Жизнь - сквозь камешки вода
"Ловушка для души", главы 5-8
Глава 5. Суета сует
День всех влюбленных стал очередным испытанием нервов бедного директора. С утра женская половина Хогвартса начала собираться стайками, шушукаться и глупо хихикать. Даже преподавательниц
это коснулось. По крайней мере, они выглядели беззаботней и благосклонно принимали валентинки от учеников. Грейнджер, разумеется, могла похвастаться их рекордным количеством.
Впрочем, от розово-красных надушенных сердечек не был застрахован никто. Северус тоже получал их ежегодно даже в то время, когда упорно изображал из себя «Сальноволосый Ужас Подземелий». Теперь и подавно. Нынешний праздник не стал исключением.
читать дальшеСреди почти одинаковых посланий, полученных Северусом, одно выделялось скромностью и больше походило на обычное письмо, хотя и сложенное причудливым образом. Как ни странно, оно было от Грейнджер.
«Очередная издевка», — мелькнула яростная мысль, отдающая горечью, но он мужественно не испепелил пергамент, более того, развернул и углубился в чтение:
«Я долго гадала, почему вы смотрите на меня с такой злобой. Почему избегаете и нацепили излюбленную маску «холодного мерзавца». И лишь накануне этого поистине дурацкого праздника поняла. Вы наверняка решили, что я подстроила случай с омелой. Уверяю, хмурый вы параноик, это была случайность! Я проторчала в том треклятом коридоре почти час, что было отнюдь не приятным времяпрепровождением».
Облегчение просто обрушилось на Северуса, накрывая с головой. Ему даже показалось, что стало легче дышать. Настроение подпрыгнуло, а вместе с ним развеялись страхи, появившиеся после визита в Литтл-Хэнгелтон.
И в самом деле. Увидел он кучку озлобленных юнцов, жаждущих крови. И что?.. Можно подумать, сразу после падения Волдеморта их было мало! Достаточно, но… справились — кого-то распугали, кого-то даже арестовали. Так будет и сейчас.
Как связано все это с письмом Грейнджер, Северус не мог объяснить, но тем не менее. Может, он ощутил, что не останется в одиночестве, когда предсказанное Трелони начнет сбываться? У него будет дружеская поддержка бывших гриффиндорцев, и почему-то от кареглазой девушки получить ее было важней, чем от несносного мальчишки, который повзрослел.
***
После получения письма от Грейнджер общаться с ней стало удовольствием. Они почти ежедневно находили повод пройтись по коридорам замка и поболтать. Северус бросался саркастичными замечаниями и наслаждался, получая такой же ядовитый ответ.
Обсуждали они школьные дела, прочитанные книги, статьи в научных журналах и, разумеется, услышанное пророчество.
Неожиданно он рассказал Гермионе о посещении Литтл-Хэнгелтона. На ее лице отразилась гамма чувств: от разочарования до натуральной тревоги. Затем решимость и слабая надежда, что все это ерунда. Северусу хотелось то поддержать ее, то утешить, то заверить, что будет рядом, а главное — просто обнять и прижать к себе. Разумеется, он ничего не предпринял. Но после этого откровенного разговора они еще больше сблизились.
Северус начал ловить себя на том, что невольно придвигается ближе к приятной собеседнице, занимает место рядом с ней в Большом зале, частенько касается девушки, подолгу глядит на нее. Гермиона тоже могла позволить себе схватить его за руку, подсесть за его столик в кафе, если они выбирались в Хогсмид. Прислониться к его плечу, стоя, например, на смотровой площадке Астрономической башни, куда оба любили подниматься.
Иногда к ним присоединялся Поттер. Но как ни странно, лишний человек не мешал, а скорее служил связующим мостиком. При нем разговоры наполнялись легкостью или становились серьезнее — в зависимости от темы.
Изредка Северус приглашал молодых людей к себе в кабинет на «чашечку чая», подтрунивая над собой и над ними: мол, место заразное и скоро на столе появятся лимонные дольки, а у него на носу — очки-полумесяцы.
Но такие вечера были бесценны, потому что напоминали семейные посиделки из мечтаний Северуса о домашнем уюте. Правда, он никак не мог распределить роли в этой идиллии. Считать себя «любимым дядюшкой» при молодой паре не хотелось, счастливым супругом Гермионы — нереально и самонадеянно.
И какова тогда роль Гарри?.. «Друг семьи» — слишком двусмысленно при разнице в возрасте между мужчинами. Брат жены?.. Уже лучше, но тоже не совсем то. Считать же Поттера сыном было больно — вспоминалось, что это могло быть не фантазией, повернись все по-другому.
С приходом весны прогулки по коридорам были разбавлены блужданием по территории школы. Постоять на берегу Черного озера, выискивая тени кальмара или русалок, посетить Хагрида с его радушием, каменными кексами и воспоминаниями о былом, полюбоваться цветами в оранжереях и теплицах, попутно пугая нового их хозяина, Лонгботтома, и показывая ему, что он все же принят на равных, как и Гарри с Гермионой.
***
Такую благодушную обстановку портили лишь участившиеся статьи в «Пророке», в которых рассказывалось о выступлениях новых Пожирателей. Читая их, можно было подумать, что кто-то подстрекает молодых людей на подобные безумства. Еще удивляло, что движение ширилось, принимая массовый характер.
– Как быстро им надоела мирная жизнь! — возмущалась Гермиона.
– Неужели им не дорога свобода? — удивлялся Гарри.
– Они вряд ли задумываются о том, что рискуют. Надев безликую маску и одинаковую с другими черную мантию, ощущаешь себя неуловимым невидимкой. Эти юнцы уверены, что их не вычислят, — пояснял Северус. — Но даже если и задумываются, то наверняка мнят себя борцами за правое дело или карающей дланью для иноверцев и своих врагов. На самом же деле им просто скучно. Кучка выходцев из чистокровных магических семей с немалым достатком. Они не знали нужды, привыкли, что их капризы исполнялись. Вот и показывают гонор. Я, если честно, пока не вижу в них реальной угрозы.
К сожалению, ему пришлось поменять мнение, когда к сынкам Пожирателей, заключенных в Азкабан, присоединись отпрыски оборотней из стай Фенрира. Первое же их выступление стало по-настоящему кровавым: разорванные шеи мирных обывателей магловского городка, куча покусанных, которые никогда уже не будут нормальными. И на фоне всего этого какой-то темный ритуал, пробуждающий ярость у оборотней и в то же время дарующий способность трансформироваться не только в полнолуние.
Очередным ударом стал побег из Азкабана. На свободу вырвались сразу шестеро ярых последователей Волдеморта: Яксли, Мальсибер, братья Лестрейнджи, Эйвери и Нотт-старший. По рассказам авроров, стоявших в тот день в дозоре, беглецам помогли дементоры, которые внезапно вышли из повиновения и открыли камеры преступников.
В «Ежедневном пророке» вышла заметка, полная невероятных выдумок, и среди всей этой шелухи — рассказ о таинственном маге, призвавшем этих темных существ и дававшем им указания. На такое был способен лишь почивший Волдеморт. Поэтому вспыхнула новая волна слухов о его возвращении.
Отголоском этой шумихи стало появление в Хогсмиде патрулей авроров, но на Хогвартс это мало повлияло, так как там училось новое поколение, родившееся на излете войны. Вражда факультетов за мирные годы угасла. Никто больше не воспринимал слизеринцев, как будущих темных магов, а гриффиндорцев — как героев и спасителей. Из них не растили воинов двух противоборствующих армий
Глава 6. Интерлюдия 1: Темный Лорд и его крестражи
Маленький Том больше всего боялся смерти, так как безумно хотел жить. Превратившись в Волдеморта, он возжелал бессмертия, как средства власти и способа показать, насколько он особенный. Упоминание Слизнорта о крестражах настолько заинтересовало его, что юный Реддл сделал все возможное, чтобы вытрясти из зельевара известные ему сведения об их создании.
Гораций, разумеется, предостерегал своего любимого талантливого ученика, насколько опасно разбивать душу на части. Помимо того, что коверкаешь собственную жизнь, убивая, еще и лишаешь другого права на существование. Но Волдеморта всегда интересовало лишь собственное будущее, а на остальных ему было плевать.
Его не пугало, что каждый новый крестраж будет лишать его чего-то важного. Тем более что зельевар перечислял такие никчемные качества, как человечность, доброта и умение любить. Возможные приступы ярости тоже не останавливали. В конце концов, темный повелитель должен наводить ужас даже на подчиненных, не то, что на врагов.
Получив азы от Слизнорта, Волдеморт перерыл множество книг по черной магии, прежде чем все же найти ту, где рассказывался способ, как разбить свою душу на части. Причем истинного бессмертия человек мог достичь, создав максимально возможное число крестражей — шесть. К этому Том и стремился.
Первой пробой стал магловский ежедневник, который юный Волдеморт таскал всюду с собой. Произошло это потому, что, убив Реддлов-старших, он впервые ощутил внутренний раскол души, а подходящей вещи, чтобы заточить в нее оторвавшуюся часть, не оказалось. Вернее, достойной вещи. Это уже много позже Том решил приспособить для этого реликвии Основателей и другие ценные артефакты.
Медальон Слизерина, чаша Хаффлпафф, диадема Рэйвенкло — одни названия чего стоят, а если еще вспомнить, что вещи охраняли части его души… — Волдеморт был влюблен в эти предметы.
Амбиции требовали, чтобы он использовал что-то, принадлежащее Гриффиндору. Но, во-первых, этот маг оставил после себя слишком мало предметов: шляпу и меч. Первая использовалась при распределении учеников в Хогвартс, но, если разобраться, имела непрезентабельный вид и была подвержена старению. Второй слишком хорошо охранялся.
Во-вторых, артефакты, принадлежащие откровенно светлому магу, врагу Слизерина, потомком которого Волдеморт являлся, могли и не превратиться в крестраж. Поэтому темный маг отказался от этой идеи и взял за вместилище старинный перстень, передающийся в семье Гонтов из поколения в поколение и, по слухам, как и медальон, принадлежавший когда-то Салазару, точнее, даже его предку — Кадмиусу Певереллу.
После этого Волдеморту осталось создать лишь еще один крестраж до полного комплекта. И тут дело застопорилось. Ему никак не удавалось найти достойное вместилище. Любимица Нагини — настоящий магический фамилиар и единственный друг — предлагала себя на эту роль. Но он не знал, можно ли поместить часть собственной души в чужой разум. К тому же, змея — смертное создание. Разумность подобной осторожности подтвердилась, когда ее убили в одной из стычек с аврорами.
