала на Северуса, когда он в очередной раз сказал, что «все под контролем». Потом, конечно, извинилась за вспышку, а он лишь грустно улыбнулся и, поцеловав, сказал, что все понимает.
Прошло два долгих дня, когда, увидев меня в коридоре, профессор МакГонагалл радостно воскликнула:
— Гарри в больничном крыле. Он сбежал, спасся!
Я, толком не поблагодарив декана, бросилась в вотчину мадам Помфри и выпалила:
— Слава Богу, ты жив!
Я хотела сжать его в самом крепком объятии, но была остановлена предупреждающим взглядом целительницы и изможденным видом Гарри. Он же, улыбаясь через силу, торжественно сообщил:
— Меня не так-то просто убить. Я сумел вырваться, оставив Волдеморта с носом.
— Неужели он им все-таки обзавелся? — пошутила я, тщательно сдерживая слезы.
Я подошла вплотную к его кровати, опустилась на колени и аккуратно положила свою голову на его грудь. Ткань под щекой тут же намокла, и Гарри, ласково перебирая мои волосы, сказал:
— Ну, что ты, не плачь. Я же жив.
— Вижу, — всхлипывая, выдавила я и, расцеловав его в обе щеки, призналась: — Не знаю, как бы я жила, если бы тебя не стало. Я так люблю тебя, Гарри.
— Я тоже люблю тебя, Гермиона. Поэтому твои слезы для меня невыносимы, — проговорил он, целуя меня в лоб.
Наш разговор был прерван тихим вздохом. Обернувшись, я увидела Северуса, который, окинув хмурым вглядом меня и ненавидящим — Гарри, процедил сквозь зубы, обращаясь к нему:
— Вот, выпейте, Поттер.
Он сунул ему фиал с зельем, а затем стремительно ретировался, сильно хлопнув дверью.
— Что это с ним? — поинтересовался Гарри, глядя ему вслед. — Вы что, поссорились?
Мой друг прекрасно знал о моем романе с Северусом — я не собиралась держать это в тайне. Честно говоря, я немного побаивалась потерять Гарри, когда скажу, что не просто сплю с зельеваром, но люблю его. Он понял меня, в отличие от того же Рона, закатившего скандал нам обоим. Именно это стало концом нашей дружбы с рыжим.
— Ээ…. нет, — неуверенно ответила я, чувствуя, что Северус почему-то злится на меня.
— Значит, просто не в духе, — предположил Гарри. — Не бери в голову.
— Постараюсь, — кисло выдавила я, боясь предстоящего объяснения с любимым.
Да, предчувствия меня не обманули.
— Чем обязан вашему визиту, Грейнджер? — встретил меня Северус с порога.
— Мне показалось, ты сердишься на меня, — словно не замечая его холодного тона, сказала я и попыталась обнять.
— Не стоит, — осадил он, сбрасывая мои руки.
— Невероятно, ты ревнуешь меня! — кокетливо произнесла я, делая еще одну попытку «не замечать», но, встретив его яростный взгляд, стала оправдываться: — Напрасно. Гарри — мой друг, почти брат, но я не люблю его как мужчину.
— Во-первых, меня это не интересует, — категорично припечатал Северус. — Во-вторых, дружбы между мужчиной и женщиной не существует. В-третьих, прошу покинуть мои апартаменты и не тратить мое драгоценное время.

Настоящее время
Помню, во мне взыграла тогда обида. Как же так, любимый человек не верит мне, хотя я не давала поводов для этого! Северус не слушал меня и не слышал, лишь твердил, что все молодые девушки одинаковые, а Поттер — копия своего папаши и куда более хорошая кандидатура на роль моего возлюбленного.
На другой день я уговорила Гарри пойти к зельевару и все объяснить, сказать, что у него есть Луна, они любят друг друга, а я ему даром не нужна. Но Северус не пустил его дальше порога. Я слышала, как они кричали друг на друга.

— Угрюмый параноик, — возмущался Гарри. — Вы отталкиваете от себя тех людей, кто искренне любит вас и заботится. Вы когда-то оттолкнули мою мать, а теперь снова упускаете свой шанс, прогоняя Гермиону. Но если тогда были хоть какие-то основания — все же мои родители поженились, то сейчас...
— Не трогай Лили, щенок! Ты ничего не знаешь о прошлом! — громко и зло парировал Северус.
— Всего скорей, вы правы. Зато я все знаю о настоящем, знаю, что Гермиона любит тебя, злобный мерзавец, а мне она — как сестра!
Северус лишь запустил заклинанием в ответ и захлопнул дверь. Я же долго плакала, уткнувшись в грудь Гарри, а он уговаривал успокоиться и заверял, что все образуется, что Северус поймет, остынет, и мы будем вместе...

