[slavnizza]

Чтобы не заканчивать на таких грустно-мрачных нотах, выложу довольно новый фик Аллеранс - давно ее не вспоминала. Это не слеш, к моему сожалению, а джен (в нем отголоски "Железной маски"). Там Гарри сын Волди - нечасто такое прочтешь.


Название: Маска
Автор: Аллеранс

Герои: Гарри Поттер, Пожиратели смерти, Темный Лорд, Лили Поттер
Рейтинг: PG-13
Жанр: AU/драма
Тип: джен
Дисклаймер: Герои принадлежат Д.К. Роулинг.
Аннотация: Когда хуже уже не может быть, судьба неожиданно улыбается и помогает обрести друзей и даже семью там, где искать ее кажется неуместным.
Комментарии: Ни разу не канон. Любителям Лили Поттер читать не рекомендуется. Наверняка ООС персонажей. Упоминание гета.
Написано по заявке от Гадкий Вампир (СФ), которая хотела, чтобы у Лили родились близнецы, один от Джеймса, а Гарри — от Риддла. Второго, ненужного, она отдала Петунье, и почти забыла о нем. Но однажды появилась угроза, что об ее "маленьком" секрете узнают любимые люди. Гарри с не снимаемой маской на лице оказывается заточенным в Азкабан и еще масса задумок.
Мой фик во многом не соответствует этой заявке, но в целом....
Размер: миди
Статус: закончен.

Пролог, главы 1-2


Пролог

С первого дня пребывания в магическом мире Лили с горечью поняла, что никогда не будет равной чистокровным магам, если не выйдет замуж за одного из них. И плевать, что ее магическая сила больше, чем у многих, а блестящие оценки по всем предметам позволяют держать звание лучшей ученицы Хогвартса из года в год — для всех она останется маглорожденной волшебницей, существом второго сорта.
Потенциального мужа ей выбирать не пришлось. Джеймс Поттер по каким-то причинам был очарован ею с первого курса. Лили всего-то потребовалось влюбить его в себя до потери сознания. Она долго изображала из себя «неприступную крепость», особо выделяя, что не станет гулять с таким напыщенным идиотом, пусть и смазливым.
Джеймс не терпел отказов с детства. Еще бы! Престарелые родители буквально молились на позднее чадо, в школе его окружала масса влюбленных девчонок, готовых на все. А тут какая-то маглорожденная! Да, красивая: точеная фигурка, белая, словно фарфоровая кожа, рыжие волосы. Причем желтизна их была не вульгарная, а словно пронизанная солнцем. Огромные миндалевидные глаза с необычной изумрудной радужкой. Даже Люциус Малфой, сноб из снобов, находил ее привлекательной и не раз говорил, что будь Лили хотя бы полукровкой, сам приударил бы за ней. Но все равно обидно. И Джеймс Поттер с упорством, достойным другого применения, пытался добиться благосклонности гордячки.
Они поженились сразу после окончания школы, и первое время Лили почивала на лаврах. Но чистокровные родители Джеймса были не в восторге от невестки и даже грозились не принять предполагаемого внука, если он окажется недостаточно сильным в магическом плане.
Новоявленный муж, то ли под их влиянием, то ли потеряв интерес к уже «завоеванной крепости», предпочитал не сидеть подле юбки жены, а гулять с дружками, зачастую не ночуя дома. Да и до полного признания Лили равной в магическом обществе было ой как далеко. Вскоре юная миссис Поттер поняла, что самый быстрый способ сравняться с чистокровными дамами — это родить ребенка, наследника рода. Но Джеймс не торопился с воспроизведением потомства, более того, возвращаясь пьяным под утро, частенько просто засыпал в супружеской постели.
Лили приходилось вызывать у мужа ревновать, для чего она напропалую флиртовала со знакомыми. А уж на министерских балах отрывалась по-полной. Это заставляло Джеймса возвращаться «в лоно семьи», но опять-таки вызывало недовольство его родителей, особенно матери, которая все время твердила, что невестка «принесет в подоле бастарда».
– Я лично проверю ауру ребенка, — обещала свекровь. — И учти, милочка, у Поттеров не рождается близнецов. Так что если детей будет сразу двое, то я не поверю и ауре.
Лили откровенно закатывала глаза. Мерлин, с чего это ей понести двойню, если по ее линии тоже никогда не бывало такого? Эвансы, пусть и маглы, тщательно вели свою родословную, так как отец принадлежал к обедневшим аристократам. Что до «бастарда»… она не настолько глупа, чтобы доводить все до полноценного секса со случайным любовником, тем более, до беременности от него.
Хотя риск все же существовал. Предохраняться магически запрещала свекровь, магловские средства не всегда надежны, да Лили и сама хотела поскорей забеременеть. Но секса с супругом не хватало: то он был пьян, то где-то шлялся, то еще что-нибудь. Вот ей и приходилось иногда, что называется, ходить «налево». Поэтому новоявленная миссис Поттер изучила много ритуалов, позволяющих прикрыть «грех».