А в Министерстве вообще была совершена масса ошибок. Ему следовало придти туда под чарами и забрать пророчество. Но сначала Волдеморт посылал за ним сторонников, не зная, что шара могут коснуться лишь трое: он сам, Поттер и Дамблдор. Затем заманил туда мальчишку. Однако когда имеешь дело с Поттером — результат непредсказуем. Пророчество разбилось, мальчишка в очередной раз переиграл Темного Лорда. И лишь победа над давним врагом, Дамблдором, грела пострадавшее самолюбие Волдеморта.
***
Именно триумф, околдовавший разум, помешал разработать по-настоящему гениальный план дальнейшего противостояния с Избранным. Волдеморт, как всегда, недооценил Поттера. А как иначе?.. Едва достигший совершеннолетия мальчишка, и он — умудренный опытом волшебник. И вдруг этот светленький, добренький маг, почти ребенок, применил настолько темное заклятие.
Волдеморт ощутил каждой клеточкой тела, как сгорает его плоть, как основа души панически пытается покинуть этот бренный мир. Потом была пустота и забвение…
То, что он не умер, а оказался в чьем-то разуме, было неожиданно, почти волшебно. И лишь воспоминание о крестражах, которые он сам создавал, поумерило восторг. Но все равно первым порывом было желание поблагодарить Горация Слизнорта, который натолкнул на эту идею. Возможно, когда-нибудь он так и сделает.
В отличие от пребывания в разуме Квиррелла, который пошёл на это добровольно, в нынешнем вместилище душе Волдеморта было неуютно. Хозяин всеми силами сопротивлялся, пытался вытолкнуть гостя. И лишь какая-то частичка тьмы мешала этому произойти, да еще тот факт, что маг, в разуме которого оказался подселенец, даже не догадывался об этом.
Именно здесь Волдеморт впервые пожалел, что разорвал свою душу на столько частей. С одной стороны, именно они удержали его в этом мире, невзирая на примененное Поттером заклинание. С другой, будь он целостней, ему было бы легче подчинять себе чужой разум, заставлять уйти на задний план и отдать тело в чужое владение.
Усложняли процесс подчинения и некоторые другие факты: носитель был сильным магом и почти идеальным человеком. На него плохо действовало «Империо», он мало пил, не применял зелий, одуряющих сознание. Однако Волдеморту время от времени все же удавалось перехватить управление на себя.
Серьезным прорывом был день, предшествующий ночи Самайна. Хозяин тела был расстроен, позволил себе лишнее, расслабился. А Темный Лорд не дремал: тут же перехватил инициативу и аппарировал в Литтл-Хэнгелтон, где в развалинах дома Гонтов было спрятано кольцо Певереллов.
К счастью, оно оказалось на месте и целым. А еще процедура слияния осколка души с основной частью была не слишком сложной и не требовала ни раскаяния, ни особого ритуала — лишь довольно темного заклинания. Правда, соединение было не полным — они так и оставались независимыми друг от друга. Но зато их, враждебных, теперь будет две в негостеприимном разуме.
Еще одной приятной новостью стало присутствие в доме Реддлов юных сторонников, готовых не только мстить за арестованных отцов, но и слушаться его, своего господина. Но Волдеморт не собирался пока им полностью доверять, как и затевать что-то грандиозное. Вот упрочит свои позиции, а то и вовсе отвоюет чужое тело… Пусть пока сеют смуту и набирают новых членов.
***
Пробуя свои новые возможности, Волдеморт связался с потомками Фенрира. С одной стороны, он всегда недолюбливал оборотней, считая их второсортными магами. С другой — из них выходили послушные подчиненные, беспощадные к врагам и наводящие ужас.
Другим шагом стало освобождение из тюрьмы своих ярых последователей. Их, правда, оказалось меньше, чем он рассчитывал. Вернее тех, кто не сошел с ума и рискнул сбежать. Та же Беллатриса, к примеру, окончательно спятила, а Кэрроу, брат и сестра, предпочли остаться в камере, а не жить в вечном страхе быть пойманными и приговоренными к поцелую дементора. Но те шестеро… Каждый стоил десятка, и они горели жаждой мести.
Все эти манипуляции приходилось проводить с большими перерывами. Это безумно раздражало и утомляло Волдеморта: ему все еще не хватало сил завоевать разум носителя. И тогда он решил собрать мозаику из частей собственной души и заставить действовать, как единое целое.
Никто до него не совершал ничего подобного. Но раз получилось с осколком, заключенным в перстень Певереллов, то получится и с остальными. Хотя ему пришлось повторно сожалеть об их количестве и разбросанности по территории Британии. Чтобы до них добраться, Волдеморту требовалась большая уединенность, чем обеспечивал хозяин тела.
Носитель был общительным человеком, работал и находился под постоянным надзором. Долгое отсутствие, провалы в памяти — все это могло вызвать чужой интерес. К тому же высвобождение частички души, помещенной в предмет, и тем более ее присоединение к основе можно было производить исключительно в особые дни. Ближайшей такой датой был Белтайн.
Когда-то Волдеморт гордился созданным хранилищем для медальона Слизерина и в дальнейшем собирался поместить все свои крестражи в нечто подобное. Сейчас оно было единственным и неповторимым. Сложись обстоятельства иначе, он не стал бы деактивировать именно этот крестраж, но… другие были более недоступными.
Диадема Рэйвенкло была спрятана в Хогвартсе, где в течение учебного года находилось слишком много народа, а чаша Хаффлпафф — в подвалах приюта, который не пустовал никогда. Ждать до лета или надеяться, что он наберет сил без дополнительного осколка души, Волдеморт не мог, поэтому и начал с уединенной пещеры, где когда-то испытывал свои стихийные магические силы над доверчивыми приятелями.
Каково же было его разочарование, когда оказалось, что этот совершенный тайник разорен. Собственный слуга, клявшийся в верности и преданности, добрался до медальона и уничтожил его. И то, что удачливый вор недолго торжествовал, погибнув под натиском мерзких инфери, которые охраняли подходы к чаше, не стало утешением.
– Нет! — взревел Темный Лорд, дочитав издевательскую записку, оставленную предателем, и, чувствуя, что теряет контроль над чужим телом, срочно аппарировал из опустевшей пещеры.
Не хватало еще, чтобы носитель заподозрил об его присутствии в собственном разуме!
***
Гарри проснулся от собственного крика. Он плохо помнил, как добрался вчера до особняка Блэков, так как перебрал с алкоголем, расставшись с очередной смазливой пустышкой. Но его взволновало не странное местоположение, и даже не провал в памяти от избытка спиртного в крови. Было кое-что похуже: сон, яркий, красочный, такой реальный…
Он снова ощущал себя Волдемортом, посещал в этом облике мрачную пещеру, где под толщей черных вод озера прятались зловещие охранники — инфери, а на острове стояла чаша, полная зелья, которое, если его выпить, вызывало прилив самых худших воспоминаний.
На ее дне прятался медальон Слизерина — крестраж, хранящий частичку души темного мага. Вернее, якобы хранящий… Регулус Блэк, брат Сириуса, казавшийся ярым поклонником Волдеморта, предал его, уничтожив артефакт адским пламенем и заменив жалкой подделкой с издевательским посланием.
Гарри провел ладонью по раскалывающейся от боли голове. Что это, дурной сон, навеянный пьяным подсознанием или реальное видение, какие случались до его победы над Волдемортом?.. Судя по тому, что из шрама текла кровь — последнее. А ему так не хотелось верить, что этот монстр снова вернулся!
После треклятого нового пророчества Трелони, когда он устроил безобразную истерику, Гарри уже несколько раз снились сны-видения, в которых Волдеморт встречался с юными последователями своих идей. Тогда его тоже одолевали чужие эмоции: гордость, что растет смена, недоверие к безусым юнцам, застарелая неприязнь к оборотням, полулюдям-полуживотным. Но Гарри списывал это на разыгравшееся воображение и приступы паранойи.
Призыв дементоров его впечатлил гораздо больше. Видеть себя окруженным этими тварями и не ощущать липкого страха, а лишь чувство собственного превосходства, что они признают твой авторитет, было неправильно. А радость от встречи с закоренелыми преступниками, потерявшими человеческий облик в погоне за химерой власти и магической мощи, вызывала резкое неприятие в душе…
Теперь же, сидя на полу в прихожей пыльного дома Блэков, чувствуя вчерашнее похмелье и головную боль, Гарри окончательно понял, что все это — не плод его больного воображения. Волдеморт вернулся и набирает мощь. Задержало его душу на земле наличие якорей — крестражей, и не одного — нескольких!
Осознание этого кошмарного открытия выветрило остатки алкоголя. Гарри поспешно вскочил, привел себя в порядок и кинулся в Хогвартс, чтобы поделиться этим знанием с самыми близкими и надежными людьми: с Гермионой и Северусом.
То, что девушка была его опорой и поддержкой, он знал уже с первого курса. Профессор же получил эту роль относительно недавно.
После того как Снейп защитил его от Волдеморта в Отделе Тайн, Гарри пересмотрел свое отношение к нему. Он осознал, что строгий учитель не испытывает к нему ненависти — просто у него сложный характер. К тому же, внешностью Гарри напоминал Джеймса, школьного врага и соперника Северуса. Когда наставник понял, насколько сын отличается характером от отца, стало легче, а после выхода парня из комы они по-настоящему сблизились и подружились, стали называть друг друга по именам.
Глава 7. Неприятные вести
В последние годы ученики и учителя старались не оставаться в школе во время весенних каникул. Но тревожные заметки об участившихся нападениях юных последователей Волдеморта сделали свое черное дело. В этом году за столом в Большом зале собиралось достаточно много народа. Северус был в их числе. Впрочем, он не изменял этой традиции с тех пор, как одиннадцатилетним мальчиком переступил порог Хогвартса.
Северус искренне ненавидел дом отца, расположенный в бедном магловском районе. Особняк родителей матери был слишком запущенным и угрюмым и откровенно пугал его. А собственным жилищем он так и не обзавелся.
Старинный замок давно стал ему истинным домом, и Северус любил проводить тут свободное время. Обычно его радовали полупустые коридоры, возможность покопаться в лаборатории в собственное удовольствие, посидеть в огромной библиотеке за книгой. Но этой весной Северус внезапно ощутил грусть и свое одиночество. А все из-за того, что его верная свита в последние месяцы, Гарри и Гермиона, разъехалась по своим делам.