На следующий день началась Последняя Битва.

***

День битвы
С Северусом я столкнулась неожиданно — просто влетела в его объятья. Он, растерявшись, долго не разжимал рук, затем оттолкнул меня.
— Северус, это глупо! Мы можем погибнуть сегодня, оба или кто-то из нас. Выслушай меня! — попыталась достучаться я до его разума.
В ответ последовал поток сарказма, приправленного горечью, что наши отношения с самого начала носили неправильный характер, и я просто придумала себе любовь. В заключении он ядовито и холодно прошипел:
— Нам более не о чем с вами разговаривать, Грейнджер. Все и так предельно ясно, а мне не нужны ваши нелепые отговорки. Для них у вас есть Поттер.
Он быстрым шагом стал удаляться по коридору.
Обида затмила мой разум, а глаза — злые слезы, и я, не особо отдавая себе отчет, выкрикнула в его спину:
— Ну и черт с тобой! Ты только и делаешь, что никому не веришь. Ненавижу!
Заплакав от жгучего отчаянья, разрывающего меня на части, я бросилась в другую сторону.

Настоящее время
Из воспоминаний меня вернул голос Гарри, который, оказывается, рассказывал мне что-то об их последнем путешествии с Луной.
— Смотрю, ты с трудом воспринимаешь действительность, — с легким укором произнес он.
— Я постараюсь отрешиться от прошлого, — пообещала я. — Все же мне надо провести в Хогвартсе несколько дней и проделать не слишком приятную и довольно сложную работу. Завтра я буду в норме. По крайней мере, натяну маску.
— Главное, не сделай ее своей кожей, как Снейп. Заледенеет лицо, а за ним и душа, и сердце.
— Да, конечно, — отмахнулась я, думая, что это было бы неплохо. По крайней мере, я перестану страдать.
Ночью мне предсказуемо не спалось, и я боялась, что однажды прошлое засосет меня полностью, и я сломаюсь под его натиском. Но пока... пока меня действительно стоило взять себя в руки. Ни министр образования Боунс, ни директор МакГонагалл не примут в качестве оправдания за проваленную работу мои душевные переживания и разбитое сердце.

@темы: снейджер

---

Сегодня у Гермионы Грейнджер почти юбилей - 35 лет - вполне солидная дама. Впрочем, в отличии от нас, реальных, ей навсегда останется 18 (плевали мы на эпилог).

Поздравляем Гермиону с днем рожденья!

@темы: картинки, праздник

---

У нас вовсю продолжается лето. Господи, как это здорово и как редко бывает такая хорошая погода в нашем городе.



Мухомор


Старый дядька Мухомор
шляпу новую надел.
Вышел он в зеленый бор,
Удивить всех захотел.

Белки скачут по полянке,
Видят гриб издалека.
Подбежали: «Фу, поганка!»
Так обидеть старика.



Гусенок


Учится гусенок
Маленький летать
Слышен голос тонкий
Окликает мать.

Робкий, неумелый
У него размах
Думает, что смелый
А глаза в слезах

Мама тут, на страже,
Сына поучает:
«Милый, будь отважным.
Скоро улетаем».

@темы: стихи

---

После клипа вполне уместным будет фик по нему.


Название: The Reality of Dreams
Автор: Вирент

Пейринг: СС/ГГ
Рейтинг: PG-13
Жанр: AU/драма
Тип: гет
Дисклаймер: Герои принадлежат Д.К. Роулинг.
Саммари: Гермиона не может смириться со смертью любимого и готова на все, чтобы быть вместе с ним.
Комментарии: Канон где-то рядом. Последние две книги точно не учитываются. Но Снейп погиб в Последней Битве. Параллельные вселенные. Наверняка имеет место ООС героев.
Фик написан по мотивам клипа « Грани реальности».
На конкурс «Рождественские СОВы» на ТТП, команда: «Слизерин», экзамен: «зельеварение».
Размер: мини
Статус: закончен.