***

Беременность была встречена Лили с радостью. Но делиться «счастьем» женщина не торопилась. Во-первых, у нее бывали задержки, во-вторых, она уже однажды «выкинула» ребенка. Никакого токсикоза Лили не ощущала, живот рос медленно, так что ей удавалось держать все в тайне месяцев до пяти, когда она вдруг резко «округлилась», и свекровь сама об этом заговорила, заметив перемены.
– Я боялась давать всем ложную надежду, — пояснила Лили на ее обвинения, почему так долго молчала.
– По крайней мере, не сквиб, — поджав губы, оповестила свекровь, сделав сканирование. — Хотя меня удивляет магический фон плода — слишком силен.
– Вам не угодить, — нахмурилась невестка.
– Знаю я таких проныр, как ты. Вот и жду подвоха. Ты должна как можно быстрей обратиться к колдомедику, чтобы он подтвердил пол будущего ребенка и его принадлежность Поттерам.
Свекровь собиралась идти в больницу вместе с Лили, но этому шагу воспротивился Джеймс, заявивший, что не позволит настолько не доверять жене.
Лили была искренне благодарна мужу, когда гинеколог сказал:
– У вас магическая двойня.
– Что это значит? — спросила она, хотя интуитивно поняла, что ничего хорошего не услышит. Так и оказалось.
– В благоприятный для зачатия день вы были с двумя сильными магами. Причем любовник намного сильней вашего мужа. Но так как вы состоите в законном браке, давно хотите наследника, то образовалось два абсолютно нормальных плода.
– Почему же свекровь не обнаружила дополнительную ауру и восприняла сканирование, как правильное?
– Такое бывает, когда «кукушонок» затмевает законного обитателя «гнезда». Он хочет во что бы то ни стало родиться, вот и маскируется всеми силами.
– Я могу как-то избавиться от второго или от обоих?
– Как вы себе это представляете, особенно первый вариант? Да и второй… Вы — ведьма, а ребенок — долгожданный даже вами. Попытка избавиться от него приведет в лучшем случае к полной потере магических сил, в худшем — к смерти.
Лили банально разрыдалась, затем взяла себя в руки, изменила память колдомедику, и тот выписал ей вполне нормальное заключение о проведенном сканировании плода. Но как быть потом? Куда девать ненужное дитя? И чей он вообще?
На первые два вопроса она решила ответить ближе к моменту разрешения от бремени. Сделать бы это тайно… но у нее такая бдительная свекровь! Впрочем, еще почти полгода, что-нибудь придумается. А вот на последний…
Лили хорошо помнила бал в министерстве магии, посвященный Хэллоуину. Она была тогда в ударе. Темно-зеленое матовое платье прекрасно подчеркивало ее яркие глаза и оттеняло волосы. От бледности, которое оно могло вызвать из-за ее белой кожи, женщина избавилась, наложив румяна и тональную пудру.
Он вошел в зал, словно был уже министром магии. Как всегда холодный, презрительно поглядывающий на всех. Мерлин, а ведь он был наполовину маглорожденным, но все предпочитали помнить, что это потомок Салазара Слизерина. Красивый, вдвое старше ее, лорд Волдеморт никогда не обращал на Лили внимания, а ей безумно нравилась его харизматическая личность, ореол «плохого парня», да и внешняя привлекательность.
В тот раз он отступил от своих правил: пригласил ее на несколько танцев, говорил утонченные комплименты, затем вывел на улицу, целовал и все наполнял их бокалы вином, уводя вглубь парка, откуда они аппарировали к нему.
Как она оказалась в постели Волдеморта, Лили помнила смутно, но факт, что, вернувшись под утро домой, получила приступ ревности мужа и яростный секс с ним, почти насилие, когда он «утверждал свои права», не забыла.
Джеймс никогда не потерпит чужого ребенка, особенно сына Волдеморта! Они были политическими противниками. Одно время даже шла война между сторонниками Темного Лорда, называющими себя Пожирателями смерти, и последователями Дамблдора, входящими в Орден Феникса. Но потом сторонам удалось заключить перемирие, и теперь все скатилось к лозунгам, продвижению законов, отражающим взгляды, помыслы и чаяния придумавшей их стороны, и своих людей во власть.

***

Чем ближе становилось время родов, тем сильней был контроль над Лили. Ее не пускали даже к Петунье, родной сестре. Не то чтобы она туда стремилась. Пет всегда завидовала Лили: ее красоте — сама она была высокой худосочной блондинкой с невзрачной внешностью, которую в детстве обзывали «жердью», — магической силе сестры, тому, что она являлась любимицей родителей. Но это был повод улизнуть из особняка, ставшего тюрьмой, и родить где-нибудь не под оком бдительной свекрови.
Джеймс тоже околачивался в доме, якобы для моральной поддержки жены, которая не могла выходить дальше прилегающего садика. Еще и дружков притащил. Бесшабашного балагура Сириуса, мастера злых шуток, у которого детство в одном месте не доиграло. Блэк постоянно подтрунивал над Лили, вспоминал ее дружбу (верней просто соседско-приятельские отношения) с задохликом и слизеринцем Снейпом, щеголявшим в обносках отца-магла и немытыми волосами.
Ремуса, мямлю, вечно ноющего о своей ликантропии, который смотрел на нее то ли влюбленными, то ли ожидающими подвоха карими глазами. Питера, подлизу и прилипалу, готового угождать и ей, и друзьям, который раздражал Лили подобострастным видом, невзрачной внешностью и тем, что вечно что-то вынюхивал, выведывал.
Ее будто специально решили свести с ума угождением, подозрением, постоянным контролем. Но, как говорится, «не было бы счастья, да несчастье помогло». За месяц до приблизительного срока разрешения от бремени свекровь внезапно слегла и скоропостижно скончалась. Свекор запил, и ему больше не было дела до невестки.
Поначалу это усилило «заботу» Джеймса о жене, так как он пребывал в депрессии. Но тут разгорелся новый виток конфликта между Волдемортом и Дамблдором, начались стычки, нападения и другие военные действия, и Мародеры вынуждены были включиться в операции Ордена Феникса, членами которого являлись.
Лили же в целях безопасности отправили к ее родителям. Именно там, в ночь на первое августа, но все же на излете июля, она родила двух здоровых мальчиков, изумительно похожих и непохожих друг на друга: оба черноволосые, зеленоглазые, но уж в столь юном возрасте каждый — уменьшенная копия своего отца.
Лили попыталась наложить на бастарда чары идентичности, но получила лишь весьма болезненную отдачу, похожую на воздействие «Круцио». Задушить младенца пеленками, утопить… Она не была детоубийцей, да и магия такой поступок никогда не оставит без наказания. Подкинуть в магловский приют рука не поднялась — все же она его выносила и родила. Но и ей он таким был не нужен — живое доказательство измены мужу.
– Петунья, оставь мальчика у себя! Я тебя буду снабжать деньгами, даже посещать раз в полгода. Но ты не говори ему, кто я, и не рассказывай о мире магии, — почти взмолилась Лили.
– Не понимаю я тебя, — покачала головой сестра. — Это же твой сын, твоя плоть и кровь. Как можно бросить ребенка, пусть и у родной тети?
– Джим его не примет, меня выгонит, а своего сына отберет. А я не могу без мужа. Он — мой пропуск в мир магии, да и люблю я его.
– Далась тебе эта магия, да и Джеймс тоже. Конечно, создается впечатление, что он не надышится на тебя, носится как с писанной торбой, но… Прости, Лил, за откровенность, он не любит тебя по-настоящему — относится как к экзотической игрушке, которую не хочется отдавать никому, но и самому она уже не так сильно нужна — новизна-то пропала.
– Возможно, ты права. Но я чувствую, что с появлением сына, его наследника, все изменится. А этот, второй, испортит, помешает. — Лили еще раз вздохнула, помолчала, затем глухо добавила: — Не возьмешь ты, брошу на пороге приюта. Это мое последнее слово.
– Возьму. Куда я денусь?.. — невесело усмехнулась Петунья. — Это же и моя кровиночка тоже. Вернон, конечно, не обрадуется — у нас свой сын всего две недели назад родился. Но я постараюсь уделять внимание обоим мальчикам.
– Для этого можешь особо не стараться. Посели в чулане, к примеру, корми раз в день. Только пусть живет — магия не любит, когда убивают детей, особенно настолько одаренных ее силой.
– Господи, он еще и волшебник! Ну, ничего, справлюсь как-нибудь. Как хоть назвать его?
– Гарольдом, в честь нашего отца. Второго мне придется назвать в честь свекра Чарлусом.