Общение с оставшимися преподавателями не приносило того удовольствия, как с этими двумя. Вектор слишком много себе позволяла, считая, что имеет на это право после Рождественского бала. Пинс предпочитала человеческому общению книги, Трелони много пила. Хагрид был весь в заботах о монстрах и тоже любил приложиться к бутылке. А Слизнорт… Старик мог бы поддержать беседу на зельеварческую тему, но предпочитал трястись над каждой статьей в «Ежедневном Пророке» и был неинтересен.
Внезапное возвращение Грейнджер было воспринято Северусом, как подарок небес. Его поначалу не смутило, что она вернулась чуть грустной, подавленной и лишь вяло улыбнулась ему. Северус даже собирался проигнорировать эти знаки, но затем все же поинтересовался:
– Вы чем-то огорчены?
– Даже не знаю… — задумчиво откликнулась Гермиона. — Дома вроде все в порядке. Родители встретили меня радушно и искренне радовались моему появлению. Но меня не оставляет ощущение, что я там чужая. С тех пор, как у меня появился маленький брат, их внимание и любовь принадлежат ему.
– Банальная ревность, — подколол он.
– И это тоже, — покладисто согласилась она. — Я никогда не хотела братика — мне вполне хватало в этой роли Гарри. К тому же, я считала, что мама уже не в том возрасте, чтобы рожать. Хотя… Ей было двадцать, когда я появилась на свет.
– Но дело не только в брате, ведь так?
– Как сказать. Просто Дэвид наглядно показал мне, чего на самом деле ожидали от меня родители. Он — добрый, умненький мальчик и, как я, любит читать и учиться, но, в отличие от меня, в нем нет магической силы. Поэтому Дэвид им ближе, понятней. К тому же, они всегда мечтали именно о сыне.
На несколько мгновений на ее красивое лицо набежала тень, затем глаза загорелись лукавым блеском, и девушка закончила более весело:
– Впрочем, я уже выросла, и мне не так сильно нужны родители. Мой мир здесь, рядом с вами…
– Я вряд ли заменю их вам, — решил уточнить Северус.
– От вас этого и не требуется, — заверила Гермиона. — Иллюзию родства может дать Гарри — мой названный братец. А вы… — Она запнулась и чуть коряво закруглила: — Это вы.
На языке Северуса крутился вопрос, что это значит в ее понимании. Но где-то глубоко в душе, где жили радужные мечты и несбыточные надежды, прятался нужный ответ. Поэтому он отшутился:
– Да, я — это я: старый мудрый ворон, летучая мышь подземелий или их ужас и самый молодой директор Хогвартса.
Задорный смех, благодарность и что-то еще в ее карих глазах стали ему лучшей наградой.
***
Пару дней Северус и Гермиона наслаждались общением друг с другом. Он видел отражение своих чувств в ее глазах, и иногда ему нестерпимо хотелось преодолеть пропасть, стать больше, чем наставником и другом, но… Эти метания прервало внезапное появление Гарри.
«Поссорился с очередной подружкой?» — мелькнуло в голове у Северуса. Если бы он мог вмешиваться, то сказал бы этому оболтусу сразу, что Ромильда Вейн — не пара для него. Ей нужен Герой, Победитель Волдеморта, а не просто Гарри со своими проблемами, неуверенностью и грузом прошлого. Но Поттер, как всегда, повелся на смазливую мордашку и умильные глазки.
В этом отпрыск Джеймса не походил на своего папашу, который, как и Северус, влюбившись в Лили Эванс еще в детстве, пронес это чувство через годы. Гарри сочетал в себе несочетаемое: влюбчивость и желание найти ту, единственную, доверчивость и подозрительность, непостоянство и преданность.
Впрочем, Гарри не повезло сразу встретить свою «Лили», и Северуса радовало, что он не увидел ее в Гермионе. Девушка, так не похожая на подругу детства, была нужна ему самому, так как, кажется, сумела подобрать ключик к его израненному сердцу.
Все это успело промелькнуть в голове у Северуса, пока Гарри быстрым шагом шел от дверей по Большому залу. А затем до него дошло, что случилось нечто ужасное, связанное с Волдемортом, и в душе всколыхнулся забытый страх, неуверенность в завтрашнем дне и боязнь за близких людей. Как ни странно, сейчас к малочисленному списку, в который входил пока лишь этот растрепанный парень, прибавилась еще и кареглазая девушка, тоже не всегда ладившая с волосами.
Мысль не успела позабавить, так как Поттер наклонился к Северусу и громким шепотом, чтобы слышала только Гермиона или, на худой конец, кто-то из преподавателей, но не студенты в зале, взволнованно сообщил:
– Волдеморт вернулся! Теперь я точно уверен и даже знаю, что задержало его дух на земле!
– Что? Как?.. — сдавленный вскрик Гермионы остался незамеченным из-за обморока Слизнорта.
Девушка кинулась приводить в чувство старика и забыла о собственном страхе, а Гарри, будто не заметив испуга пожилого декана, рассказывал о своих снах-видениях, о крови из старого шрама, о позабытом единении с монстром.
– Представляете, он создал крестражи, не один — несколько! — завершил свою речь Поттер.
Его слова едва не послужили поводом для нового обморока зельевара, а затем старик вскочил с пола и, как молодой, ринулся из зала. Северус поспешил за ним — пора было выяснить, почему Гораций так болезненно реагирует на все это.
***
Войдя в апартаменты зельевара, Северус застал уже знакомую картину: Слизнорт поспешно собирал чемоданы. Желая вывести Горация на чистую воду, директор припечатал:
– Вы ведете себя так, будто лично причастны к новому возвращению Волдеморта.
Сдавленное «ох», и старик грузно опустился на стул.
– Не вынуждайте применять легиллименцию или поить вас веритасерумом, — продолжал давить Северус.
Еще один вздох, поникшие плечи, затем затравленный взгляд и тихое признание:
– Я действительно считаю себя причастным.
Слизнорт надолго замолчал, но Северус, не желая нянчиться с ним и откровенно переживая, как там Гарри и Гермиона, не нуждаются ли в его поддержке, поторопил:
– Рассказывайте. Не томите.
– Когда Том еще был моим учеником, я любил устраивать вечеринки, — издалека начал Слизнорт.
– Да, я тоже застал ваши вечера Клуба Слизней, когда был студентом, — кивнул Северус.
– Нет, речь не совсем об этом. Тогда я еще проводил внутренние посиделки на территории Слизерина, так сказать, чтобы сплотить своих змеек. И юный Том Реддл, красивый, общительный, казался прекрасной кандидатурой для связки.
– Он умел обворожить и увлечь за собой.
– Что есть, то есть. Мне было приятно, что он внемлет мне как оракулу, слушает мои наставления. Я старался показать все свои знания и еще больше заинтересовать его…
Гораций замолк, вспоминая те времена. Северус мог понять старика. Он сам умудрился стать жертвой обаяния Темного Лорда. Правда, его извиняла молодость…
– Однажды я заикнулся о крестражах. Потом опомнился, замял разговор, но было поздно, — тем временем продолжил Слизнорт уже более нервным тоном. — Том вцепился в эти сведения бульдожьей хваткой, и все давил, давил. К моему счастью, я мало знал по этой теме… Но он, видимо, изучил ее сам. По крайней мере, мне это пришло в голову сразу же, когда я увидел черную метку над домом Гонтов. Слова Трелони лишь подтвердили догадку.
Повисло очередное молчание. Северус не знал, стоит ли сердиться на старика, что скрывал это и признался лишь под давлением. Изменилось бы что-нибудь, выйди все наружу еще весной? Вряд ли. Если только…
– Вы в курсе, сколько крестражей у Волдеморта, где они?
– Откуда?! — искренне открестился старик. — Могу лишь сказать, что человек способен разорвать свою душу на семь частей, и, зная амбиции Тома, он так наверняка и поступил.
– О Мерлин! — воскликнул Северус. — Шесть, нет, пять, если вспомнить видение Гарри, непонятных, опасных предметов, спрятанных неизвестно где под защитой изощренных проклятий. И если ли способ их уничтожить?..
– Три, — поправил Гораций и пояснил, увидев непонимание на лице собеседника: — Один он явно нашел в развалинах дома Гонтов и как-то деактивировал. И еще… на втором курсе Поттера была история с дневником Реддла. Так вот, я думаю, это был крестраж.
– И уничтожил его Гарри клыком василиска. Чем не способ?..
– Да, хотя наверняка есть и другие.
Они снова замолчали. Затем Северус переменил тему:
– Это не объясняет, зачем вы стремитесь покинуть школу.
– Страх. Паника. Боюсь, что он до меня доберется, — послушно пояснил Слизнорт.
– Повторюсь, Хогвартс — самое неприступное для него место. Его здесь нет, — напомнил Северус и вдруг потрясенно осведомился: — Или вы подозреваете кого-то из нас?
– Что вы, что вы! — поспешно отказался Гораций.
– В таком случае, перестаньте паниковать и разбирайте вещи! — приказал директор.
– Вы правы, — вздохнул штатный зельевар, несколько приходя в себя, и принялся вытаскивать из чемодана мантии и рубашки.
Глава 8. Записки Альбуса
Гарри и Гермиона обнаружились на смотровой площадке Астрономической башни. Поттер снова был на взводе, но не выкрикивал истеричные фразы, а подавленно сидел, отгородившись защитным куполом, как еж иголками, и явно считал себя виноватым, что не добил Волдеморта.
Девушка стояла в паре шагов от преграды, не решаясь ни уйти, ни разрушить ее. На ее лице была видна жалость к страдающему другу и панический страх перед грядущим. Сердце Северуса наполнилось жалостью и желанием уберечь. Поддавшись ему, он подошел к Гермионе, обнял за плечи, притянул к себе и сказал:
– Ты не одна. Мы вместе. А это дает силу и уверенность.
– Ты это говорил еще осенью, — припомнила она, разворачиваясь к нему лицом.
– Да, но повторюсь и добавлю: с тех пор мы значительно сблизились.
– Грядет нечто страшное, и такой близости уже недостаточно.
Сказав эту фразу, Гермиона подняла глаза, их взгляды встретились и непонятно, кто первый потянулся, чтобы слиться в поцелуе.
Через некоторое время Северус вспомнил о Гарри и мягко отстранил Гермиону, вернее, снова развернул ее к себе спиной и, продолжая обнимать за плечи, обратился к молодому человеку:
– Поттер, у нас много дел, а ты сидишь и упиваешься придуманной виной.
Гарри никак не отреагировал, явно уйдя в свои думы, и тогда Северус добавил:
– Нет, если тебе так нравится… Кто я такой, чтобы уговаривать?.. Мы прекрасно справимся вдвоем с Гермионой. А ты можешь сидеть и киснуть, сколько душе угодно.