Ты, теперь я знаю, ты на свете есть...
И каждую минуту,
Я тобой дышу, тобой живу
И во сне, и наяву...

© Алла Пугачева «Ты на свете есть»

Пока шла война все жили сегодняшним днем: легче выказывали возникшие чувства, старались прощать старые обиды, избегали разговоров и мечтаний о будущем. На этой волне образовывались самые невероятные пары, список которых по праву могли возглавить Гермиона и Северус.
Скорее всего, в мирное время такой союз был бы вообще невозможен или сближение растянулось бы на годы. Ведь между Северусом и Гермионой лежала целая пропасть. Не говоря о том, что он был учителем, она — ученицей, так еще и вдвое младше его. Но когда твоей жизни ежедневно угрожает темный волшебник-маньяк с бандой не менее жестоких последователей, на это закрываешь глаза не только ты, но и окружающие, и так легко выстроить соединяющий мостик.
Гермиона не знала, когда Северус обратил на нее особое внимание. Со своей же стороны, она не могла точно сказать, когда восхищение этим человеком переросло в любовь. Но началом их романа стал довольно печальный момент в жизни девушки: в тот день она узнала о гибели родителей.
Стараясь спрятаться от жалости друзей и нежелания лить слезы на плече у Гарри, вызывая ревность Джинни, Гермиона выбежала из гостиной Гриффиндора и поднялась на Астрономическую башню, где и дала волю отчаянью.
Она не помнила, сколько там простояла, не замечая холода и ветра, пока ее не обняли сильные руки Северуса. Он не говорил ей слов утешения, а просто молча развернул лицом к себе и страстно поцеловал.
Гермиона слегка опешила, а затем ответила с жаром и всем отчаяньем, которое плескалось у нее в груди. И постепенно горечь спряталась где-то в глубине ее сердца, сменившись радостью и робкой надеждой, что все образуется.
Они целовались какое-то время. Потом, так и не сказав друг другу ни слова, спустились вниз. Северус проводил ее до портрета Полной дамы, и Гермиона, кивнув ему в знак благодарности, скрылась в проеме.
Несколько дней они делали вид, что ничего не случилось. Следующий шаг сделала сама девушка, придя в апартаменты зельевара после очередной заварушки в Хогсмиде. В тот раз они тоже лишь целовались, сидя на диване, — как-то яростно, с долей обреченности и печали. И опять обошлись без слов.
Затем последовали частые встречи, беседы обо всем и ни о чем и все более откровенные ласки, которые быстро привели к постели. Гермиона ни разу не пожалела, что подарила себя Северусу — он оказался невероятным любовником. Впрочем, ей не с кем было его сравнивать.
Они не говорили о любви и не строили планов, но в каждом их движении, направленном друг на друга, прорывалась нежность. В какой-то момент Гермиона позволила себе помечтать о совместном будущем с мужчиной и вскоре поплатилась: Северус погиб в Последней Битве, а вместе с ним умерло и ее сердце.
С тех пор Гермиона не жила — существовала. Гарри и Джинни буквально заставляли ее есть и причесываться, ходить на занятия, делать уроки. Но она с каждым днем теряла аппетит и сон и впадала все в большую депрессию.