Глава 1. «Подарок» на день рождения

Гарри с нетерпением ждал конца июля, когда ему исполнится пятнадцать. В этот день родственники обещали ему открыть, куда же его отдадут в девятый класс. Начальную школу он, как и его кузен Дадли, окончил в Литтл-Уингинге. Затем их пути разошлись. Дадли, как его отец когда-то, поступил в «Вониннгс» и, приезжая на каникулы, постоянно крутил в руках металлический жезл, иногда пытаясь ударить им брата.
Гарри отправили в «Хай-Камерон», не такой престижный и дорогой, зато расположенный недалеко от дома родственников, и ему не пришлось жить в общежитии, как их родному сыну. В школе оказалось не так ужасно, как пророчил Дадли. Ребята, пусть из более бедных семей, чем Дурсли, не были «потенциальными преступниками» и вполне нормально отнеслись к новичку. У Гарри даже появились приятели, хотя он был не слишком общительным.
К сожалению, продолжать обучение там же не представлялось возможным. В «Хай-Камероне» просто-напросто не было девятого класса. Пойти сразу работать, как собирались многие его одноклассники, не позволили родственники.
– Ты же не какой-нибудь нищеброд. Что скажут соседи?!.. Мы — приличные люди и можем обеспечить тебя достойным образованием, — заявили они оба, когда Гарри заикнулся об этом.
Дядя Вернон хотел, чтобы племянник, как и сын, отправился в колледж, после которого оба смогут помогать ему в фирме по производству дрелей. Дадли должен был стать постепенно правой рукой отца, заместителем, а затем и заменить в правлении. Племяннику отводилась не менее хорошая роль — главного бухгалтера фирмы.
Гарри, если честно, совершенно не нравилась эта идея. Он ненавидел строительство, дрели, да и бухгалтерию тоже. Была бы его воля, он пошел бы в художественное училище, так как обожал рисовать и умел это делать. С не меньшим интересом он занялся бы издательским делом, так как любил и ценил книги, в отличие от кузена.
Однако тетя Петунья, а именно она распоряжалась финансами в семье, не хотела тратить деньги на такие «пустяковые», по ее мнению, профессии, как художник или редактор, издающий «печатный мусор, которым и так забиты все прилавки». К тому же, они мало оплачивались, зависели от удачи и таланта, особенно первая.
В последнее время тетя склонялась к идее отдать племянника в колледж с углубленным изучением информатики — новой, довольно перспективной науки. Она верила, что вскоре компьютеры появятся в каждом офисе и доме и люди, умеющие их обслуживать и составлять для них программы, будут востребованы.
Гарри эта задумка нравилась больше дядиной, так как он узнал, что помимо всякой около математической ерунды, которую он, будучи больше гуманитарием, вряд ли освоит, были прикладные компьютерные профессии, связанные с тем же рисованием. Но тетя пока колебалась, считая, что он должен быть нужным семье (то есть, дяде), «приютившей его».
Она редко прибегала к таким аргументам, но была, в принципе, права. Гарри, повзрослев, мог оценить какой груз Дурсли взвалили на себя, взяв его на воспитание, а не отдав в приют. Дело в том, что он был сиротой при «возможно живых родителях», как выражалась тетя. Его мать «нагуляла дитя непонятно от кого, бросила в доме родителей и скрылась в неизвестном направлении».
Что делала Роза, средняя из трех сестер Эванс, в настоящая время, было непонятно. Бросив сына, она укатила с каким-то бродячим артистом и больше ее не видели. До Петуньи доходили слухи, что она умерла. Но так ли это на самом деле, было неизвестно. Гарри имел о матери смутное представление, так как в семейном альбоме Эвансов сохранились только ее детские фото, лет до четырнадцати.
Роза, как и младшая сестра Лили, после начальной школы поступила в какой-то специализированный интернат для одаренных (чем именно мальчик так и не понял) детей. Через четыре года ее выгнали, и она перешла в обычную школу, где училась Петунья. После окончания Роза с кем-то спуталась, родила его, а затем пропала.

***

Гарри всегда ощущал себя неродным, хотя, грех жаловаться, ему неплохо жилось у родственников. До трех лет он, в основном, воспитывался дедушкой и бабушкой, которые усыновили его и дали свою фамилию — Эванс. Тетя Петунья часто навещала их, иногда с мужем и сыном, всячески помогала с ребенком, даже брала в свой дом на неделю-две, а когда они умерли, то перевезла к себе насовсем.
У дяди и тети Гарри поселился в небольшой комнатушке, которую до этого использовали как гардеробную Дадли и место для хранения его сломанных игрушек. Но это было гораздо лучше, чем жить, к примеру, в чулане под лесенкой.
Поначалу они с кузеном не ладили. Дадли рос избалованным и задиристым мальчишкой. Он откровенно побаивался, что Гарри оттянет любовь его родителей на себя. Однако те относились к племяннику прохладно: не били, не заставляли непомерно трудиться, не морили голодом, но и не сюсюкались, не баловали, как родного сына. И даже старались не покупать ему дорогих вещей и подарков, а если была возможность, то одевали в то, что приносила ему тетя Лили.
Вообще у двоюродных братьев было две тети, Лилия и Марджори. Первая была невероятно красива: рыжеволосая и зеленоглазая, она появлялась раз в полгода, благоухая духами, всегда элегантно одетая, настоящая «светская львица», и первым делом интересовалась здоровьем и поведением Гарри, а затем уж и вторым своим племянником. У нее тоже был сын, ровесник мальчикам, но они его никогда не видели, как и мужа — состоятельного аристократа, который не считал достойным общаться с обычными, не слишком богатыми и родовитыми Дурслями, и отпрыску своему не позволял.
Вторая тетя была сестрой Вернона и почти полной противоположностью первой. Несколько мужиковатая, грубая, не имеющая почти никаких манер, она курила трубку и любила лишь своих семерых бульдогов и чуточку меньше «пампушечку Дадлика», так похожего на отца и на нее. Мардж могла проехаться по родителям Гарри, называя их алкоголиками и безработными, а его самого — дармоедом и будущим уголовником.
Завтра они обе собирались посетить небольшой праздник, который устраивали Дурсли в честь дня рождения племянника. И если первую Гарри скорей хотел видеть, то от приезда второй лучше бы отказался. Но даже в таких мелочах он не имел права голоса. Ему вообще по роли полагалось молча соглашаться со всем, что предлагали дядя и тетя. В этом-то, в основном, и заключалось его отличие от Дадли, к словам, а тем более просьбам которого они прислушивались всегда и даже отдавали им предпочтение.