– Запрещенный прием, Северус, — хрипло оповестил Поттер, опуская щиты. — Ты пришел позубоскалить или у тебя есть план?
– Когда у меня его не было? — ухмыльнулся Снейп. — Нам всего-то и надо пойти туда, не знаю, куда, найти то, непонятно что, и все будет, как надо.
– А если серьезно? — встряла Гермиона. — Мне показалось, что Слизнорт что-то знает об этом, и что вы поговорили.
– Ты догадлива, — подтвердил Северус. — Гораций был тем человеком, от которого юный Реддл впервые узнал о крестражах. Сегодня я выбил из него это признание и узнал, сколько их у Волдеморта.
– Четыре, — подал голос Гарри. — Судя по моим видениям, он что-то нашел в Литтл-Хэнгелтоне.
– Три, — возразил Северус. — Дневник Реддла тоже им был. Так что минус еще один. Но Гораций не в курсе, что это и где спрятано.
– Но почему он раньше молчал?
– Ты тоже не торопился рассказать о возобновившейся связи с Волдемортом.
– Перестаньте, — остановила Гермиона зарождающуюся ссору. — Что-то мне подсказывает: не только эти двое не раскрывали своих секретов. Был еще один человек.
– Кто же? — хором спросили мужчины.
– Дамблдор! — прозвучал ответ.
– Хм, это мысль… — протянул Северус. — Старик любил недомолвки.
– Жаль, его теперь уже ни о чем не спросишь, — разочарованно произнес Гарри.
– Можно попробовать узнать у портрета, — предложила Гермиона.
– Весьма неудачная работа. Альбус на нем умеет лишь предлагать лимонные дольки и хитро подмигивать, — остудил ее пыл Северус, но, видя разочарованные взгляды молодых людей, сжалился и признался: — Есть кое-что получше. Он вел дневники, вернее — беспорядочные записи. Я уверен, они содержат много полезных сведений.
***
Впервые попав в кабинет директора в качестве его нового хозяина, Северус обнаружил массу вещей, оставленных Дамблдором. Но тогда ему не хватило нахальства заглянуть хоть в одну из записей, которые старик не успел спрятать, так как погиб внезапно. Сейчас же к этому подталкивало не праздное любопытство, а острая необходимость.
– Мерлин, тут их сотни! — воскликнула Гермиона, уставившись на гору разновеликих пергаментов. — И записи в них абсолютно бессистемны.
– Это только малая часть наследия Альбуса, относящаяся к последнему периоду его жизни — очень длинной, а вел он их постоянно, — заметил Северус, указывая на шкаф, забитый такими же пергаментами.
– А еще Дамблдор любил оставлять свои мысли в фиалах, чтобы при необходимости вернуться и покопаться в них, не напрягая память, — добил подругу Гарри, вытаскивая с полки другого шкафа закупоренный сосуд с серебристой субстанцией внутри. — Вот на этом, например, имеется странная пометка «ТК». Спорю на что угодно, что там воспоминание о василиске и дневнике Тома Реддла.
– При таком раскладе мы застрянем тут на годы, — разочарованно протянула Гермиона, но все же решительно придвинула к себе свою часть работы.
Северус недолго полюбовался ее склоненной головкой и шевелящимися губами, проговаривающими слова, написанные витиеватым почерком Дамблдора, чтобы лучше их разобрать. Затем заглянул в думосбор, куда Гарри вылил содержание фиала. Там юная версия мальчишки, чумазая, заляпанная кровью, сбивчиво рассказывала директору о происшествии в Тайной комнате. Отдельной струей витали его воспоминания, явно добытые покойником с помощью легиллименции.
– Даже не предупредил, — проворчал Гарри, тоже наткнувшись на это.
– Ты был ребенком, и Альбус наверняка решил, что проявляет этим заботу о тебе, не травмируя дополнительными расспросами, узнавая обо всем напрямую, — с неодобрением предположил Северус и, вынырнув из воспоминаний, занялся своей частью рукописей.
Ему повезло. В первом же из пергаментов он наткнулся на размышления Дамблдора по поводу дневника Реддла:
«Ничего подобного не встречал. Дневник, вытягивающий магическую силу из человека, контактирующего с ним. Призрачный Том, руководящий Джинни, как марионеткой, ставший настолько материальным, что смог взять в руки палочку Гарри… Это что угодно, но не воспоминание!»
Позднейшая приписка: «Бог мой! Том отважился на такую страшную вещь, как создание крестражей. Можно ли его все еще называть человеком? И впервые, что наиболее ужасно, он проделал подобное в школе».
– Ты права, — сказал Северус, обращаясь к Гермионе. — Альбус знал о крестражах.
– Это стало очевидным, когда я узнала, что дневник — именно такой артефакт. Ведь он не один день находился в руках директора. Я бы на его месте исследовала эту странную штуку. Дамблдор тоже не удержался, — пояснила свои выводы она, пожимая плечами, и снова углубилась в изучение пергаментов.
В этот день они засиделись в кабинете допоздна и договорились на ежевечерние бдения.
***
Не каждый вечер был настолько продуктивным. Они неделями не находили ни строчки о крестражах или им попадались странные записи типа: «Том явно увлекся реликвиями Основателей. Это не к добру!» Отвлекали их и повседневные школьные дела: уроки, проверка контрольных работ, отработки, закупка ингредиентов и инвентаря, педсоветы.
Иногда же сведения сыпались как из рога изобилия. Так, в один из удачных дней они наткнулись на десяток пергаментов и несколько фиалов с воспоминаниями, содержащими записи и сцены, рассказывающие, как Волдеморт собирал памятные вещи Основателей: медальон Слизерина, диадему Рэйвенкло, чашу Хаффлпафф. Были там и выводы, где их искать.
«Том обожал копаться в собственном и чужом прошлом. Отсюда и страсть к реликвиям. Сделав из них крестражи, хотя для этого подошел бы любой предмет, он прятал их не беспорядочно. Чашу он оставил в подвале приюта, где провел долгие годы, считая его своеобразным домом. Кольцо своих предков, Гонтов, схоронил в развалинах их особняка. Медальон поместил в пещеру, где пробовал свои магические силы. Диадему по этой логике должен был привезти из Албании в Хогвартс — еще один свой дом, и наверняка так и поступил, когда пробовал устроиться преподавателем».
– Это в разы упрощает задачу! — обрадовалась Гермиона, которой и попалась эта запись.
– О да. Всего лишь обыскать огромный Хогвартс, — скептически заметил Гарри.
– Это гораздо проще, чем обследовать всю Британию, — парировала его подруга.
– Я думаю, что нам не придется метаться по всему замку. Достаточно будет проверить территорию Слизерина, Тайную комнату и Выручай-комнату, — предположил Северус.
– Не ошибусь, если скажу, что Тайная комната отпадает. Придя на собеседование, Том вряд ли смог бы незаметно туда пробраться, — усомнилась девушка.
– Если рассуждать так, то и в общежитие Слизерина Волдеморт не мог пойти — далековато от цели. Зато Выручай-комната по дороге к кабинету директора, — сузил еще поиски Гарри. — Осталось лишь понять, как он ее себе представлял.
– Как склад ненужных вещей, к примеру, — выдала Гермиона и предложила: — Проверим?
– Мы сделаем это летом, когда в замке останется лишь несколько преподавателей, — остудил ее энтузиазм Северус. — И вообще, предлагаю сначала заняться чашей. Она лежит в более доступном месте для Волдеморта. Если верить Слизнорту, то Темный Лорд, найдя кольцо Гонтов, деактивировал его и стал сильней. Нельзя допустить, чтобы то же самое повторилось с чашей!
– А чем займемся сейчас? — все еще пылая жаждой деятельности, поинтересовалась девушка, не замечая его горячности.
– Будем листать пергаменты дальше, — ответил мужчина — Мы пока не знаем, что является последним крестражем, да и способы их уничтожения нам тоже неизвестны.
Молодые люди погрустнели от перспективы такого скучного занятия, но послушно приступили к делу.
***
К концу учебного года им стало понятно, что крестраж можно разрушить тремя способами: адским пламенем, ядом василиска и мечом Гриффиндора, считающимся сосредоточием светлой магии.
В последнем великий Дамблдор сомневался. Он долго исследовал меч, но нашел его обыкновенным оружием. Да и создание крестражей было изобретено задолго до того, как выковали этот клинок. К тому же, Годрик вряд ли что-либо знал о них, так как практически не интересовался темными искусствами.
Яд василиска был проверенным на практике средством. Именно с помощью его был уничтожен дневник Тома Реддла. Но этот редкий ингредиент сохранился лишь в клыках погибшего монстра. Извлечь его оттуда было проблематично, почти невозможно. Носить в кармане оторванный зуб… чревато неприятностями. Как саркастично заметил Северус, недолго и отравиться, а знакомого феникса, чтобы поплакать над ранкой, больше не осталось — Фоукс ушел в небытие вслед за хозяином.
Если же всерьез, то яд долго не сохранялся в оторванном зубе. Чтобы им воспользоваться, надо было бы принести крестраж в Тайную комнату. Дамблдор же считал, что длительный контакт с таким артефактом влиял на психику любого мага, кроме Волдеморта. Троица предпочитала верить сделанным выводам и не рисковать. Поэтому чашу, когда они ее обнаружат, было решено сжечь в адском пламени. А вот диадему… Впрочем, следовало сначала дождаться лета.
Пока же они упорно продолжали искать сведения о последнем крестраже, но, сколько не перебирали пергаментов, почти ничего не нашли. Единственное, что попалось им по этому поводу, было непонятное рассуждение:
«Я замираю от ужаса, когда подумаю, что мои размышления верны. Том создал-таки последний крестраж, не зная и не ведая об этом. И теперь он существует, живет своей жизнью. Что самое кошмарное, я вижу один только способ избавиться от него: Волдеморт должен сам его уничтожить. Но, Мерлин всемогущий, как я скажу замешанным в этом лицам?!»
– Я понял, что ничего не понял, — признался Гарри, прочитав этот отрывок.
– Можно подумать, что последний крестраж живой, — неуверенно произнесла Гермиона. — Но это же невозможно! Или?..
– Думаю, нет. Альбус имел в виду что-то иное, — усомнился Северус и воскликнул в сердцах: — Будь проклят этот старик с его недомолвками!
На этой эмоциональной ноте они решили отложить на время дальнейший разбор пергаментов. Этого требовали школьные дела: конец учебного года и экзамены. А потом они поедут за чашей. Что до последнего крестража… Каждый из троицы взял часть рукописей себе, чтобы просматривать на досуге.