***

– Это не дело, — с легким укором заметила мадам Помфри, к которой друзья привели девушку почти насильно. — Ты просто истаешь, сгоришь как свеча.
Гермиона безразлично пожала плечами. Откровенно говоря, она не видела смысла жить. Без Северуса и родителей мир потерял для нее всю прелесть и краски. Но и насильно прервать свое существование девушка не могла. Где-то в глубине души она понимала, что такая сильная боль — это временно, что отыщутся цели, появятся желания и мечты. Надо лишь перетерпеть этот кошмар.
Но стоило ей хотя бы на миг остаться наедине, как у Гермионы буквально опускались руки, не хотелось не то что бороться с депрессией, но даже двигаться и смотреть. А еще ее изматывала бессонница, верней, странная полудрема, которая могла овладеть ею и ночью, и днем, когда она то видела гибель Северуса, то разговаривала с ним.
– Тебе надо хотя бы восстановить свой сон и аппетит, — вырвал ее из отрешенного состояния голос целительницы.
Сказав это, мадам Помфри выдала ей зелье Сна-без-сновидений и еще несколько успокаивающих нервы и повышающих аппетит. Но они не оказывали должного эффекта.
– Есть еще одно средство, — несколько неуверенно произнесла мадам Помфри при повторном визите Гермионы к ней. — Оно оказывает комплексное воздействие на организм. Но зелье, можно сказать, экспериментальное. Его изобрел Северус и испытывал лишь на себе, но быстро отказался, сказав, что есть опасность уйти в мир грез, который видишь во сне, принимая его.
– Я согласна, — быстро выпалила Гермиона, услышав имя любимого.
– Дело не в твоем согласии, девочка, — вздохнула целительница, — а в балансе пользы и вреда от зелья. Мне бы хотелось, чтобы перевес был в положительную сторону, но я не уверена.
Прошла еще пара недель, прежде чем мадам Помфри дала Гермионе зелье Северуса. Оно было необычное: густое, насыщенного фиолетового цвета и пахло сосновыми иглами и вчерашним дождем. В эту ночь девушка впервые за несколько месяцев спокойно заснула.
Нельзя сказать, что Гермионе снилось что-то хорошее. Она опять участвовала в Последней Битве, вокруг гибли соратники и враги, слышались стоны, лилась кровь и пахло гарью. Но, тем не менее, Гермиона с интересом вглядывалась в развернувшиеся события, узнавая и не узнавая их.
И вот наступила роковая схватка, в которой должен был погибнуть Северус, — на него и Гермиону напали братья Лестрейндж. Но, вопреки ожиданиям, во сне ее любимый сумел избежать смертельного проклятия Рудольфуса и попал во врага «Сектусемпрой». А вот Гермиона…
Ее бой с Рабастаном шел абсолютно иначе: она раз за разом пропускала невербальные заклинания, посылаемые Пожирателем, а он, издевательски смеясь, выматывал ее все больше и больше. В какой-то момент младший Лестрейндж оказался на расстоянии вытянутой руки, схватил Гермиону и аппарировал в дом на окраине Хогсмида, где долго измывался над девушкой, прежде чем убить.
Гермиона проснулась, когда в ее грудь ударил зеленый луч смертельного проклятия. Как ни странно, но, несмотря на весьма неприятный сон, она почувствовала себя выспавшейся и даже, на удивление, более спокойной. За завтраком девушка без уговоров съела несколько ложек каши и выпила полчашки кофе.

***

Почти всю следующую неделю Гермиона видела во сне свою гибель, подмечая все больше и больше деталей, пока в очередной раз содержание снов резко не изменилось. В эту ночь ей приснился Северус…

Он сидел за столом в незнакомом ей доме и с болезненной нежностью и грустью разглядывал ее колдографию в траурной рамке. Хлопнула входная дверь, но мужчина даже не вздрогнул и тем более не повернул головы на звук.
В проеме появился Гарри, осунувшийся, хмурый, окинул неодобрительным взглядом захламленное и пыльное помещение и несколько резко сказал:
– Снейп, какого черта вы заперли себя в этом мрачном склепе?
– Вам что за дело, Поттер? — безразлично парировал Северус.
– Мне, в принципе, плевать на вас. Но вы дороги Гермионе. Вряд ли она обрадуется, если вы сдохните тут от тоски, считая ее погибшей.
– Как понимаю, вы думаете иначе?..
– Да! — рявкнул Гарри. — Трупа ее никто не видел.
– Это ничего не значит, — с болью в голосе произнес Северус. — Поттер, ее похитил Рабастан Лестрейндж, один из самых жестоких Пожирателей, чья психика была исковеркана Азкабаном. Он не оставил бы ее в живых.
– Прекратите так говорить! Гермиона не кисейная барышня, а боевой маг, прошедший массу сражений. Она могла спастись, вырваться…
– Почему тогда она не объявилась?.. Положим, сначала ее ранили, но потом… Поттер, прошел не месяц и даже не год, а почти два. От Гермионы нет ни весточки.
– Она могла потерять память, Снейп.
– Или решила порвать с прошлым.
– Чертов параноик, вы только и думаете о гадостях! Да реши Герм порвать с вами, она высказала бы все вам в лицо и уж наверняка не пряталась бы от меня и Джинни. Мы давно стали не просто друзьями — семьей для нее.
– Вы искали ее, Поттер, но безрезультатно. Что вы хотите от меня?.. Я не Шерлок Холмс.
– Но у вас большой опыт. Встряхнитесь, помогайте, а не кисните над ее колдографией!