***

Долгожданный день не заладился с самого утра. Не успел Гарри подняться с кровати, как приехала тетя Мардж с любимым псом Злыднем, который характером полностью отвечал своей кличке. Он постоянно огрызался и пытался напасть, особенно почему-то на Гарри.
Когда Гарри было лет десять, этот бульдог загнал его на дерево и висел на брюках, как их своеобразное продолжение. Ни Вернону, ни Мардж не удалось разжать его челюсти, и пса сняли прямо с оторванной штаниной в зубах. Сегодня он тоже оскалился, едва завидев парня, а тетя заявила, что ее «сыночек» сядет с ними за стол. Дадли заржал и объявил, что лучше пообедает у Полкиссов или в Макдоналдсе, чем в компании такого «гостя» кузена, и умчался.
Гарри надулся, выбежал в сад, срывая обиду на неповинных кустах, которые ограждали территорию от улицы. Пока он боролся с подступающими слезами, перед домом остановился какой-то противный мужчина, похожий чертами лица на крысу, уставился на мальчика, как на диковинку, а затем спросил:
– Как тебя звать, пацан?
– Нашел дурака, — насупился Гарри. — Я не отвечаю на подобные вопросы всяким проходимцам.
И тут тетя Петунья закричала из дома:
– Гарольд Эванс, немедленно вернись, иначе останешься без подарков!
Тетушка любила величать его полным именем, подчеркивая, что он ей не сын. Обычно это обижало и раздражало Гарри, но на этот раз эти чувства перебила реакция незнакомца, который после воплей Петуньи выпучил на него глаза, долго пристально вглядывался, а затем раскудахтался невероятно противным голосом, полным предвкушения чего-то мерзкого:
– Ах, вот оно как! Теперь все становится ясно. Она поплатится за этот обман — вылетит из дома Джеймса, как миленькая!
Гарри почему-то захотелось спросить его, кто такая «она», а еще стало жаль эту незнакомку. С другой стороны дядька мог оказаться просто помешанным, так как сначала зачем-то пытался узнать его имя, а когда это удалось, понес какую-то околесицу.
Тетя Петунья еще раз крикнула, призывая племянника в дом, и Гарри, скрепя сердце, подчинился, ощущая спиной пристальный и злой взгляд незнакомца. На пороге мальчик обернулся и увидел абсолютно нереальную вещь, смахивающую на галлюцинацию: дядька растворился в воздухе со странным хлопком.

***

Лили считала себя счастливой женщиной — ей все же удалось завоевать достойное место в магическом обществе. К ее мнению прислушивались, без нее не обходилась ни одна значимая вечеринка, ее принимали в домах чистокровных магов и относились как к равной.
Муж, правда, так и не вырос в эмоциональном плане, оставаясь по-прежнему бесшабашным мальчишкой, главными заботами которого были пьянки с друзьями и игра в квиддич. После смерти родителей он получил доступ ко всем капиталам, жил на широкую ногу и не работал. Впрочем, денег Поттеров хватит не на одно поколение подобных лоботрясов.
Рождение долгожданного наследника на некоторое время привязало Джеймса к жене и дому. Он с увлечением помогал ей нянчить младенца: менял пеленки, вставал по ночам. Когда выдавалась возможность, выводил Лили в рестораны, дарил подарки, потакал ее капризам.
Вскоре ему это приелось. Верней, с сыном Джеймс много играл, таскал повсюду с собой, а вот к жене охладел настолько, что находил тысячу и одну причину, чтобы не заниматься сексом или не ночевать дома.
Лили это было на руку. Она и раньше не испытывала к нему сильных чувств — это был скорей брак по расчету. Теперь же у нее был великолепный любовник — Альфард Паркинсон, который засматривался на Лили еще в школе, но не посмел ослушаться родителей, предложив брак маглорожденной. Жену ему выбрали они, но он не смог забыть рыжеволосую красавицу.
Лили и Альфард встретились вновь спустя семь лет после появления у нее сына. Его жена Друэлла к тому времени была парализована и ни на что не годилась. К счастью Лили, их брак был нерасторжимым. Иначе ей бы пришлось либо выйти замуж за Альфарда, либо лишиться его, как любовника.
Оба варианта женщину не устраивали. Паркинсон был неутомим в постели и очень нежен, делал ей роскошные подарки, возил на модные курорты. При этом он как-то смог убедить Джеймса и его дружков, что его намерения по отношению к женщине чисты и невинны. Это было несколько странно, если учесть, что Мародеры напоминали сторожевых псов и ревностно следили, чтобы ничто не расстраивало Джеймса и не бросало тень на его репутацию.
Если бы Лили стала женой Альфарда, то лишилась бы главного — свободы, которую давал ей Поттер. Паркинсон был болезненно ревнив и, даже будучи любовником, мог закатить сцену.
Пришлось бы ей расстаться и с обожаемым сыночком, предметом гордости: красивый, довольно сильный магически Чарлус играючи учился лишь на «Превосходно» и «Выше ожидаемого», был охотником гриффиндорской команды по квиддичу и старостой факультета. Джеймс, может, позволил бы ей видеться с мальчиком, но сам Чарли, боготворивший отца, вряд ли простил бы матери уход из семьи и стал бы общаться.
Лишь два темных пятна было в жизни Лили. Питер, с годами все больше лебезивший перед ней и в то же время постоянно следящий за каждым шагом. Второй неприятностью был Гарри, которого приходилось навещать (она необдуманно дала обещание Петунье, которое скрепилось магией). Он рос слишком красивым, счастливым и по-прежнему был копией своего папаши. Если раньше иметь сына от Волдеморта было даже престижно — как же, ей единственной выпала такая честь! — то теперь, когда он был вне закона, это могло грозить Азкабаном.

***

Конфликт, когда-то помогший Лили скрыть факт рождения двойни, имел для Пожирателей смерти и их предводителя плачевный итог. Спустя шесть лет, на протяжении которых перевес склонялся то на одну, то на другую сторону, все же победил Орден Феникса. Самых ярых последователей Волдеморта упекли за решетку, его же считали развоплотившимся, рассказывая невероятные байки.
Якобы имелось пророчество, что родится Мессия, которому будет под силу разобраться с Темным Лордом раз и навсегда. Под него, кстати, попадали сыновья Лили и еще один мальчик, Невилл Лонгботтом. Именно его он и выбрал, напав на дом ребенка.
Было бы логично предположить, что Волдеморт убил родителей мальчика, а потом попытался убить и его. Но Лонгботтомов нашли сошедшими с ума от многократных «Круцио», а малыша и вовсе нетронутым. Однако Дамблдору это все не помешало говорить, что Невилл — Избранный, а Волдеморт вылетел из своей телесной оболочки, но не умер.
Куда делся темный маг на самом деле, Лили, как и все, не знала. Впрочем, ей не было до этого никакого дела. Ее больше волновало, как скрыть от всех свои регулярные поездки к Петунье. Магия наказывала женщину, лишая возможности колдовать, стоило ей не появляться на Тисовой улице более полугода. Причем обязательным было посещение ребенка в день его рождения. Если же учесть, что в этот же день родился и Чарлус, то становилось понятно, насколько это проблематично.
Сын, как все любимые чада, был избалованным, капризным. Особенно это проявлялось в этот день. Чарли, словно чувствуя, что Лили изменяет ему, не желал отпускать мать от себя ни на минуту. Приходилось ей придумывать, что она хотела купить ему особенный подарок или что не успела заказать торт (его костюм, свое платье и тому подобное), но главное все сводилось к одному: ей непременно надо исчезнуть.
– Мальчик мой, ты даже не заметишь, как я вернусь, — напоследок говорила Лили.
У Петуньи она проводила не более получаса — вручала ненавистному бастарду символический подарок, спрашивала дежурные фразы об его здоровье и успехах в магловской школе (мальчишка рос сквибом — вот позор!), затем, в самом деле, забегала за тортом, подарком или что Лили придумала в этот раз для оправдания перед Чарли.
Это было ежегодным ритуалом. Даже став взрослым, сын по-прежнему требовал, чтобы мать не отлучалась из дома, не стесняясь присутствия друзей, а в последнее время и девушки, Джиневры Уизли.
– Не уходи. У меня и так полно подарков, — чуть не плача продолжал уговаривать сын.
В этом году Лили решила быть строже и не слишком распинаться, лишь сказав:
– Ты же не младенец. Зачем тебе я?.. Ты все равно проведешь весь день с друзьями.
Дело в том, что Лили хотелось задержаться у Дурслей чуть дольше, чтобы посоветовать им не отдавать Гарри туда, куда ему хотелось, — ее бесило, что Петунья и Вернон балуют ненавистного мальчишку. Ей было бы спокойней, страдай он. Но нет, сестра и ее муж воспитывали племянника почти наравне со своим сыном.
– Ты мне всегда нужна. А я тебе?.. — капризно осведомился Чарли.
– Милый, отчего вдруг сомнения? — всполошилась Лили.
– Дядя Пит сказал, что у тебя есть другой мальчик, которого ты любишь.
– Что за глупости?!
– Он говорит, что ты навещаешь свою сестру-маглу, верней живущего с ней мальчика.
– Ах, это, — неискренне засмеялась Лили. — Да, я изредка бываю там, и у нее есть ребенок, твой ровесник. Я же рассказывала: Дадли, толстый, туповатый магл. За что мне его любить?
Чарли успокоился, особенно, когда она вручила новейшую метлу, «Молнию», о которой он мечтал, но Джеймс неожиданно поскупился (вообще-то муж был щедрым для сына, а тут, словно шлея под хвост попала).