Глава 5. Суета сует
День всех влюбленных стал очередным испытанием нервов бедного директора. С утра женская половина Хогвартса начала собираться стайками, шушукаться и глупо хихикать. Даже преподавательниц
это коснулось. По крайней мере, они выглядели беззаботней и благосклонно принимали валентинки от учеников. Грейнджер, разумеется, могла похвастаться их рекордным количеством.
Впрочем, от розово-красных надушенных сердечек не был застрахован никто. Северус тоже получал их ежегодно даже в то время, когда упорно изображал из себя «Сальноволосый Ужас Подземелий». Теперь и подавно. Нынешний праздник не стал исключением.
читать дальшеСреди почти одинаковых посланий, полученных Северусом, одно выделялось скромностью и больше походило на обычное письмо, хотя и сложенное причудливым образом. Как ни странно, оно было от Грейнджер.
«Очередная издевка», — мелькнула яростная мысль, отдающая горечью, но он мужественно не испепелил пергамент, более того, развернул и углубился в чтение:
«Я долго гадала, почему вы смотрите на меня с такой злобой. Почему избегаете и нацепили излюбленную маску «холодного мерзавца». И лишь накануне этого поистине дурацкого праздника поняла. Вы наверняка решили, что я подстроила случай с омелой. Уверяю, хмурый вы параноик, это была случайность! Я проторчала в том треклятом коридоре почти час, что было отнюдь не приятным времяпрепровождением».
Облегчение просто обрушилось на Северуса, накрывая с головой. Ему даже показалось, что стало легче дышать. Настроение подпрыгнуло, а вместе с ним развеялись страхи, появившиеся после визита в Литтл-Хэнгелтон.
И в самом деле. Увидел он кучку озлобленных юнцов, жаждущих крови. И что?.. Можно подумать, сразу после падения Волдеморта их было мало! Достаточно, но… справились — кого-то распугали, кого-то даже арестовали. Так будет и сейчас.
Как связано все это с письмом Грейнджер, Северус не мог объяснить, но тем не менее. Может, он ощутил, что не останется в одиночестве, когда предсказанное Трелони начнет сбываться? У него будет дружеская поддержка бывших гриффиндорцев, и почему-то от кареглазой девушки получить ее было важней, чем от несносного мальчишки, который повзрослел.
***
После получения письма от Грейнджер общаться с ней стало удовольствием. Они почти ежедневно находили повод пройтись по коридорам замка и поболтать. Северус бросался саркастичными замечаниями и наслаждался, получая такой же ядовитый ответ.
Обсуждали они школьные дела, прочитанные книги, статьи в научных журналах и, разумеется, услышанное пророчество.
Неожиданно он рассказал Гермионе о посещении Литтл-Хэнгелтона. На ее лице отразилась гамма чувств: от разочарования до натуральной тревоги. Затем решимость и слабая надежда, что все это ерунда. Северусу хотелось то поддержать ее, то утешить, то заверить, что будет рядом, а главное — просто обнять и прижать к себе. Разумеется, он ничего не предпринял. Но после этого откровенного разговора они еще больше сблизились.
Северус начал ловить себя на том, что невольно придвигается ближе к приятной собеседнице, занимает место рядом с ней в Большом зале, частенько касается девушки, подолгу глядит на нее. Гермиона тоже могла позволить себе схватить его за руку, подсесть за его столик в кафе, если они выбирались в Хогсмид. Прислониться к его плечу, стоя, например, на смотровой площадке Астрономической башни, куда оба любили подниматься.
Иногда к ним присоединялся Поттер. Но как ни странно, лишний человек не мешал, а скорее служил связующим мостиком. При нем разговоры наполнялись легкостью или становились серьезнее — в зависимости от темы.
Изредка Северус приглашал молодых людей к себе в кабинет на «чашечку чая», подтрунивая над собой и над ними: мол, место заразное и скоро на столе появятся лимонные дольки, а у него на носу — очки-полумесяцы.
Но такие вечера были бесценны, потому что напоминали семейные посиделки из мечтаний Северуса о домашнем уюте. Правда, он никак не мог распределить роли в этой идиллии. Считать себя «любимым дядюшкой» при молодой паре не хотелось, счастливым супругом Гермионы — нереально и самонадеянно.
И какова тогда роль Гарри?.. «Друг семьи» — слишком двусмысленно при разнице в возрасте между мужчинами. Брат жены?.. Уже лучше, но тоже не совсем то. Считать же Поттера сыном было больно — вспоминалось, что это могло быть не фантазией, повернись все по-другому.
С приходом весны прогулки по коридорам были разбавлены блужданием по территории школы. Постоять на берегу Черного озера, выискивая тени кальмара или русалок, посетить Хагрида с его радушием, каменными кексами и воспоминаниями о былом, полюбоваться цветами в оранжереях и теплицах, попутно пугая нового их хозяина, Лонгботтома, и показывая ему, что он все же принят на равных, как и Гарри с Гермионой.
***
Такую благодушную обстановку портили лишь участившиеся статьи в «Пророке», в которых рассказывалось о выступлениях новых Пожирателей. Читая их, можно было подумать, что кто-то подстрекает молодых людей на подобные безумства. Еще удивляло, что движение ширилось, принимая массовый характер.
– Как быстро им надоела мирная жизнь! — возмущалась Гермиона.
– Неужели им не дорога свобода? — удивлялся Гарри.
– Они вряд ли задумываются о том, что рискуют. Надев безликую маску и одинаковую с другими черную мантию, ощущаешь себя неуловимым невидимкой. Эти юнцы уверены, что их не вычислят, — пояснял Северус. — Но даже если и задумываются, то наверняка мнят себя борцами за правое дело или карающей дланью для иноверцев и своих врагов. На самом же деле им просто скучно. Кучка выходцев из чистокровных магических семей с немалым достатком. Они не знали нужды, привыкли, что их капризы исполнялись. Вот и показывают гонор. Я, если честно, пока не вижу в них реальной угрозы.
К сожалению, ему пришлось поменять мнение, когда к сынкам Пожирателей, заключенных в Азкабан, присоединись отпрыски оборотней из стай Фенрира. Первое же их выступление стало по-настоящему кровавым: разорванные шеи мирных обывателей магловского городка, куча покусанных, которые никогда уже не будут нормальными. И на фоне всего этого какой-то темный ритуал, пробуждающий ярость у оборотней и в то же время дарующий способность трансформироваться не только в полнолуние.
Очередным ударом стал побег из Азкабана. На свободу вырвались сразу шестеро ярых последователей Волдеморта: Яксли, Мальсибер, братья Лестрейнджи, Эйвери и Нотт-старший. По рассказам авроров, стоявших в тот день в дозоре, беглецам помогли дементоры, которые внезапно вышли из повиновения и открыли камеры преступников.
В «Ежедневном пророке» вышла заметка, полная невероятных выдумок, и среди всей этой шелухи — рассказ о таинственном маге, призвавшем этих темных существ и дававшем им указания. На такое был способен лишь почивший Волдеморт. Поэтому вспыхнула новая волна слухов о его возвращении.
Отголоском этой шумихи стало появление в Хогсмиде патрулей авроров, но на Хогвартс это мало повлияло, так как там училось новое поколение, родившееся на излете войны. Вражда факультетов за мирные годы угасла. Никто больше не воспринимал слизеринцев, как будущих темных магов, а гриффиндорцев — как героев и спасителей. Из них не растили воинов двух противоборствующих армий
Глава 6. Интерлюдия 1: Темный Лорд и его крестражи
Маленький Том больше всего боялся смерти, так как безумно хотел жить. Превратившись в Волдеморта, он возжелал бессмертия, как средства власти и способа показать, насколько он особенный. Упоминание Слизнорта о крестражах настолько заинтересовало его, что юный Реддл сделал все возможное, чтобы вытрясти из зельевара известные ему сведения об их создании.
Гораций, разумеется, предостерегал своего любимого талантливого ученика, насколько опасно разбивать душу на части. Помимо того, что коверкаешь собственную жизнь, убивая, еще и лишаешь другого права на существование. Но Волдеморта всегда интересовало лишь собственное будущее, а на остальных ему было плевать.
Его не пугало, что каждый новый крестраж будет лишать его чего-то важного. Тем более что зельевар перечислял такие никчемные качества, как человечность, доброта и умение любить. Возможные приступы ярости тоже не останавливали. В конце концов, темный повелитель должен наводить ужас даже на подчиненных, не то, что на врагов.
Получив азы от Слизнорта, Волдеморт перерыл множество книг по черной магии, прежде чем все же найти ту, где рассказывался способ, как разбить свою душу на части. Причем истинного бессмертия человек мог достичь, создав максимально возможное число крестражей — шесть. К этому Том и стремился.
Первой пробой стал магловский ежедневник, который юный Волдеморт таскал всюду с собой. Произошло это потому, что, убив Реддлов-старших, он впервые ощутил внутренний раскол души, а подходящей вещи, чтобы заточить в нее оторвавшуюся часть, не оказалось. Вернее, достойной вещи. Это уже много позже Том решил приспособить для этого реликвии Основателей и другие ценные артефакты.
Медальон Слизерина, чаша Хаффлпафф, диадема Рэйвенкло — одни названия чего стоят, а если еще вспомнить, что вещи охраняли части его души… — Волдеморт был влюблен в эти предметы.
Амбиции требовали, чтобы он использовал что-то, принадлежащее Гриффиндору. Но, во-первых, этот маг оставил после себя слишком мало предметов: шляпу и меч. Первая использовалась при распределении учеников в Хогвартс, но, если разобраться, имела непрезентабельный вид и была подвержена старению. Второй слишком хорошо охранялся.
Во-вторых, артефакты, принадлежащие откровенно светлому магу, врагу Слизерина, потомком которого Волдеморт являлся, могли и не превратиться в крестраж. Поэтому темный маг отказался от этой идеи и взял за вместилище старинный перстень, передающийся в семье Гонтов из поколения в поколение и, по слухам, как и медальон, принадлежавший когда-то Салазару, точнее, даже его предку — Кадмиусу Певереллу.
После этого Волдеморту осталось создать лишь еще один крестраж до полного комплекта. И тут дело застопорилось. Ему никак не удавалось найти достойное вместилище. Любимица Нагини — настоящий магический фамилиар и единственный друг — предлагала себя на эту роль. Но он не знал, можно ли поместить часть собственной души в чужой разум. К тому же, змея — смертное создание. Разумность подобной осторожности подтвердилась, когда ее убили в одной из стычек с аврорами.