Проснувшись, Гермиона в третий раз посетила мадам Помфри.
– Какой побочный эффект от зелья? — задала она вопрос.
– По словам Северуса, оно показывает во сне мир грез, — ответила целительница.
– Вы уверены?
– Да, дорогая. Так что не питай иллюзий, что бы тебе ни снилось.
Гермионе не оставалось ничего, как покинуть больничное крыло.
Пару недель она послушно пила прописанное зелье и каждую ночь видела странные сны. Там Северус выжил в войне, но не был счастлив, оплакивая ее смерть. Он выбрался из мрачного дома своих родителей, вернулся в Хогвартс в качестве зельевара и львиную долю свободного времени тратил на поиски пропавшей возлюбленной. Все это мало походило на мир грез. Иначе они были бы там вместе, любили бы друг друга, а не страдали поодиночке.
– Мадам, — начала Гермиона, опять придя в больничное крыло, — я бы хотела сама почитать записи профессора Снейпа об этом зелье. Или их не существует?
– Да, Северус вел что-то наподобие рабочих тетрадей, — подтвердила целительница — Но куда они делись после его гибели, я не знаю.

***

– Я кое-что слышал об этом, — сказал Гарри, когда Гермиона поведала ему обо всем. — На одной из вечеринок Слизнорта я слышал, как Малфой просил зельевара показать записи Снейпа. Но профессор отказался в довольно резкой форме. Я, честно, тоже попытался достать эти журналы — так, из любопытства и куража. Но и мне Слизнорт их не дал.
– Мне необходимо их увидеть! — категорично заявила девушка. — Что-то с этим зельем не так. Мадам Помфри говорит, что от него я вижу во сне мир грез. Но это не может быть правдой. Мы там не вместе. Я погибла, а Северус несчастен.
– Да, как-то не слишком похоже на радужные грезы. Но, тем не менее, это сон и все.
– А если нет?..
– Другая реальность?.. Гермиона, тебе не кажется такое предположение фантастикой? И даже если ты права, то разве возможно попасть туда?
– Именно это я и надеюсь отыскать в записях Северуса.
– Это может быть опасным, ты можешь погибнуть, — нахмурился Гарри.
– Мне все равно, — пожала плечами девушка. — Без Северуса я плохо представляю свою дальнейшую жизнь.
– Ну, не знаю… — неуверенно протянул Гарри.
– Зато я знаю! — припечатала Гермиона. — А ты бы сам что сделал на моем месте?.. Неужели не попытался бы попасть в реальность, где жива твоя погибшая возлюбленная?
– Ты права, — подумав, сдался друг. — Как мне помочь тебе?
– Отвлеки Слизнорта, пока я буду обыскивать его апартаменты.
И все-таки поиск рабочих тетрадей Снейпа они начали с обыска класса зелий, посвятив этому одну из ближайших ночей. Там их, предсказуемо, не оказалось, и Гарри с Гермионой вернулись к первоначальному плану: влезть в личные покои зельевара.

***

Больше всего на свете Гораций Слизнорт любил общество знаменитостей, разговоры о том, какую роль он сыграл в судьбе того или иного мага, а также комплименты и восхваления. Гарри, как Победитель Волдеморта, без сомнений, представлял для него повышенный интерес, но совершенно не умел льстить. К счастью для авантюристов, у Поттера на примете был молодой и перспективный чаровед, которому позарез нужна была протекция влиятельного мага, чтобы попасть на работу в Отдел Тайн. Так что приглашая Макса Белби в Хогвартс и знакомя со Слизнортом, Гарри оказывал ему услугу.
Тайком проскользнув под мантией-невидимкой в любезно оставленную приоткрытой для нее дверь, Гермиона пробралась в комнаты нынешнего профессора зелий. Отсюда ей были прекрасно слышны разговоры в гостиной: вежливые и обтекаемые фразы Гарри, чуть заискивающие и притворно-льстивые монологи Макса и удовлетворенные, снисходительные ответы Слизнорта, похожего на кота, дорвавшегося до сметаны.
Беседа продолжалась не менее двух часов, которых с лихвой хватило девушке на обыск всего помещения. Она не задумывалась, что будет, если тетради лежат там, где сейчас находился Слизнорт и его гости. Но ей повезло. Тайник, явно сделанный либо Северусом, либо нынешним хозяином комнаты, когда тот в первый раз преподавал зелья в Хогвартсе, находился именно в этой комнате и был по-прежнему полон.
Обрадованная находкой, Гермиона изменила пару исписанных, уже ненужных собственных конспектов, придав им вид тетрадей Северуса, восстановила несложную защиту и выскользнула обратно в коридор. Затем, понимая, что ее другу уже осточертел этот слащавый разговор, открыто вернулась и выманила Поттера под каким-то надуманным предлогом.