***

Еще раз, поцеловав сына и заверив, что любит лишь его — это было абсолютной правдой! — Лили отправилась на поиски Питера, а найдя, напустилась с упреками:
– Какого черта ты расстраиваешь Чарли? Выдумал ерунду, что я не люблю единственного сына.
– Единственного ли? Я побывал в Литтл-Уингинге и кое-кого видел. И не думай, что мальчика можно выдать за сына Петуньи. Его папаша никогда бы до нее не снизошел. Не понимаю, как только он переспал с тобой, и как тебе удалось все это скрыть? Впрочем, неважно. Я сию минуту иду к Джеймсу и все выкладываю.
– Чего же ты медлил? — на удивление спокойным тоном спросила Лили, хотя внутри у нее все трепетало от негодования и страха.
– Решил сделать тебе предложение, — гаденько хихикнул Питер. — Стань моей любовницей, и твоя грязная тайна…
Лили затошнило. Этот мерзкий тип смеет ее шантажировать, да еще и плату такую гадкую выдумал! Да она лучше вылетит с позором из дома Поттера. Впрочем…
– ОБЛИВИЭЙТ! Ты не был у моей сестры. Ты просто решил попугать Чарли, вот и придумал историю, что я больше люблю своего племянника Дадли, чем его, раз ненадолго покидаю сына в день рождения.
Глаза Петтигрю расфокусировались, затем пришли в норму, и он прохныкал:
– Ладно, Лили, признаю, неудачная была шутка. Ты же не скажешь о ней Джеймсу?
– Возможно, если ты прикроешь перед ним, а особенно перед моим сыном еще одно мое исчезновение сегодня, — смилостивилась она.
– Да-да. Скажу, что упросил тебя купить подарок от меня, так как забыл по рассеянности о дне рождения Олешка, — заверил он.
Лили натянуто улыбнулась и поспешила к Паркинсону, который всегда говорил, что готов выполнить любую ее просьбу.
– Альфард, у меня большая проблема, — с места в карьер начала она. — У моей сестры Розы была интрижка с Волдемортом, и теперь их сын растет у нашей старшей сестры, Петуньи.
Бедняжка Роза умерла, когда ей едва исполнилось пятнадцать, поэтому вряд ли могла возразить против такой гнусной лжи. Но ее смерть была окутана некоторой тайной, которая позволяла приписать ребенка ей, по крайней мере, для Паркинсона.
Роза, как Лили, была волшебницей и даже училась в Хогвартсе, поступив туда на год раньше. На четвертом курсе сестру укусил оборотень, и ее отчислили. Вскоре она покончила с собой. Так как инициация произошла в Запретном лесу, а в школе в это же время учился Ремус Люпин, то Дамблдор уговорил Лили озвучить всем его версию, по которой Роза просто-напросто сбежала из Хогвартса и из дома.
Мародеры были в курсе правды, так как именно одного из них прикрывал директор. Еще история была известна Снейпу, жившему по соседству с Эвансами и видевшему смерть Розы. Но они все поклялись хранить эту тайну.
– Сколько мальчику? Почему ты молчала о нем? — деловито спросил Альфард.
– Он ровесник моего Чарли. Не говорила, так как сквиб, да еще из-за папаши. Но теперь его видел Питер и грозится рассказать моему мужу. Джеймс, конечно, любит меня, но за такую тайну выгонит из дома или вообще отправит в Азкабан, как пособницу врагу.
– С его взрывным темпераментом, да с подачки Питера… вполне. Не беспокойся, Лили, иди домой, я все сделаю, — заверил любовник.
Она поцеловала его и, в самом деле, отправилась домой. Однако на сердце Лили было неспокойно, и волнение все возрастало. Поэтому, поколебавшись, она аппарировала в Литтл-Уингинг.
Над домом сестры, ставшим пепелищем, висела черная метка, Петунья, Вернон и Мардж лежали рядом, несколько удивленно глядя в потолок, их пасынок стоял на коленях перед ними и плакал. Отпихнув его ногой, Лили склонилась над сестрой и произвела диагностику, которая подтвердила смерть.
– Ты что наделал?! — спросила она Паркинсона с возмущением.
– Это единственный повод, за который мальчишку можно без суда и следствия отправить в Азкабан. Я все это возьму на себя, не переживай, — пояснил любовник, который был братом начальника тюрьмы. — Еще бы я посоветовал скрыть его рожу маской.
– Это хорошая идея, — одобрила Лили, удивляясь, насколько ей безразлично, что Петунья умерла. Хотя, если подумать, она всегда стеснялась своей сестры-маглы и не любила ее.
Лили подошла к бастарду, который явно пребывал в шоке, так как до сих пор не произнес ни слова, лишь плакал, и, трансфигурировав маску, надела на его лицо, позаботившись, чтобы ее могла снять либо она, либо отец мальчишки. Последнее было почти нереальным — им негде встретиться и, в любом случае, Волдеморт не знает о существовании сына.
– Все пытаешься поломать мне жизнь, гаденыш? — напоследок прошипела Лили и, глядя в распахнутые глаза мальчишки, добавила с долей сожаления: — Убила бы тебя, да не могу!
Гарри отшатнулся от нее в ужасе, и Лили почувствовала себя удовлетворенной. А еще она вдруг поняла, что свободна от необходимости посещать этого мальчишку — со смертью Петуньи, как ни странно, магия сняла с нее данную повинность.
– Надо было давно так сделать, — проворчала Лили, затем велела Паркинсону: — Забирай его!
– Вечером жду у себя, — посмел настоять он.
– Непременно, — легко согласилась она, собираясь изменить ему память.
Бастарду Лили решила оставить память не измененной, чтобы больше мучился, сидя в Азкабане. А то, что он видел ее лицо — черт с ним. Все равно мальчишка сгниет в камере или спятит из-за дементоров. Да и не станет его никто слушать, кроме заключенных.