А в Министерстве вообще была совершена масса ошибок. Ему следовало придти туда под чарами и забрать пророчество. Но сначала Волдеморт посылал за ним сторонников, не зная, что шара могут коснуться лишь трое: он сам, Поттер и Дамблдор. Затем заманил туда мальчишку. Однако когда имеешь дело с Поттером — результат непредсказуем. Пророчество разбилось, мальчишка в очередной раз переиграл Темного Лорда. И лишь победа над давним врагом, Дамблдором, грела пострадавшее самолюбие Волдеморта.
***
Именно триумф, околдовавший разум, помешал разработать по-настоящему гениальный план дальнейшего противостояния с Избранным. Волдеморт, как всегда, недооценил Поттера. А как иначе?.. Едва достигший совершеннолетия мальчишка, и он — умудренный опытом волшебник. И вдруг этот светленький, добренький маг, почти ребенок, применил настолько темное заклятие.
Волдеморт ощутил каждой клеточкой тела, как сгорает его плоть, как основа души панически пытается покинуть этот бренный мир. Потом была пустота и забвение…
То, что он не умер, а оказался в чьем-то разуме, было неожиданно, почти волшебно. И лишь воспоминание о крестражах, которые он сам создавал, поумерило восторг. Но все равно первым порывом было желание поблагодарить Горация Слизнорта, который натолкнул на эту идею. Возможно, когда-нибудь он так и сделает.
В отличие от пребывания в разуме Квиррелла, который пошёл на это добровольно, в нынешнем вместилище душе Волдеморта было неуютно. Хозяин всеми силами сопротивлялся, пытался вытолкнуть гостя. И лишь какая-то частичка тьмы мешала этому произойти, да еще тот факт, что маг, в разуме которого оказался подселенец, даже не догадывался об этом.
Именно здесь Волдеморт впервые пожалел, что разорвал свою душу на столько частей. С одной стороны, именно они удержали его в этом мире, невзирая на примененное Поттером заклинание. С другой, будь он целостней, ему было бы легче подчинять себе чужой разум, заставлять уйти на задний план и отдать тело в чужое владение.
Усложняли процесс подчинения и некоторые другие факты: носитель был сильным магом и почти идеальным человеком. На него плохо действовало «Империо», он мало пил, не применял зелий, одуряющих сознание. Однако Волдеморту время от времени все же удавалось перехватить управление на себя.
Серьезным прорывом был день, предшествующий ночи Самайна. Хозяин тела был расстроен, позволил себе лишнее, расслабился. А Темный Лорд не дремал: тут же перехватил инициативу и аппарировал в Литтл-Хэнгелтон, где в развалинах дома Гонтов было спрятано кольцо Певереллов.
К счастью, оно оказалось на месте и целым. А еще процедура слияния осколка души с основной частью была не слишком сложной и не требовала ни раскаяния, ни особого ритуала — лишь довольно темного заклинания. Правда, соединение было не полным — они так и оставались независимыми друг от друга. Но зато их, враждебных, теперь будет две в негостеприимном разуме.
Еще одной приятной новостью стало присутствие в доме Реддлов юных сторонников, готовых не только мстить за арестованных отцов, но и слушаться его, своего господина. Но Волдеморт не собирался пока им полностью доверять, как и затевать что-то грандиозное. Вот упрочит свои позиции, а то и вовсе отвоюет чужое тело… Пусть пока сеют смуту и набирают новых членов.
***
Пробуя свои новые возможности, Волдеморт связался с потомками Фенрира. С одной стороны, он всегда недолюбливал оборотней, считая их второсортными магами. С другой — из них выходили послушные подчиненные, беспощадные к врагам и наводящие ужас.
Другим шагом стало освобождение из тюрьмы своих ярых последователей. Их, правда, оказалось меньше, чем он рассчитывал. Вернее тех, кто не сошел с ума и рискнул сбежать. Та же Беллатриса, к примеру, окончательно спятила, а Кэрроу, брат и сестра, предпочли остаться в камере, а не жить в вечном страхе быть пойманными и приговоренными к поцелую дементора. Но те шестеро… Каждый стоил десятка, и они горели жаждой мести.
Все эти манипуляции приходилось проводить с большими перерывами. Это безумно раздражало и утомляло Волдеморта: ему все еще не хватало сил завоевать разум носителя. И тогда он решил собрать мозаику из частей собственной души и заставить действовать, как единое целое.
Никто до него не совершал ничего подобного. Но раз получилось с осколком, заключенным в перстень Певереллов, то получится и с остальными. Хотя ему пришлось повторно сожалеть об их количестве и разбросанности по территории Британии. Чтобы до них добраться, Волдеморту требовалась большая уединенность, чем обеспечивал хозяин тела.
Носитель был общительным человеком, работал и находился под постоянным надзором. Долгое отсутствие, провалы в памяти — все это могло вызвать чужой интерес. К тому же высвобождение частички души, помещенной в предмет, и тем более ее присоединение к основе можно было производить исключительно в особые дни. Ближайшей такой датой был Белтайн.
Когда-то Волдеморт гордился созданным хранилищем для медальона Слизерина и в дальнейшем собирался поместить все свои крестражи в нечто подобное. Сейчас оно было единственным и неповторимым. Сложись обстоятельства иначе, он не стал бы деактивировать именно этот крестраж, но… другие были более недоступными.
Диадема Рэйвенкло была спрятана в Хогвартсе, где в течение учебного года находилось слишком много народа, а чаша Хаффлпафф — в подвалах приюта, который не пустовал никогда. Ждать до лета или надеяться, что он наберет сил без дополнительного осколка души, Волдеморт не мог, поэтому и начал с уединенной пещеры, где когда-то испытывал свои стихийные магические силы над доверчивыми приятелями.
Каково же было его разочарование, когда оказалось, что этот совершенный тайник разорен. Собственный слуга, клявшийся в верности и преданности, добрался до медальона и уничтожил его. И то, что удачливый вор недолго торжествовал, погибнув под натиском мерзких инфери, которые охраняли подходы к чаше, не стало утешением.
– Нет! — взревел Темный Лорд, дочитав издевательскую записку, оставленную предателем, и, чувствуя, что теряет контроль над чужим телом, срочно аппарировал из опустевшей пещеры.
Не хватало еще, чтобы носитель заподозрил об его присутствии в собственном разуме!
***
Гарри проснулся от собственного крика. Он плохо помнил, как добрался вчера до особняка Блэков, так как перебрал с алкоголем, расставшись с очередной смазливой пустышкой. Но его взволновало не странное местоположение, и даже не провал в памяти от избытка спиртного в крови. Было кое-что похуже: сон, яркий, красочный, такой реальный…
Он снова ощущал себя Волдемортом, посещал в этом облике мрачную пещеру, где под толщей черных вод озера прятались зловещие охранники — инфери, а на острове стояла чаша, полная зелья, которое, если его выпить, вызывало прилив самых худших воспоминаний.
На ее дне прятался медальон Слизерина — крестраж, хранящий частичку души темного мага. Вернее, якобы хранящий… Регулус Блэк, брат Сириуса, казавшийся ярым поклонником Волдеморта, предал его, уничтожив артефакт адским пламенем и заменив жалкой подделкой с издевательским посланием.
Гарри провел ладонью по раскалывающейся от боли голове. Что это, дурной сон, навеянный пьяным подсознанием или реальное видение, какие случались до его победы над Волдемортом?.. Судя по тому, что из шрама текла кровь — последнее. А ему так не хотелось верить, что этот монстр снова вернулся!
После треклятого нового пророчества Трелони, когда он устроил безобразную истерику, Гарри уже несколько раз снились сны-видения, в которых Волдеморт встречался с юными последователями своих идей. Тогда его тоже одолевали чужие эмоции: гордость, что растет смена, недоверие к безусым юнцам, застарелая неприязнь к оборотням, полулюдям-полуживотным. Но Гарри списывал это на разыгравшееся воображение и приступы паранойи.
Призыв дементоров его впечатлил гораздо больше. Видеть себя окруженным этими тварями и не ощущать липкого страха, а лишь чувство собственного превосходства, что они признают твой авторитет, было неправильно. А радость от встречи с закоренелыми преступниками, потерявшими человеческий облик в погоне за химерой власти и магической мощи, вызывала резкое неприятие в душе…
Теперь же, сидя на полу в прихожей пыльного дома Блэков, чувствуя вчерашнее похмелье и головную боль, Гарри окончательно понял, что все это — не плод его больного воображения. Волдеморт вернулся и набирает мощь. Задержало его душу на земле наличие якорей — крестражей, и не одного — нескольких!
Осознание этого кошмарного открытия выветрило остатки алкоголя. Гарри поспешно вскочил, привел себя в порядок и кинулся в Хогвартс, чтобы поделиться этим знанием с самыми близкими и надежными людьми: с Гермионой и Северусом.
То, что девушка была его опорой и поддержкой, он знал уже с первого курса. Профессор же получил эту роль относительно недавно.
После того как Снейп защитил его от Волдеморта в Отделе Тайн, Гарри пересмотрел свое отношение к нему. Он осознал, что строгий учитель не испытывает к нему ненависти — просто у него сложный характер. К тому же, внешностью Гарри напоминал Джеймса, школьного врага и соперника Северуса. Когда наставник понял, насколько сын отличается характером от отца, стало легче, а после выхода парня из комы они по-настоящему сблизились и подружились, стали называть друг друга по именам.
Глава 7. Неприятные вести
В последние годы ученики и учителя старались не оставаться в школе во время весенних каникул. Но тревожные заметки об участившихся нападениях юных последователей Волдеморта сделали свое черное дело. В этом году за столом в Большом зале собиралось достаточно много народа. Северус был в их числе. Впрочем, он не изменял этой традиции с тех пор, как одиннадцатилетним мальчиком переступил порог Хогвартса.
Северус искренне ненавидел дом отца, расположенный в бедном магловском районе. Особняк родителей матери был слишком запущенным и угрюмым и откровенно пугал его. А собственным жилищем он так и не обзавелся.
Старинный замок давно стал ему истинным домом, и Северус любил проводить тут свободное время. Обычно его радовали полупустые коридоры, возможность покопаться в лаборатории в собственное удовольствие, посидеть в огромной библиотеке за книгой. Но этой весной Северус внезапно ощутил грусть и свое одиночество. А все из-за того, что его верная свита в последние месяцы, Гарри и Гермиона, разъехалась по своим делам.