***

По-видимому, мадам Помфри лично никогда не видела этих рабочих тетрадей Северуса, иначе бы не назвала их так. Они скорей походили на дневник, хотя описания созданных зелий, заклинаний и различных исследований в нем превалировали. Но была масса записей, содержащих воспоминания — коротких, не слишком эмоциональных, но все-таки.
Северус начал вести их еще до Хогвартса и продолжал до самой смерти. Гермиона вскользь просмотрела первые, решив оставить их напоследок. Лишь в третьей по счету, относящейся к времени исчезновения Волдеморта после посещения дома Поттеров, она нашла то, что искала. Сначала взгляд девушки зацепился за следующую запись: «Ее нет, и я косвенно виноват в ее смерти. Как жить дальше?»
Гермиона однажды слышала, как Дамблдор говорил Гарри, что Снейп в юности любил Лили Эванс. Сейчас она увидела подтверждение этих слов в тетради Северуса. Похоже, именно ее гибель, а вернее боль от потери подвигла его на изобретение известного девушке зелья. Оно, кстати, так и называлось: «Мир Сновидений».
«Уход от реальности… До чего ты докатился, Северус! — писал Снейп. — Но она там жива, улыбается чуть грустной улыбкой, и встретила меня вполне сносно. Я оказался слабым, раз возвращаюсь туда ночь за ночью.
Причудлив все-таки мир, созданный моим подсознанием. Там Темный Лорд выполнил мою просьбу и не убил ее. Сам же исчез от собственного смертельного заклятья, которое отразил сын Лили. Мог бы я в реальности, как и во сне, принять выродка Джеймса, как своего ребенка, воспитывать его вместе с Лили? Наверное, да, если бы она простила меня, позволила любить себя и заботиться о них».
Через пару страниц, содержащих рецепты зелий и новых, придуманных им заклинаний было следующее:
«Прошел год, как я изобрел свое зелье, и я все еще его принимаю. Альбус пытается меня вразумить — как только узнал?.. Но вряд ли у него что-либо выйдет. В последнее время я склоняюсь к тому, что мои сны — не плод моего воображения. Это просто другая реальность.
Откуда взялась эта несколько дикая мысль? Все дело в мелочах. Лили, да и я тоже, иногда вспоминаем вещи, которых никогда не было. А недавно мы встретили человека, который погиб. Конечно, можно все списать на причуды подсознания, но… ни там, ни тут этот маг, Карадок Дирборн, не был нам близок. Я его толком и не знал — лишь слышал его имя от Дамблдора, когда он перечислял погибших членов Ордена Феникса.
Короче, я на сто процентов уверен, что это не просто сны, не мир грез, выдуманный мной, — он существует, и Лили там жива. Осталось лишь найти способ переместиться к ней».