Глава 2. Новый узник

Азкабан недаром был самой страшной и неприступной тюрьмой магического мира. Он располагался на небольшом скалистом островке Северного моря в двух километрах от берега. Так что если узнику каким-то образом удалось бы выбраться из-за стен, он вряд ли смог бы доплыть в холодной даже летом воде.
Однако это считалось неосуществимым: мощные охранные чары плюс дементоры, стражи Азкабана, служили надежной преградой. К тому же, самые отчаянные головы сидели не на верхних уровнях, а глубоко под землей. Между их камерами и свободой была сотня коридоров, постов и дверей. Именно там находились последователи Волдеморта.
Их поместили в застенки, можно сказать, без суда и следствия. Процессы скорей напоминали фарс: Пожирателей по одному усаживали в кресло посреди зала, приковывая цепями, затем закидывали вопросами и, не вслушиваясь в ответы, на основании показаний противоборствующей стороны (членов Ордена Феникса) приговаривали к различным срокам заключения. Так называемой старой гвардии, тем, кто примкнул к Волдеморту еще во время его обучения в школе, и нескольким самым ярым последователям дали пожизненный.
В тупике одного из нижних коридоров, куда дементоры ленились часто заглядывать, собралась блистательная компания: Эдвард Эйвери, Логан Яксли, братья Лестрейндж и жена Рудольфуса Беллатриса, единственная женщина среди них. Именно последняя троица была арестована в доме Лонгботтомов, где якобы развоплотился Волдеморт. На самом деле его там в тот день не было. Их же туда занесла жажда мести, обуреваемая Беллу.
Дело в том, что накануне Фрэнк и Алиса, члены Ордена Феникса, схлестнулись с троицей в схватке. Видя, что Беллатриса беременна и чувствуя свой проигрыш, пара запустила в нее каким-то сдвоенным проклятием. У женщины начались преждевременные роды, ее мужчинам стало не до сражения, и фениксовцы под шумок слиняли.
Ребенок появился на свет недоношенным и в тот же день скончался. Беллатриса, можно сказать, обезумела, кинулась в дом Лонгботтомов, моментально обездвижила не ожидающих нападения супругов, а затем начала пытать их «Круцио». Братья хотели ее увести, остановить — куда там! Она лишь смеялась и продолжала свое занятие, даже когда в доме появились авроры.
Тюремщики стремились максимально унизить и выбить пленников из колеи, поместив их не в камеры — в клетки с частыми решетками, где невозможно было уединиться. Но узники быстро нашли преимущества такого заключения: они могли общаться, поддерживая и подбадривая друг друга. Именно это помогло Беллатрисе не свихнуться окончательно, не наложить на себя руки, а даже в какой-то степени смириться со своим горем и придти в себя. Теперь она почти на равных участвовала в беседах мужчин.
В основном, они строили различные планы побега: от обучения анимагии с привязкой к конкретному образу (что весьма непросто без палочки) до подкупа охранника, разносившего еду (только что они могли предложить взамен?). Даже рассматривали заключение сделки с дементорами, но эти твари неохотно шли на сговор с волшебниками, даже темными. Их служба в качестве стражей Азкабана объяснялась магической привязкой существ к этому месту еще во времена Основателей Хогвартса, и не без их участия.

***

Тюремное начальство не посещало этот тупичок, даже не спускалось в коридор. Да и что им тут было делать? Сроки у заключенных пожизненные и вряд ли будут пересмотрены. За здоровьем и чистотой следят особые чары. Приводить посетителей на свидание… Кому узники нужны на воле?! Правда, пустовала одна камера. Там когда-то сидел Барти Крауч-младший, совсем мальчишка, едва получившей метку, который, похоже, попал в заключение из-за паранойи собственного отца, поклявшегося извести всех Пожирателей смерти.
Парень пару месяцев бился в истерике, мешая обитателям тупика своими воплями. Они пытались его успокоить, грозились, но он никак не реагировал. Затем окончательно спятил: начал кидаться на единственную стену и решетки и, в конце концов, разбил свою голову насмерть. Это случилось более пяти лет назад. Больше сюда никого не подселили — видимо, не нашли узника с сопоставимыми злодеяниями.
Но этим утром многолетняя традиция была нарушена. Где-то далеко в начале коридора лязгнула дверь, послышался приближающийся шум голосов, превратившийся в ругань и крики, когда процессия приблизилась к тупичку.
– Прошу вас, не надо, не надо! Это какое-то недоразумение! — истошно кричал чей-то высокий, будто мальчишеский голос.
– Все вы так говорите, — громко возражал ему, кажется, начальник тюрьмы.
– Я ничего не делал!
– Ну, конечно. Убийство трех маглов — это так, детские шалости.
– Это не я, уверяю!
– На палочке были твои отпечатки.
Процессия вывернула из-за поворота, и компания за решеткой увидела всех ее членов: это был, в самом деле, начальник тюрьмы Кристофер Паркинсон и два охранника-аврора, тащивших щуплого низкорослого пленника в магловских тряпках и в железной маске на лице. Завершала группу пара дементоров.
– Вот тут тебе самое место, — втолкнув узника в клетку, оповестил Паркинсон и поспешил к выходу, не желая долго оставаться с теми, кто когда-то были его единомышленниками.
– Что, даже не поговоришь с бывшими друзьями, предатель? — крикнул ему вслед Яксли. — И что это за задохлик?
– Вы мне не друзья — и никогда ими не были, — открестился начальник тюрьмы. — А это — такой же отморозок, как вы. Возможно, новый фанат вашего Лорда, так как над домом погибших маглов висела черная метка.
Выпалив все это, Паркинсон почти бегом направился к выходу, и компания слышала, как его сопровождает улюлюканье и сальные шутки других обитателей коридора. Охранники последовали за ним, но не дементоры, зависшие у клетки с новым узником. Вскоре заключенные готовы были взвыть от их присутствия, ругая и того, из-за кого они тут появились. Новичок тоже зашелся в крике:
– Нет, нет! Я не виноват! Не виноват!
Он подбежал к решетке, вцепился в прутья, словно надеялся их раздвинуть, затем завыл-заплакал, бросился на пол, царапая ногтями свою железную маску, катаясь из стороны в сторону.
Его экзальтированное поведение отозвалось на Белле, которая тоже забилась в истерике, вспоминая погибшего сына, проклиная Лонгботтомов и министерство. Остальные вторили ей, скрипя зубами, затыкая уши.
– Заткнитесь все! — наконец, рявкнул Эйвери, чья психика была сильней, чем у других.
Он сопроводил это небольшим магическим выбросом, заставившим немного отлететь дементоров, а товарищей присмиреть. Лишь новый узник продолжал скулить и кататься по полу, хотя и не так яростно.