Общение с оставшимися преподавателями не приносило того удовольствия, как с этими двумя. Вектор слишком много себе позволяла, считая, что имеет на это право после Рождественского бала. Пинс предпочитала человеческому общению книги, Трелони много пила. Хагрид был весь в заботах о монстрах и тоже любил приложиться к бутылке. А Слизнорт… Старик мог бы поддержать беседу на зельеварческую тему, но предпочитал трястись над каждой статьей в «Ежедневном Пророке» и был неинтересен.
Внезапное возвращение Грейнджер было воспринято Северусом, как подарок небес. Его поначалу не смутило, что она вернулась чуть грустной, подавленной и лишь вяло улыбнулась ему. Северус даже собирался проигнорировать эти знаки, но затем все же поинтересовался:
– Вы чем-то огорчены?
– Даже не знаю… — задумчиво откликнулась Гермиона. — Дома вроде все в порядке. Родители встретили меня радушно и искренне радовались моему появлению. Но меня не оставляет ощущение, что я там чужая. С тех пор, как у меня появился маленький брат, их внимание и любовь принадлежат ему.
– Банальная ревность, — подколол он.
– И это тоже, — покладисто согласилась она. — Я никогда не хотела братика — мне вполне хватало в этой роли Гарри. К тому же, я считала, что мама уже не в том возрасте, чтобы рожать. Хотя… Ей было двадцать, когда я появилась на свет.
– Но дело не только в брате, ведь так?
– Как сказать. Просто Дэвид наглядно показал мне, чего на самом деле ожидали от меня родители. Он — добрый, умненький мальчик и, как я, любит читать и учиться, но, в отличие от меня, в нем нет магической силы. Поэтому Дэвид им ближе, понятней. К тому же, они всегда мечтали именно о сыне.
На несколько мгновений на ее красивое лицо набежала тень, затем глаза загорелись лукавым блеском, и девушка закончила более весело:
– Впрочем, я уже выросла, и мне не так сильно нужны родители. Мой мир здесь, рядом с вами…
– Я вряд ли заменю их вам, — решил уточнить Северус.
– От вас этого и не требуется, — заверила Гермиона. — Иллюзию родства может дать Гарри — мой названный братец. А вы… — Она запнулась и чуть коряво закруглила: — Это вы.
На языке Северуса крутился вопрос, что это значит в ее понимании. Но где-то глубоко в душе, где жили радужные мечты и несбыточные надежды, прятался нужный ответ. Поэтому он отшутился:
– Да, я — это я: старый мудрый ворон, летучая мышь подземелий или их ужас и самый молодой директор Хогвартса.
Задорный смех, благодарность и что-то еще в ее карих глазах стали ему лучшей наградой.
***
Пару дней Северус и Гермиона наслаждались общением друг с другом. Он видел отражение своих чувств в ее глазах, и иногда ему нестерпимо хотелось преодолеть пропасть, стать больше, чем наставником и другом, но… Эти метания прервало внезапное появление Гарри.
«Поссорился с очередной подружкой?» — мелькнуло в голове у Северуса. Если бы он мог вмешиваться, то сказал бы этому оболтусу сразу, что Ромильда Вейн — не пара для него. Ей нужен Герой, Победитель Волдеморта, а не просто Гарри со своими проблемами, неуверенностью и грузом прошлого. Но Поттер, как всегда, повелся на смазливую мордашку и умильные глазки.
В этом отпрыск Джеймса не походил на своего папашу, который, как и Северус, влюбившись в Лили Эванс еще в детстве, пронес это чувство через годы. Гарри сочетал в себе несочетаемое: влюбчивость и желание найти ту, единственную, доверчивость и подозрительность, непостоянство и преданность.
Впрочем, Гарри не повезло сразу встретить свою «Лили», и Северуса радовало, что он не увидел ее в Гермионе. Девушка, так не похожая на подругу детства, была нужна ему самому, так как, кажется, сумела подобрать ключик к его израненному сердцу.
Все это успело промелькнуть в голове у Северуса, пока Гарри быстрым шагом шел от дверей по Большому залу. А затем до него дошло, что случилось нечто ужасное, связанное с Волдемортом, и в душе всколыхнулся забытый страх, неуверенность в завтрашнем дне и боязнь за близких людей. Как ни странно, сейчас к малочисленному списку, в который входил пока лишь этот растрепанный парень, прибавилась еще и кареглазая девушка, тоже не всегда ладившая с волосами.
Мысль не успела позабавить, так как Поттер наклонился к Северусу и громким шепотом, чтобы слышала только Гермиона или, на худой конец, кто-то из преподавателей, но не студенты в зале, взволнованно сообщил:
– Волдеморт вернулся! Теперь я точно уверен и даже знаю, что задержало его дух на земле!
– Что? Как?.. — сдавленный вскрик Гермионы остался незамеченным из-за обморока Слизнорта.
Девушка кинулась приводить в чувство старика и забыла о собственном страхе, а Гарри, будто не заметив испуга пожилого декана, рассказывал о своих снах-видениях, о крови из старого шрама, о позабытом единении с монстром.
– Представляете, он создал крестражи, не один — несколько! — завершил свою речь Поттер.
Его слова едва не послужили поводом для нового обморока зельевара, а затем старик вскочил с пола и, как молодой, ринулся из зала. Северус поспешил за ним — пора было выяснить, почему Гораций так болезненно реагирует на все это.
***
Войдя в апартаменты зельевара, Северус застал уже знакомую картину: Слизнорт поспешно собирал чемоданы. Желая вывести Горация на чистую воду, директор припечатал:
– Вы ведете себя так, будто лично причастны к новому возвращению Волдеморта.
Сдавленное «ох», и старик грузно опустился на стул.
– Не вынуждайте применять легиллименцию или поить вас веритасерумом, — продолжал давить Северус.
Еще один вздох, поникшие плечи, затем затравленный взгляд и тихое признание:
– Я действительно считаю себя причастным.
Слизнорт надолго замолчал, но Северус, не желая нянчиться с ним и откровенно переживая, как там Гарри и Гермиона, не нуждаются ли в его поддержке, поторопил:
– Рассказывайте. Не томите.
– Когда Том еще был моим учеником, я любил устраивать вечеринки, — издалека начал Слизнорт.
– Да, я тоже застал ваши вечера Клуба Слизней, когда был студентом, — кивнул Северус.
– Нет, речь не совсем об этом. Тогда я еще проводил внутренние посиделки на территории Слизерина, так сказать, чтобы сплотить своих змеек. И юный Том Реддл, красивый, общительный, казался прекрасной кандидатурой для связки.
– Он умел обворожить и увлечь за собой.
– Что есть, то есть. Мне было приятно, что он внемлет мне как оракулу, слушает мои наставления. Я старался показать все свои знания и еще больше заинтересовать его…
Гораций замолк, вспоминая те времена. Северус мог понять старика. Он сам умудрился стать жертвой обаяния Темного Лорда. Правда, его извиняла молодость…
– Однажды я заикнулся о крестражах. Потом опомнился, замял разговор, но было поздно, — тем временем продолжил Слизнорт уже более нервным тоном. — Том вцепился в эти сведения бульдожьей хваткой, и все давил, давил. К моему счастью, я мало знал по этой теме… Но он, видимо, изучил ее сам. По крайней мере, мне это пришло в голову сразу же, когда я увидел черную метку над домом Гонтов. Слова Трелони лишь подтвердили догадку.
Повисло очередное молчание. Северус не знал, стоит ли сердиться на старика, что скрывал это и признался лишь под давлением. Изменилось бы что-нибудь, выйди все наружу еще весной? Вряд ли. Если только…
– Вы в курсе, сколько крестражей у Волдеморта, где они?
– Откуда?! — искренне открестился старик. — Могу лишь сказать, что человек способен разорвать свою душу на семь частей, и, зная амбиции Тома, он так наверняка и поступил.
– О Мерлин! — воскликнул Северус. — Шесть, нет, пять, если вспомнить видение Гарри, непонятных, опасных предметов, спрятанных неизвестно где под защитой изощренных проклятий. И если ли способ их уничтожить?..
– Три, — поправил Гораций и пояснил, увидев непонимание на лице собеседника: — Один он явно нашел в развалинах дома Гонтов и как-то деактивировал. И еще… на втором курсе Поттера была история с дневником Реддла. Так вот, я думаю, это был крестраж.
– И уничтожил его Гарри клыком василиска. Чем не способ?..
– Да, хотя наверняка есть и другие.
Они снова замолчали. Затем Северус переменил тему:
– Это не объясняет, зачем вы стремитесь покинуть школу.
– Страх. Паника. Боюсь, что он до меня доберется, — послушно пояснил Слизнорт.
– Повторюсь, Хогвартс — самое неприступное для него место. Его здесь нет, — напомнил Северус и вдруг потрясенно осведомился: — Или вы подозреваете кого-то из нас?
– Что вы, что вы! — поспешно отказался Гораций.
– В таком случае, перестаньте паниковать и разбирайте вещи! — приказал директор.
– Вы правы, — вздохнул штатный зельевар, несколько приходя в себя, и принялся вытаскивать из чемодана мантии и рубашки.
Глава 8. Записки Альбуса
Гарри и Гермиона обнаружились на смотровой площадке Астрономической башни. Поттер снова был на взводе, но не выкрикивал истеричные фразы, а подавленно сидел, отгородившись защитным куполом, как еж иголками, и явно считал себя виноватым, что не добил Волдеморта.
Девушка стояла в паре шагов от преграды, не решаясь ни уйти, ни разрушить ее. На ее лице была видна жалость к страдающему другу и панический страх перед грядущим. Сердце Северуса наполнилось жалостью и желанием уберечь. Поддавшись ему, он подошел к Гермионе, обнял за плечи, притянул к себе и сказал:
– Ты не одна. Мы вместе. А это дает силу и уверенность.
– Ты это говорил еще осенью, — припомнила она, разворачиваясь к нему лицом.
– Да, но повторюсь и добавлю: с тех пор мы значительно сблизились.
– Грядет нечто страшное, и такой близости уже недостаточно.
Сказав эту фразу, Гермиона подняла глаза, их взгляды встретились и непонятно, кто первый потянулся, чтобы слиться в поцелуе.
Через некоторое время Северус вспомнил о Гарри и мягко отстранил Гермиону, вернее, снова развернул ее к себе спиной и, продолжая обнимать за плечи, обратился к молодому человеку:
– Поттер, у нас много дел, а ты сидишь и упиваешься придуманной виной.
Гарри никак не отреагировал, явно уйдя в свои думы, и тогда Северус добавил:
– Нет, если тебе так нравится… Кто я такой, чтобы уговаривать?.. Мы прекрасно справимся вдвоем с Гермионой. А ты можешь сидеть и киснуть, сколько душе угодно.