***

Конец этой тетради и следующая были посвящены поискам способа переместиться в реальность, где Лили была жива. Но когда исследования дали долгожданный положительный результат, до Северуса вдруг дошло, что он не может воспользоваться собственным изобретением.
«Как мне раньше не пришло это в голову? — удивлялся он. — Там мое место занято мной самим. Я там тоже существую, просто во сне наши сознания соединяются. Впрочем, не полностью, иначе я не мог бы наблюдать за собой со стороны.
И что делать?.. Даже если я смогу попасть туда, то что дальше? Бороться с самим собой за ее благосклонность?.. Чушь несусветная!
Остается искать другую вселенную, где она жива, а я и Джеймс — нет. Но как это сделать?.. Не лучше ли, как говорит Альбус, смириться с ее гибелью и жить дальше? В конце концов, у меня всегда будет отдушина: принял зелье и подсмотрел за чужой (своей) жизнью».
Дальнейшие тетради, просмотренные Гермионой наискосок, не содержали записей о зелье «Мир Сновидений». Лишь в последней Северус снова упоминал о нем:
«Почему до меня раньше не дошло, что младший Поттер — не Джеймс? Почему я не вспомнил, что он — и сын Лили тоже? Вместо того чтобы годами искать реальность, где жива его мать, но нет ни меня, ни Поттера-старшего, я мог бы забрать мальчишку от его ужасных магловских родственников. Но нет, ковырял рану в душе, подсматривал периодически за чужим (или все же собственным?) счастьем, пока оно не свалилось мне на голову в этой реальности.
Моя милая девочка. Она так похожа и не похожа на Эванс. Нет, я вовсе их не сравниваю. Но именно она заставила меня жить здесь и сейчас и навела на мысль, что я мог не быть одиноким все эти годы, если бы забрал Гарри себе, сделал бы его своим сыном — не по крови, а по духу.
Конечно, остается вопрос: отдал бы мне его Альбус? Но я не люблю сослагательных наклонений. Все в прошлом. Теперь мальчишка вырос — не совсем без моего участия, но все же. А у меня появилась цель выжить в этой долбаной войне — так рано повзрослевшая девочка, сильная и слабая, только моя».

Гермиона всхлипнула, прочитав это. Слишком запоздалыми были слова о любви к ней. Лучше бы ей их услышать из уст Северуса, а не читать в дневнике, найденном после его смерти.
«Но, может, у меня еще есть шанс? — мелькнуло в ее голове. — Я вижу во сне реальность, где погибла, а он продолжает жить и, кажется, сильно тоскует обо мне. Да, это не совсем мой Северус, но вряд ли он сильно от него отличается».
Придя к такому выводу, Гермиона вернулась к рецепту зелья, которое могло помочь ей в переходе из реальности в реальность. Но оно было никем не проверено. Вряд ли ее друзья, Гарри и Джинни, давно ставшие родными людьми, позволят им воспользоваться.
«Значит, придется их обмануть», — решила она.

***

Пользуясь тем, что мантия-невидимка все еще оставалась у нее, Гермиона совершила пару набегов на запасы Слизнорта и достала самые редкие ингредиенты, входящие в состав зелья. Остальные она приобрела в Хогсмиде. Варить зелье девушка собиралась почти открыто. Слизнорт абсолютно не следил, чем конкретно занимаются его ученики на уроках. Он предпочитал сидеть за столом, а не ходить по классу, как делал Снейп. К тому же, на седьмом курсе позволялось импровизировать. Именно так она и сказала Гарри и Джинни, когда приступила к задуманному.
Трудней было пока не отдавать тетради Северуса Гарри — такая договоренность была с самого начала, так как он догадывался, что в них есть записи не только о зельях, но и об окружавших мужчину людях, а значит, и о Лили с Джеймсом тоже. Но Гермиона упросила друга еще подождать — мол, хочет сначала сама все прочитать.
Урок зельеварения шел как обычно, а рецепт, которым воспользовалась Гермиона, несложным и, к счастью, варился в один присест. Так что до конца занятия она успела не только все сделать, но и отлить требуемое количество зелья в фиал, а остальное, добавив пару лишних ингредиентов, испортить до неузнаваемости.
После ее манипуляций из котла сначала повалил густой и вонючий дым, а затем он начал покрываться трещинами, из которых полилось сомнительное варево. Некоторое время Гермиона изображала шок и непонимание, затем решительно подняла палочку и уничтожила все чистящим заклинанием.
– Простите, — сконфуженно пробормотала она. — Хотела попробовать кое-что, но, видимо, ошиблась в расчетах.
– Вам стоило посоветоваться со мной, мисс Грейнджер, — чуть укоризненно проворчал Слизнорт. — Впрочем, даже гении в зельеварении ошибаются. А без просчетов невозможно создать нечто стоящее. Так что я не стану снимать с Гриффиндора баллы.
Гермиона еле удержалась от фырканья. Потеря баллов давно уже не волновала ее. Больше девушку беспокоило сваренное зелье: получилось ли так, как надо, сработает ли?.. Но даже небольшой процент, что в фиале окажется яд, не остановил бы ее от пробы.
Однако прошло больше месяца, прежде чем Гермиона решилась на подобный шаг. Останавливал ее не страх — девушка специально выжидала. Северус, делая расчеты, считал, что переход между реальностями возможен лишь три дня в году: Самайн, Йоль и Белтайн, так как именно в это время истончается грань между мирами. Последний был ближе всего по времени, поэтому Гермиона терпеливо дожидалась весеннего праздника.
Наконец, настал канун Белтайна. С последним ударом часов, знаменующим полночь, девушка залпом выпила содержимое фиала и тут же вскрикнула от нестерпимой боли. Ей показалось, что по внутренностям потекло раскаленное олово, а тело оказалось в плену пыточного проклятия...