***

Через полчаса дементорам наскучило висеть на одном месте, и они уплыли в другую часть коридора, так как теперь оттуда доносился скулеж. Новый член тупичка выдохся и лежал неподвижно. Белла раскачивалась, обхватив голову руками, и тоже молчала. Остальные обитатели постепенно приходили в себя.
– Эй, ты, как тебя… — еще через какое-то время обратился к новенькому Яксли. — За что посадили? Ты правда новый последователь Темного Лорда? О нем ничего не слышно?
Узник в маске долго молчал, затем сорванным, но все же высоким голосом спросил:
– Где я?
Компания засмеялась над таким нелепым вопросом, даже Белла слабо улыбнулась.
– В тюрьме, дорогуша, — сообщила она ехидным тоном. — Неужели настолько туп, что не догадался?
– Я… нет. Не знаю, как сформулировать. Она какая-то странная. И разве не должно быть суда и следствия? — растерянно поинтересовался новый узник.
Губы его железной маски двигались в такт словам.
– Они там что, на свободе, совсем спятили? — возмутился Эдвард. — Тебя не судили?.. Что ты хоть сделал?
– Я?.. Я вообще ничего не понимаю. Это все какой-то дурной сон. Так не бывает, — захныкал собеседник. По его железной маске градом покатились слезы, но он продолжал сумбурно говорить через всхлипы: — Сначала этот противный дядька… вжик и исчез. Мы толком не успели помириться с тетей и вдруг… бах… другой в черной хламиде с длинной деревяшкой. Он выкрикнул какую-то белиберду типа «Абракадабра». Из палки вырвались три зеленых луча, и мои родственники… — Узник громко всхлипнул и закончил-провыл: — Умерли…
– Что ты ноешь, словно тебе десять лет! — осадил его Рудольфус — Нет, конечно, смерть близких — это горе. Но ты взрослый мужик. Тебя обвиняют в их убийстве. Не на пустом же месте!
– Я… я… да я их не трогал!.. И так… так просто не бывает! Вжик… и они упали. Ни выстрела — лишь фейерверк. И палки эти… как в мультике или кино дурацком про волшебников. И тетя со своей жуткой маской и угрозами. И вовсе я не взрослый!..
К концу небольшого монолога новый узник рыдал.
– Ты что, магл? Но что ты делаешь в Азкабане? — изумился Эйвери.
Тут в тупичок вернулись дементоры, и собеседник забился в новой истерике. Стены темницы внезапно тряхнуло, словно от землетрясения.
– Что это или кто? — почти завизжал новый узник, замахал на дементоров руками. — Уходите!!
Из его ладоней вырвалось серебристое свечение, немного похожее на несформировавшегося патронуса, и стражи Азкабана поспешно ретировались.
– Успокойся немедленно, пока нас не погребло под обломками! — рявкнул Эдвард и добавил для своих друзей: — Он не магл.
Новичок последний раз всхлипнул и почти спокойно спросил:
– Как вы меня назвали и что это за твари?
– Я назвал тебя маглом — не магом, то есть. Беру свои слова назад и извиняюсь, — ответил Эйвери. — А это… дементоры. Ты их что, впервые видишь?
– Вы разыгрываете меня, да?.. Волшебства не бывает. Все это детские сказки. Я не ребенок!
– Кто-то недавно утверждал, что не взрослый, — подтрунил Рабастан. — И это ты нас разыгрываешь. Такой магический выброс… Хотя... ты был латентным магом, и это впервые?
– Что? — не понял собеседник.
– Так. Давайте по порядку, — приказал Эйвери, как самый старший и авторитетный. — Как тебя зовут? Сколько лет? Почему ты здесь?
– Гарольд Эванс, пятнадцать лет, — прозвучал шокирующий ответ.
– Мальчик. Ты совсем еще мальчик, — прошептала потрясенная Беллатриса с неожиданной нежностью в голосе. — Вряд ли ты смог бы убить смертельным проклятием. Это как надо было ненавидеть родных!
– Да не трогал я их! — выкрикнул парень и уже тише продолжил: — Я любил дядю и тетю, может, недостаточно сильно, но все же. Даже тетю Мардж я не так ненавидел. — Он уже откровенно плакал и бормотал сквозь слезы: — Да, она противная, трубку курила, и Злыдень этот проклятый. И все равно, непонятно, что этот дядька сделал и зачем. И тетя Лили… За что она так?.. «Я убила бы тебя, гаденыш, да не могу». Что я ей сделал?!..
Взрослые потрясенно молчали, не зная, что сказать. А новый узник, оказавшийся почти что ребенком — для них-то точно, все всхлипывал и всхлипывал. Постепенно загудели прутья решетки, затем посыпались со стен и потолка пауки и мокрицы, пол задрожал.
– Ты опять? Как это у тебя получается? — удивился Рабастан. — Лучше уж успокойся!
– Извините, — размазывая рукавом по маске слезы, пробормотал Гарри. — Вообще-то я не плакса. Но это… так тяжело и страшно. И я ничего не понимаю!
– Не реви, не реви! — истерично взвыла Беллатриса, раскачиваясь, и начала сама рыдать.
– Мерлин! Это невыносимо! — простонал ее муж с мукой в голосе. — Мы словно вернулись на пять лет назад, когда тут также рыдал Барти-младший. Белла, дорогая, не нервируй себя напрасно. Не рви мое сердце!
Часа через три, две истерики Гарри и одну длинную в исполнении Беллы, попытки Рудольфуса и Эйвери успокоить их, ругани Рабастана и Яксли по поводу работы министерства и аврората, рассказа мальчика о себе и окружении, перед старой гвардией Темного Лорда вырисовалась единая картина происшествия в доме на Тисовой улице.