– Запрещенный прием, Северус, — хрипло оповестил Поттер, опуская щиты. — Ты пришел позубоскалить или у тебя есть план?
– Когда у меня его не было? — ухмыльнулся Снейп. — Нам всего-то и надо пойти туда, не знаю, куда, найти то, непонятно что, и все будет, как надо.
– А если серьезно? — встряла Гермиона. — Мне показалось, что Слизнорт что-то знает об этом, и что вы поговорили.
– Ты догадлива, — подтвердил Северус. — Гораций был тем человеком, от которого юный Реддл впервые узнал о крестражах. Сегодня я выбил из него это признание и узнал, сколько их у Волдеморта.
– Четыре, — подал голос Гарри. — Судя по моим видениям, он что-то нашел в Литтл-Хэнгелтоне.
– Три, — возразил Северус. — Дневник Реддла тоже им был. Так что минус еще один. Но Гораций не в курсе, что это и где спрятано.
– Но почему он раньше молчал?
– Ты тоже не торопился рассказать о возобновившейся связи с Волдемортом.
– Перестаньте, — остановила Гермиона зарождающуюся ссору. — Что-то мне подсказывает: не только эти двое не раскрывали своих секретов. Был еще один человек.
– Кто же? — хором спросили мужчины.
– Дамблдор! — прозвучал ответ.
– Хм, это мысль… — протянул Северус. — Старик любил недомолвки.
– Жаль, его теперь уже ни о чем не спросишь, — разочарованно произнес Гарри.
– Можно попробовать узнать у портрета, — предложила Гермиона.
– Весьма неудачная работа. Альбус на нем умеет лишь предлагать лимонные дольки и хитро подмигивать, — остудил ее пыл Северус, но, видя разочарованные взгляды молодых людей, сжалился и признался: — Есть кое-что получше. Он вел дневники, вернее — беспорядочные записи. Я уверен, они содержат много полезных сведений.
***
Впервые попав в кабинет директора в качестве его нового хозяина, Северус обнаружил массу вещей, оставленных Дамблдором. Но тогда ему не хватило нахальства заглянуть хоть в одну из записей, которые старик не успел спрятать, так как погиб внезапно. Сейчас же к этому подталкивало не праздное любопытство, а острая необходимость.
– Мерлин, тут их сотни! — воскликнула Гермиона, уставившись на гору разновеликих пергаментов. — И записи в них абсолютно бессистемны.
– Это только малая часть наследия Альбуса, относящаяся к последнему периоду его жизни — очень длинной, а вел он их постоянно, — заметил Северус, указывая на шкаф, забитый такими же пергаментами.
– А еще Дамблдор любил оставлять свои мысли в фиалах, чтобы при необходимости вернуться и покопаться в них, не напрягая память, — добил подругу Гарри, вытаскивая с полки другого шкафа закупоренный сосуд с серебристой субстанцией внутри. — Вот на этом, например, имеется странная пометка «ТК». Спорю на что угодно, что там воспоминание о василиске и дневнике Тома Реддла.
– При таком раскладе мы застрянем тут на годы, — разочарованно протянула Гермиона, но все же решительно придвинула к себе свою часть работы.
Северус недолго полюбовался ее склоненной головкой и шевелящимися губами, проговаривающими слова, написанные витиеватым почерком Дамблдора, чтобы лучше их разобрать. Затем заглянул в думосбор, куда Гарри вылил содержание фиала. Там юная версия мальчишки, чумазая, заляпанная кровью, сбивчиво рассказывала директору о происшествии в Тайной комнате. Отдельной струей витали его воспоминания, явно добытые покойником с помощью легиллименции.
– Даже не предупредил, — проворчал Гарри, тоже наткнувшись на это.
– Ты был ребенком, и Альбус наверняка решил, что проявляет этим заботу о тебе, не травмируя дополнительными расспросами, узнавая обо всем напрямую, — с неодобрением предположил Северус и, вынырнув из воспоминаний, занялся своей частью рукописей.
Ему повезло. В первом же из пергаментов он наткнулся на размышления Дамблдора по поводу дневника Реддла:
«Ничего подобного не встречал. Дневник, вытягивающий магическую силу из человека, контактирующего с ним. Призрачный Том, руководящий Джинни, как марионеткой, ставший настолько материальным, что смог взять в руки палочку Гарри… Это что угодно, но не воспоминание!»
Позднейшая приписка: «Бог мой! Том отважился на такую страшную вещь, как создание крестражей. Можно ли его все еще называть человеком? И впервые, что наиболее ужасно, он проделал подобное в школе».
– Ты права, — сказал Северус, обращаясь к Гермионе. — Альбус знал о крестражах.
– Это стало очевидным, когда я узнала, что дневник — именно такой артефакт. Ведь он не один день находился в руках директора. Я бы на его месте исследовала эту странную штуку. Дамблдор тоже не удержался, — пояснила свои выводы она, пожимая плечами, и снова углубилась в изучение пергаментов.
В этот день они засиделись в кабинете допоздна и договорились на ежевечерние бдения.
***
Не каждый вечер был настолько продуктивным. Они неделями не находили ни строчки о крестражах или им попадались странные записи типа: «Том явно увлекся реликвиями Основателей. Это не к добру!» Отвлекали их и повседневные школьные дела: уроки, проверка контрольных работ, отработки, закупка ингредиентов и инвентаря, педсоветы.
Иногда же сведения сыпались как из рога изобилия. Так, в один из удачных дней они наткнулись на десяток пергаментов и несколько фиалов с воспоминаниями, содержащими записи и сцены, рассказывающие, как Волдеморт собирал памятные вещи Основателей: медальон Слизерина, диадему Рэйвенкло, чашу Хаффлпафф. Были там и выводы, где их искать.
«Том обожал копаться в собственном и чужом прошлом. Отсюда и страсть к реликвиям. Сделав из них крестражи, хотя для этого подошел бы любой предмет, он прятал их не беспорядочно. Чашу он оставил в подвале приюта, где провел долгие годы, считая его своеобразным домом. Кольцо своих предков, Гонтов, схоронил в развалинах их особняка. Медальон поместил в пещеру, где пробовал свои магические силы. Диадему по этой логике должен был привезти из Албании в Хогвартс — еще один свой дом, и наверняка так и поступил, когда пробовал устроиться преподавателем».
– Это в разы упрощает задачу! — обрадовалась Гермиона, которой и попалась эта запись.
– О да. Всего лишь обыскать огромный Хогвартс, — скептически заметил Гарри.
– Это гораздо проще, чем обследовать всю Британию, — парировала его подруга.
– Я думаю, что нам не придется метаться по всему замку. Достаточно будет проверить территорию Слизерина, Тайную комнату и Выручай-комнату, — предположил Северус.
– Не ошибусь, если скажу, что Тайная комната отпадает. Придя на собеседование, Том вряд ли смог бы незаметно туда пробраться, — усомнилась девушка.
– Если рассуждать так, то и в общежитие Слизерина Волдеморт не мог пойти — далековато от цели. Зато Выручай-комната по дороге к кабинету директора, — сузил еще поиски Гарри. — Осталось лишь понять, как он ее себе представлял.
– Как склад ненужных вещей, к примеру, — выдала Гермиона и предложила: — Проверим?
– Мы сделаем это летом, когда в замке останется лишь несколько преподавателей, — остудил ее энтузиазм Северус. — И вообще, предлагаю сначала заняться чашей. Она лежит в более доступном месте для Волдеморта. Если верить Слизнорту, то Темный Лорд, найдя кольцо Гонтов, деактивировал его и стал сильней. Нельзя допустить, чтобы то же самое повторилось с чашей!
– А чем займемся сейчас? — все еще пылая жаждой деятельности, поинтересовалась девушка, не замечая его горячности.
– Будем листать пергаменты дальше, — ответил мужчина — Мы пока не знаем, что является последним крестражем, да и способы их уничтожения нам тоже неизвестны.
Молодые люди погрустнели от перспективы такого скучного занятия, но послушно приступили к делу.
***
К концу учебного года им стало понятно, что крестраж можно разрушить тремя способами: адским пламенем, ядом василиска и мечом Гриффиндора, считающимся сосредоточием светлой магии.
В последнем великий Дамблдор сомневался. Он долго исследовал меч, но нашел его обыкновенным оружием. Да и создание крестражей было изобретено задолго до того, как выковали этот клинок. К тому же, Годрик вряд ли что-либо знал о них, так как практически не интересовался темными искусствами.
Яд василиска был проверенным на практике средством. Именно с помощью его был уничтожен дневник Тома Реддла. Но этот редкий ингредиент сохранился лишь в клыках погибшего монстра. Извлечь его оттуда было проблематично, почти невозможно. Носить в кармане оторванный зуб… чревато неприятностями. Как саркастично заметил Северус, недолго и отравиться, а знакомого феникса, чтобы поплакать над ранкой, больше не осталось — Фоукс ушел в небытие вслед за хозяином.
Если же всерьез, то яд долго не сохранялся в оторванном зубе. Чтобы им воспользоваться, надо было бы принести крестраж в Тайную комнату. Дамблдор же считал, что длительный контакт с таким артефактом влиял на психику любого мага, кроме Волдеморта. Троица предпочитала верить сделанным выводам и не рисковать. Поэтому чашу, когда они ее обнаружат, было решено сжечь в адском пламени. А вот диадему… Впрочем, следовало сначала дождаться лета.
Пока же они упорно продолжали искать сведения о последнем крестраже, но, сколько не перебирали пергаментов, почти ничего не нашли. Единственное, что попалось им по этому поводу, было непонятное рассуждение:
«Я замираю от ужаса, когда подумаю, что мои размышления верны. Том создал-таки последний крестраж, не зная и не ведая об этом. И теперь он существует, живет своей жизнью. Что самое кошмарное, я вижу один только способ избавиться от него: Волдеморт должен сам его уничтожить. Но, Мерлин всемогущий, как я скажу замешанным в этом лицам?!»
– Я понял, что ничего не понял, — признался Гарри, прочитав этот отрывок.
– Можно подумать, что последний крестраж живой, — неуверенно произнесла Гермиона. — Но это же невозможно! Или?..
– Думаю, нет. Альбус имел в виду что-то иное, — усомнился Северус и воскликнул в сердцах: — Будь проклят этот старик с его недомолвками!
На этой эмоциональной ноте они решили отложить на время дальнейший разбор пергаментов. Этого требовали школьные дела: конец учебного года и экзамены. А потом они поедут за чашей. Что до последнего крестража… Каждый из троицы взял часть рукописей себе, чтобы просматривать на досуге.