***

Когда мучения достигли апофеоза, Гермиона выгнулась и провалилась в небытие, чтобы почти тут же очнуться на полу в полуразрушенном доме. Мысли путались, каждая клеточка тела дрожала как желе, но девушка через силу встала и, пошатываясь на нетвердых ногах, вышла наружу, надеясь понять, где оказалась. Это был Хогсмид, охваченный предрассветной полудремой, — пустынный, но легко узнаваемый.
«Получилось?» — задалась вопросом Гермиона и почти сразу нашла ответ: чуть дальше по улице стояла целехонькая Визжащая хижина, которая в ее мире превратилась в груду сгоревших досок.
В груди потеплело, а в сердце подняла голову робкая надежда. Здесь Северус жив, а теперь есть и она, а значит, они смогут начать все заново. По крайней мере, Гермиона увидит его и попытается все объяснить. Единственное, что ее расстраивало, — необходимость врать любимому. Но сказать правду… он может не принять пришелицу из иного мира.
Пока девушка шла до Хогвартса, в ее голове складывалась легенда. Она отталкивалась от слов Гарри, который предполагал, что местная Гермиона потеряла память. Это позволит ей не помнить мелочей и избавит от излишнего вранья.
Но сколько бы Гермиона ни готовилась к встрече с Северусом, все получилось неожиданно. Сначала она увидела его, идущего такой знакомой, летящей походкой, затем был взгляд непроницаемых черных глаз и мертвенная бледность, разлившаяся по его щекам.
– Мы же знакомы? — с ноткой беспокойства и бесконечной надежды, спросила Гермиона вместо приветствия. — Ты все время снился мне, и я любила тебя. Затем вспомнила, что мы жили в этом волшебном замке, и что сюда нельзя аппарировать. Но мне удалось добраться до Хогсмида — ведь так называется деревня рядом?.. И вот я здесь.
– Ты, в самом деле, потеряла память? — после продолжительного молчания, когда Северус вглядывался ей в лицо и, кажется, пытался проникнуть в мысли, хрипло спросил он.
– Да.
– Как же тебе удалось выжить?
– Трудно сказать… — пожала плечами она, собираясь с духом, прежде чем начинать складно врать. Затем все же заговорила: — Я очнулась в магловской больнице, куда, по рассказам, меня доставили с улицы. Но я не помню, как оказалась на окраине Лондона. Моя память была как чистый лист. Затем мне стали сниться сны о тебе, и я начала вспоминать прошлое. Теперь я помню не только тебя и нашу любовь, но и многие моменты своей жизни... Я не могу жить без тебя, Северус... Без кого угодно, но только не без тебя. И после всего, что я вспомнила, я не могла не попытаться тебя найти... Надеюсь, я не опоздала?
– Если ты все еще любишь меня, Гермиона, ты вовремя, — сглотнув ком в горле, выдавил он, затем сократил расстояние между ними и, обняв ее так крепко, будто она могла в любую секунду исчезнуть, поцеловал.
Прежде чем раствориться в этом счастливом моменте, Гермиона успела подумать, что сделала все правильно. Да, до этого момента у них была разная история, но это все тот же Северус, потому что его объятия также надежны и пахнет от него по-прежнему травами. И он любит ее, а она — его. А все остальное приложится.

@темы: снейджер

---

Погода довольно дождливая, вот я и вспомнила клип Вирент, полный воды.

"Грани реальности"

@темы: клип

---

Черный кот



На развилке дерева
Черный кот сидел
И глазами черными
В даль-туман глядел.

Он меня высматривал:
Путь перебежать.
Лапы стали ватными.
Трудно очень ждать.

Но бегу я к дереву
Не с той стороны.
Кот глядит растерянно –
Избегу беды.

Принесет мне кот –
Вот он прыгнул вниз –
Радостный полет
И любви сюрприз.

@темы: стихи