***

На удивление Гарри, когда он вошел в холл, тетя Мардж в своей иронично-грубой манере попросила у него прощения, верней заявила, что ее слова о совместной трапезе со Злыднем — обыкновенная шутка, и она «не виновата, что племянник не понимает юмора». Тетя вручила как всегда скромный подарок, но неожиданно расщедрилась и добавила двадцать фунтов. Будь на его месте Дадли, Мардж дала бы сто или больше, но Гарри был рад и этой сумме. Его не слишком баловали карманными деньгами.
Тетушки начали накрывать на стол, дядя уселся в кресло с газетой, а Гарри принялся строить планы, куда потратить неожиданное богатство. Тут это и случилось. В гостиной с громким хлопком прямо из воздуха появился человек в черном одеянии и белой маске, закрывающей лицо. Злыдень моментально кинулся, пытаясь вцепиться пришельцу в ногу, но тот отшвырнул его так сильно, что пес ударился о стенку и затих.
-Что вы себе позволяете? — грозно спросил дядя невозмутимым тоном, будто к нему каждый день врывались в дом подобным образом, и, поднявшись с кресла, двинулся на незнакомца.
Тетя Мардж выпучила глаза и начала креститься, а тетя Петунья побледнела как полотно, вскрикнула и сделала невероятную вещь: прикрыла племянника собой. Затем выдавила срывающимся фальцетом:
– Убирайтесь! Мы не общаемся с типами, подобными вам.
Пришелец зашелся в гомерическом хохоте, доставая из-под одежды нечто похожее на деревянную указку, и сообщил:
– Давно не приходилось так веселиться, да и вряд ли скоро придется. Ох, оторвался бы я на вас по полной программе, глупые маглы, да некогда.
Он коротко взмахнул палкой три раза, и Дурсли упали на пол без движения. Еще пара взмахов, и Гарри поволокло к нему, при этом мальчик не мог выдавить из себя ни звука. Мужчина развернул его к себе спиной, вложил в правую руку указку и изрек:
– Она не зарегистрирована, со мной ее вряд ли кто свяжет. Отпечатки твои. Так что, говори — не говори, никто не поверит, что ты не причем. — Еще раз коротко рассмеялся и произнес: — Учись, малыш. АВАДА КЕДАВРА.
Последнюю абракадабру он повторил трижды, направляя по очереди на Дурслей. Затем подтолкнул ничего не понимающего мальчика к их телам и приказал:
– Проверь, умерли они или нет.
Гарри рухнул на колени, пощупал пульс на сонной артерии, даже приложился ухом к груди тети Мардж. Затем повторил это еще два раза. Дурсли были мертвы. Он закричал в ужасе, но изо рта так и не вырвалось ни звука.
Так он и стоял, беззвучно плача, когда появилась тетя Лили. Гарри ожидал помощи или сочувствия, но она перекинулась парой фраз с убийцей своей сестры, зачем-то закрыла лицо племянника маской и исчезла, растворившись в воздухе.
Мужчина обхватил Гарри вокруг талии, и их затянуло в какую-то разноцветную круговерть. Закончилась она на берегу моря. Незнакомец снял свою маску, оказавшись лет сорока, вынул зеркало, что-то сказал, глядя в него. Вскоре на берегу материализовался еще один человек, весьма похожий на первого, и недоверчиво спросил:
– Неужели этот молокосос убил Авадой троих маглов?
– Сам бы не поверил, если бы случайно не наблюдал это своими глазами. Остановить не удалось — он был быстр, — соврал притащивший Гарри человек.
– Ты направил туда авроров?
– Разумеется.
– Тогда я его забираю.
– Слава Мерлину! Жду тебя в субботу у нас на обеде.
Они распрощались, убийца аппарировал, а оставшийся мужчина поволок пленника к утлой лодочке на берегу.
– Послушайте, я не виноват. Он подставил меня. Я и колдовать-то не умею. Магии вообще не существует! — обретя дар речи, протараторил Гарри.
– Ага, еще нет ни Азкабана, ни Хогвартса, ни Министерства магии. Кончай ломать комедию, парень, — процедил сквозь зубы конвоир, затем взмахнул деревянной палкой, похожей на ту, что была у посетителя дома Дурслей, и Гарри почувствовал себя не способным шевелиться.
Тело стало слушаться его уже в холле мрачного замка, судя по внутреннему интерьеру — тюрьмы. Его подхватили под локти два дюжих молодца и поволокли по коридорам. На нижних уровнях к ним присоединились дементоры.

***

– Странная история, — покачал головой Эйвери, подводя итог. — Судя по рассказу, в ней замешан брат начальника тюрьмы. Конечно, тебе никто не поверит, но меня удивляет, что он так рисковал. Паркинсоны, что один, что другой, весьма осторожные проходимцы. Пока Темный Лорд был в фаворе, они поддерживали его. Едва же он исчез, как отреклись, да еще сумели так извернуться, что остались не только на свободе, но даже должности не потеряли. Кроме них, такое не удалось никому. Может, Каркарову, так он спрятался за стенами Дурстманга, в другой стране. Остальные сидели, пусть немного, но… и денежную компенсацию выплатили.
Мужчина явно говорил это для себя, так как Гарри было все равно. Он вообще половину не понимал и пребывал в некотором ступоре.
– А вы почему здесь? — спросил он больше из вежливости, чем из интереса.
Следующие пару часов, после представления каждого старожила и как он тут очутился, Гарри выслушивал рассказ Эйвери о Волдеморте, об его идеях, последователях и причинах конфликта с Орденом Феникса — с точки зрения Пожирателей смерти, разумеется.
– Мы еще подробно обсудим это. Здесь все равно нечем заняться, а ты, мальчик, похоже, завис тут надолго, как и мы. Сегодня же пора передохнуть — день был насыщенным, — закончил свою пространную речь мужчина.
– Да уж! — несколько истерично хихикнул Гарри, но не расплакался.
– Ложись, отдохни, — посоветовал Эдвард. — Мы тоже, пожалуй, так поступим.
– Но как вы умудряетесь тут спать? Ведь все просматривается. Да и туалет… Я так не могу! — смутился Гарри, искоса поглядывая в сторону единственной женщины, да и на мужчин тоже.
– Могу отвернуться, — хихикнула Беллатриса, явно польщенная, что ее кто-то воспринимает за особь женского пола, перед которой стоит стесняться. Признаться, она уже отвыкла от подобного за эти годы.
– Ничего, освоишься, — заверил Рудольфус, тоже посмеиваясь.
Гарри понуро улегся на тюфяк, находящийся у единственной стены, поворочался, затем сел и недовольно буркнул:
– Не могу!
Компания бывалых узников пофыркивала, выражая свое отношение к данному заявлению. Они знали по собственному опыту, что естественные нужды все равно сильней любого стеснения и норм морали. Вечно не спать и не ходить в туалет невозможно.
Едва все обитатели тупичка улеглись — даже мальчишка, как свет в нем практически погас, стало темней и более комфортно. От клетки новичка послышался облегченный вздох, и он сказал абсолютно несчастным тоном:
– У меня день рождения сегодня.
– Поздравлять не станем, — усмехнулся Рудольфус.
– По крайней мере, никогда не забудешь его, — также весело сообщил его брат.
– Тем более он у тебя последний. Тут все дни похожи друг на друга и неотличимы от ночей, так что даже отмечать невозможно, — зло добавил Логан, портя всем настроение.
– Кончай наводить тоску! — потребовал Эдвард, слыша тихие всхлипы Гарри, и обратился к нему: — Не кисни. Здесь тоже можно жить!
– Существовать, — припечатала Беллатриса.
Обитатели тупичка смолкли, осознавая, что она права.